Накануне, по настоянию Гарри, она провела весь день в постели из-за пораненной руки. Ее окружили вниманием и заботой многочисленные слуги. Ей приносили еду на серебряных подносах. Для нее делалось абсолютно все. И вообще, это был прекрасный день — по ее представлениям, вполне достойный герцогини.
Вечером Гарри сказал ей, что на следующее утро начнется ее «настоящая жизнь» и что ей пора приобщаться к его семье. Клер задала несколько вопросов и поняла, что таково желание матери Гарри. Клер спросила, когда она увидит ее, но Гарри как-то неопределенно заметил, что, наверное, скоро, но леди Макаррен много болеет и в основном пребывает в своих покоях.
Утром Клер проснулась счастливой и торжествующей. Она станет наконец членом семьи Гарри и займет подобающе место рядом с ним.
Увы, все сразу пошло не так как надо. Мать Гарри выбрала ей горничную, пока Клер не найдет собственную, восемь часов утра Клер была разбужена маленькой тощей женщиной, которую можно было описать одним словом: серая. Ее волосы, кожа и даже рот были серыми. Казалось, она родилась с угрюмой миной на лице. Она назвалась мисс Роджерс и спросила Клер, что та желала бы надеть сегодня. Клер ответила, что наденет свое красное шерстяное платье. Мисс Роджерс фыркнула и вернулась в спальню с темно-зеленым шерстяным платьем.
Клер было подумала, что та не расслышала, но оказалось, что со слухом у горничной все в порядке. Просто мисс Роджерс посчитала, что зеленое платье больше подходит для утра. Клер послушалась ее, подумав, что, может быть, служанка понимает больше нее в обычаях дома.
Клер спустилась к завтраку без трех минут девять. Перед дверьми столовой стояло человек двадцать. Она очень удивилась, увидев их, потому что не знала, что в Брэмли приглашены другие гости, кроме ее семьи. Она протиснулась мимо них к Гарри и попросила представить ее, но он был увлечен обсуждением вопроса о покупке лошади и сказал, что сам не знает половины присутствующих.
— Полагаю, какие-то родственники, — вот и все, чего ей удалось от него добиться.
Прежде чем Клер успела представиться, двери распахнулись, и все собравшиеся поспешили занять места за столом.
Клер осталась стоять в дверях, пока человек в ливрее не указал ей ее стул. Гарри сидел во главе стола, а место Клер было далеко от него. «Наверное, произошла какая-то ошибка», — подумала она, встала со стула и подошла к Гарри.
— Меня посадили так далеко от вас, — сказала она.
Вдруг в комнате воцарилось молчание. Все присутствующие, включая слуг, повернулись к Клер. Ее мать никогда не вставала раньше полудня, так что ее не было за столом, а отец восседал где-то посредине.
Гарри взглянул на Клер несколько растерянно, как бы не понимая, на что она жалуется.
— Каждый занимает место в соответствии со своим положением и рангом, а вы ведь американка.
Клер недоуменно посмотрела на него. Гарри, казалось, не понимал, чему она так удивляется, но попытался объяснить.
— Когда мы поженимся, вы станете герцогиней и сможете сидеть во главе стола.
— О-о! — вымолвила ошеломленная Клер. Она попыталась дойти до своего места — туда, где сидели нетитулованные американцы, — гордо и достойно. Даже после того, как они поженятся, ей нельзя будет обедать, сидя рядом с мужем, — какая нелепость.
Когда Клер заняла свое место и подали первое блюдо — жареную колбасу, она решила исправить положение, непринужденно обратившись к сидевшему рядом с ней мужчине.
— Прекрасный день сегодня, не правда ли?
За столом все как будто замерли, перестав жевать и уставившись на нее. Она наклонилась вперед, чтобы взглянуть на Гарри. Тот покачал головой, пытаясь дать ей понять, что разговаривать ей тоже не полагается.
Она опустила глаза и принялась есть в полном молчании. На второе подали жаркое, после чего лакей в ливрее принес газеты и подал их мужчинам. Клер подумала: раз ей не разрешается разговаривать, она тоже почитает. И взяла с подноса газету, предложенную ее соседу слева. Опять воцарилось молчание. «А сейчас-то что я сделала неправильно», — в отчаянии подумала девушка. Она оглядела сидящих за столом. Ни одна из дам не читала. Это было привилегией мужчин. Пытаясь скрыть отвращение к чужим дурацким обычаям, Клер бросила непрочитанную газету обратно на поднос.
Она еще раз огляделась. Гости молчали, занятые едой или газетами. Внезапно Клер встретилась взглядом с одной из дам. Она выглядела обычно, но Клер подумала, что если бы та надела более модное платье, а лицо накрасила, то выглядела бы намного лучше. Дама улыбнулась Клер, та ответила ей улыбкой. Незнакомка сидела близ Гарри, так что, вероятно, была гостьей «очень высокого ранга».
После завтрака, который длился невыносимо долго, Клер быстро пошла следом за Гарри.
— Можно мне поговорить с вами?
Он нахмурился, но, взяв себя в руки, прошел следом за Клер в небольшую гостиную. Гарри повернулся к ней, не скрывая нетерпения: его лошадь была уже оседлана.
— Не могли бы вы объяснить мне, что произошло за завтраком?
— Разве что-то произошло? — спросил Гарри, глядя на каминные часы.
— Почему все должны молчать?
— Мама считает, что завтрак — главная дневная трапеза, а если разговариваешь во время еды, пища плохо переваривается.
Клер насупилась. Слова Гарри были похожи на раз и навсегда заученную проповедь.
— Так почему бы не хранить молчание в присутствии вашей матушки и не позволить всем разговаривать, когда ее нет? Обед проходит гораздо веселее, когда разговариваешь.
Он снисходительно улыбнулся.
— Вы правы, но ведь мама — герцогиня.
Клер подумала: «Но ведь и вы герцог», а вслух произнесла:
— Понимаю. И ей подчиняются даже в ее отсутствие…
— Разумеется. А теперь, Клер, я должен идти. Мы с вашим отцом хотим осмотреть мои конюшни.
— А газеты?..
Гарри на мгновение растерялся.
— Ах да, видите ли, дорогая, мама считает, что женщины не должны читать газет.
— И что же Ее светлость повелевает читать женщинам? — Голос Клер был полон сарказма, но Гарри не обратил на это внимания.
— Ну, мама думает, что женщинам вообще не следует много читать. Она говорит, что это вызывает у них чувство неудовлетворенности. Надеюсь, это все, дорогая, я тороплюсь. — Он небрежно поцеловал ее в лоб и пошел к двери.
Клер остановила его.
— Гарри, а можно мне пойти с вами?
Гарри мученически закатил глаза. Обернувшись, он улыбнулся невесте.
— Дорогая, я с удовольствием взял бы вас с собой, но вам будет скучно. Кроме того, мы едем верхом, а доктор велел вам беречь руку. Оставайтесь дома и займитесь чем-нибудь приятным.
Клер постаралась скрыть разочарование.
— А можно мне осмотреть дом?
— Конечно! Вы можете делать, что захотите. Учтите только, что в восточном крыле живут люди, которых вы не: должны тревожить, а западное крыло совершенно разваливается. Балки подгнили, там опасно… Так что держитесь подальше. Прощайте, дорогая, увидимся за обедом. — С этими словами он вышел, прежде чем она успела задать ему еще какой-нибудь вопрос или что-нибудь попросить.
«Да, я могу делать все, что хочу, но мне нельзя разговаривать за столом, читать, кататься верхом и ходить по дому, который в один прекрасный день станет моим», — сказала себе Клер, стараясь справиться с дурным настроением.
Клер решила в первую очередь отправиться в библиотеку и попросила слугу провести ее туда. Подойдя к дверям, девушка улыбнулась, услышав громкий смех и голоса.
Однако стоило ей открыть дверь и войти, как смех тотчас стих. В библиотеке было полно мужчин: они курили длинные сигары, читали газеты или просто беседовали. Увидев Клер, они замолчали, застыв в недоумении. Девушка догадалась, что и сюда женщинам вход заказан. Она торопливо отступила назад чуть не налетев на слугу.
— Полагаю, мисс, вы хотели пройти в золотую гостиную…
Клер с благодарностью улыбнулась слуге и последовала за ним. Дом был изящно обставлен: стены обтянуты шелком и парчой, в некоторых местах порвавшихся от старости. Многие стулья тоже нуждались в починке.
В золотой гостиной все — стены, лепнина и мебель — было позолочено. В комнате у камина сидели восемь женщин и вышивали. Судя по износившейся обивке стульев, эта работа а была очень важна.