И он имел на это полное право. Имел полное право согласно английским законам.
Тео порывисто встала и стянула через голову утреннее платье. За ним последовала сорочка. К обеду она наденет власяницу[11].
Тео забралась в постель в одних панталонах и свернулась клубочком. Если она вздремнет, то, проснувшись, возможно, обнаружит, что этого дня никогда не было. Возможно, она сейчас просто бредит в горячечном жару и ей причудился кошмар.
Но все же чудесная сказка закончилась тем, что гадкий утенок превратился в лебедя. А ведь всем известно: лебеди получают все, чего захотят. С красивыми людьми так и происходит.
Тео уснула, размышляя о красоте, и ей приснилось, что она кружится по бальному залу в объятиях мужчины, буквально сияющего ослепительной красотой. Она взглянула на него украдкой, пытаясь определить, светится ли его кожа на самом деле.
– Да, – сказал он ей мягким мелодичным голосом, – я – один из благословенных.
И тотчас же старое, хорошо знакомое чувство собственной неприглядности овладело ею, окутав словно покрывалом. И не важно, как она одета, ей никогда не суждено сиять, как бы она ни старалась.
А он кружил ее все быстрее и быстрее… и Тео проснулась со слезой, катившейся по щеке. Она никогда не умела обманывать себя. Она не чувствовала себя лебедем – лишь одной из тех фарфоровых пастушек, которых старый герцог так низко ценил.
Она чувствовала себя пустой вазой, никчемной женщиной, чей муж игнорировал ее существование в течение семи лет. Женщиной, достаточно глупой, чтобы выйти замуж за мужчину, унаследовавшего преступные наклонности.
За первой слезой последовала другая, а за ней – еще и еще…
Тео пыталась справиться с душившими ее рыданиями, когда услышала, что дверь в комнату открылась.
– Амелия! – окликнула она служанку. – Принеси мне носовой платок, пожалуйста!
Но бесполезно скрывать слезы от Амелии – ведь та знала все о ее жизни и всегда будет знать. Поэтому Тео так и осталась лежать, свернувшись клубком. Когда же услышала шаги, протянула руку – и действительно, мягкий носовой платок тут же коснулся ее пальцев.
– Что-то я совсем расклеилась, – сказала она, утирая слезы. У нее даже волосы под щекой намокли от слез. – Амелия, будь добра, распорядись, чтобы принесли чаю.
Но вместо ожидаемых удаляющихся шагов служанки она вдруг почувствовала, как кровать прогнулась, когда кто-то уселся рядом с ней. Кто-то ужасно тяжелый…
– Вот задница, – прошептала она, зажмурив глаза.
– Это твое самое крепкое ругательство? – с любопытством спросил Джеймс.
– У меня есть и получше, – ответила Тео сквозь зубы. – Я приберегаю его для прямого обращения. Может, окажешь любезность и соизволишь убраться?
Он немного помолчал – словно делал вид, что обдумывает ее требование.
– Нет.
Тео следовало сесть и посмотреть ему в лицо, но она была слишком несчастна, слишком подавлена. Ее переполняла жалость к себе, по правде сказать. Поэтому она подтянула одеяло, накрывшись почти с головой, и еще крепче зажмурила глаза.
– Я говорил тебе, что делают пираты после тяжких дневных трудов?
– Убивают пленников, случайно оставшихся в живых?
– Нет, уже после этого, – любезно ответил муж. – Пиратский капитан не может утратить бдительность, поэтому мы с Гриффином никогда не принимали участия в застольях команды.
Тео пыталась дышать спокойно, но ее внезапно одолела икота.
– Так вот, я мылся горячей водой. Затем заворачивался в одеяло и засыпал. – Джеймс встал и, судя по шагам, удалился в ванную комнату.
Несколько секунд спустя Тео услышала скрип насоса и шум льющейся в ванну воды. Печаль и изнеможение, казалось, превратили ее мозги в патоку. Она даже снова задремала на минуту-другую, слушая мерный шум водяной струи. Проснулась же в то мгновение, когда почувствовала, что ее поднимают с кровати. Тео вцепилась в одеяло изо всех сил – и только потащила его за собой.
– Прекрати… – Она прочистила горло, так как с ее губ сорвался лишь слабый шепот. – Немедленно отпусти меня!
– Сейчас.
Лежа на руках мужа, Тео отчетливо видела шрам, пересекавший его шею, и это зрелище пробудило в ней странное чувство. Она очень надеялась, что Джеймсу удалось убить того пирата, который сотворил с ним такое.
Тут Джеймс поставил ее на ноги и теперь возвышался над ней подобно башне – огромный и могучий, мужчина до мозга костей. Внезапно кожу ее обдало воздухом, и Тео осознала, что ее одеяло исчезло и она осталась почти обнаженная, в одних только панталонах.
Звук, вырвавшийся из ее горла, был подобен визгливому крику павлинов, прогуливающихся по угодьям Букингемского дворца.
– Какого черта?! Что ты делаешь? – закричала она и, протянув руку, выхватила у мужа одеяло. Джеймс от неожиданности потерял равновесие и привалился к стене. – Убирайся отсюда! – кричала Тео прерывающимся голосом. – Что ты здесь делаешь?! Где моя камеристка?! Почему ты не можешь оставить меня в покое?!
– Я пришел вместо твоей служанки, – ответил Джеймс, выпрямившись.
– Уходи! – Тео снова прикрылась одеялом. Глаза ее опухли, а все тело ломило от изнеможения, которого она не испытывала с тех пор, как умерла мать. Сделав глубокий вдох, она заговорила уже спокойнее: – Я прошу тебя оставить меня. Я понимаю, что ты, очевидно, не привык к такому на борту корабля. Но мне необходимо побыть одной.
Ей показалось, что в глазах мужа промелькнуло что-то от прежнего Джеймса, друга ее детства.
– Ты должна принять ванну, – сказал он. – Тебе станет лучше. Вижу, ты плакала.
– Блестящая догадка, – пробурчала Тео. – Однако… Когда я принимаю ванну, то делаю это в одиночестве. Прощай.
– Почему у тебя такие простые панталоны?
– Что?…
– Твои панталоны. Я помню их как предмет из французского кружева, лент и шелка. Я провел много времени на борту корабля, вспоминая их.
Тео нахмурилась.
– На мне простые панталоны, потому что я выбросила все свои детские вещи.
– Они мне нравились.
– Так нравились, что ты не хотел, чтобы я их надевала! – Слова эти сорвались с губ против ее воли.
– Это была просто эротическая игра, – сказал Джеймс, пожав плечами.
– Подобные игры не вполне пристойны, – холодно заметила Тео. И они слишком уж сильно напоминали ей о том ужасном дне. С тех пор она носила белье только из простого гладкого полотна.
Его рука дернулась, и Тео, прищурившись, предупредила:
– Не вздумай снова сдернуть с меня одеяло, не то двину тебя коленом в самое уязвимое место.
Но было что-то в его лице… Джеймс выглядел так, словно сочувствовал ей. Или это была жалость? Тео судорожно сглотнула. Жалость – это уже слишком! Даже для такого ужасного дня…
– Джеймс, не мог бы ты покинуть ванную комнату? Ну если не из обычной вежливости, то просто потому, что когда-то меня уважал… Пожалуйста…
Он молчал, и его глаза были прикрыты. Но он не покинул Тео. Уселся на скамейку для служанки и заявил:
– Нет.
– Тогда уйду я, – сказала Тео, повернувшись. – Спасибо, что накачал воды для моей ванны.
Джеймс вскочил на ноги и ухватил ее за руку, прежде чем она успела сделать еще один шаг.
– Что ты делаешь?! – воскликнула Тео. Внезапно их взгляды встретились. – Ты… ты когда-нибудь насиловал женщин, Джеймс? Нет? – Несмотря на все старания сдержаться, слезы снова подступили к ее глазам.
Низкий рык вырвался из его груди.
– Как ты можешь говорить такое мне?!
– Потому что ты пират. Потому что ты… ты… – Она осеклась, снова взглянув ему в глаза. Там был не столько гнев, сколько боль.
– Ты боишься, что я сделаю это с тобой? – проговорил он с обидой в голосе.
Тео опять судорожно сглотнула.
– Конечно, нет, – ответила она, но ей не удалось сказать это достаточно убедительно.
Тут глаза Джеймса сверкнули, и он произнес:
– Я никогда не насиловал женщин! – И почему-то этот раскатистый рык напомнил Тео об изумительной красоте его прежнего голоса.
– Но ты убивал людей, – заявила она и тут же прикусила губу.
– Только в случае необходимости. И я никогда не убивал невинных. Под моей командой «Мак II» атаковал только пиратские суда, плававшие под черным флагом с изображением черепа с перекрещенными костями. Так же поступал и «Летучий мак», с тех пор как мы с Гриффином объединили наши силы.
– И никого не бросали за борт?
Джеймс решительно покачал головой:
– Конечно, нет.