– Но… но ведь и ужины готовить, и убираться для любимого человека не трудно, приятно даже, – перебила ее Маша.
– Для любимого! Для любимого человека, Маша! А если этот человек, как прыщ на… ну, в общем, если он уже лет сто не любимый, а только так – проживает рядом по привычке, да еще и считает себя пупом земли? Ой, да не говори ты мне ничего! Я тебе просто хочу сказать… раньше мы с тобой хорошо дружили, а сейчас с тобой невозможно дружить, можно только общаться. Ты стыдишься своего Ромку, а потому и друзей к себе не зовешь, и сами никуда не ходите… как ты живешь? И все из-за чего? Из-за Ромашки? Я тебе хочу сказать, что… нет, даже не я, ты же сама знаешь: «Уж лучше голодать, чем что попало есть, и лучше быть одной, чем вместе с кем попало!» Я счастлива! И ты можешь быть! А ты… «завидую»!! Это ты мне завидуй! Вот мы, к примеру, сегодня с любимым идем на выставку молодых художников. Вечером.
Маша усмехнулась:
– Тань, а почему ты его никогда по имени не зовешь?
– А потому что мне нравится звать его любимый! Дорогой! Единственный! Драгоценный! Мой мужчина! Мой царь!.. А теперь повтори и послушай – хоть одно из этих слов ты хочешь сказать своему мужу?.. Можешь не отвечать.
Маша вышла из офиса и поежилась. Ничего себе – понесло Татьяну! И… конечно, в чем-то она права, но уж так-то зачем?! Подумаешь, счастлива она! Да Маша тоже счастлива! Вон у нее какая дочь! И сын – молодец! Сам себе на жилье зарабатывает, не в отца пошел… М-да… не в отца…
Она постаралась отогнать от себя недобрые мысли.
– Все, Мария Игоревна, хватит о ерунде думать! Сейчас вы будете знакомиться с новым подопечным. Как же его… Ага! Никита Николаевич! Сейчас мы с ним познакомимся…
Она шла, а в мозгу крутилось: «Любимый! Дорогой! Единственный! Мой царь!..» И черт возьми! Ну никак под эти слова не укладывался ее Ромочка! Ромочка… любимый… царь мой… А перед глазами тут же возникала картинка, как «царь» с перекошенным от страха лицом мечется по Зойкиной комнате, прикрывая полинявшие трусы подушкой. Фу ты, позорище… Дорогой? Еще бы! Последние деньги из кошелька стащил, негодяй! Любимый! Как же! Своими ручищами только и знает, что тыкать куда придется, идиот… да нет, это она идиотка. И на кой черт только слова эти повторяет? Все! Как там? Никита Николаевич, вот о ком думать-то надо!
Подопечный жил в двух остановках от дома самой Маши, что уж и говорить – Татьяна ей подбирала старичков старательно.
Лишь только Маша позвонила в дверь, ей тут же открыл гладко выбритый, моложавый мужчина.
– Вы, барышня, ко мне? – склонил он голову.
– Если вы – Никита Николаевич, то к вам.
– Проходите, это я и есть. А вы…
– Меня зовут Марией Игоревной, я из агентства «Золотые руки», вот мое удостоверение, – вынула из сумочки твердый квадратик с собственными данными Маша. – Пришла познакомиться.
– Давайте я вас конфетами буду угощать! – сразу же обрадовался старичок. – И чаем. Надо бы сказать, что у меня чудесный чай, привезенный из какой-нибудь экзотической страны, но… я совсем ничего в чаях не понимаю. Чай и чай. А вот конфеты вкусные. Сам-то я их не ем, но угощать люблю, вижу, какие людям больше нравятся. Кушайте, а сейчас чайку… а вы, стало быть, знакомиться? А я вас только в понедельник ждал.
– Я и в понедельник приду. Но только вы мне сразу скажите, что вам надо принести, чтобы я уже не пустая пришла и вам ждать долго не пришлось.
– А мне ничего не надо приносить. Со мной надо ходить по театрам. И еще… ну, нелишне бы когда и комнату убрать, я как-то не слишком с тряпкой-то люблю…
– И все же… давайте мы с вами и в театры ходить будем, и в бассейны, и полы я вам помою…
– В бассейны? А не поздновато ли для меня? – усмехнулся подопечный.
Маша вспомнила Екатерину Андреевну и весело замахала руками:
– Что вы! У меня есть одна… знакомая, она ваших лет, так вот она из этих самых бассейнов не вылезает! И вы бы ее видели!
– Очень хочу! Прямо-таки мне не терпится!
– Обязательно вас с ней познакомлю, – пообещала Маша и вдруг сообразила, что расхваливает вовсе даже не Капитолину, а Екатерину Андреевну, а ведь по ее плану надо было срочно знакомить именно тетю Капу. Дабы унять у той душевные страдания.
А мужчина тем временем не молчал.
– Я очень уважаю женщин, которые, знаете, такие молодые! Душой. А то ведь все мои ровесницы, знаете ведь, как бывает, прикипают к кастрюлям, мужей своих нянчат, те у них на шее рассядутся, а женщины и волокут, да еще дети-внуки… вроде бы давно уже пора деткам на ножки становиться, ан нет, под рукой всегда добрая бабушка. И как-то забывается, что пора и о себе подумать. Давно пора. Нет, не умеют у нас женщины думать о себе.
– Вы уж меня извините, – обиженно поджала губы Маша. Эти рассуждения она приняла прямо на свой счет. – Вы извините, но очень часто в вашем возрасте женщины и вовсе одни остаются. Некого им тянуть… и их никто не тянет.
– О-о-о-ой, – замахал руками Никита Николаевич. – А такие, как правило, на весь мир обижены. Этих за версту видно – губы поджаты, глаза под бровями, как мыши, бегают – туда-сюда, туда-сюда, и голос… у них всегда такой зычный голос… И вредные.
– Что-то у вас не больно теплый взгляд на женщин, – покачала головой Маша. – У меня таких знакомых нет, а я ведь с женщинами вашего возраста работаю.
– Да что вы! – радостно удивился старичок. – Тогда знакомьте меня! Очень буду рад хорошим знакомым.
– Ну так и пойдемте… знакомиться, – вдруг решила Маша не откладывать дела в долгий ящик. – Мне сейчас как раз надо к одной… особе заглянуть, продукты ей отнести. Здесь недалеко.
– С удовольствием, с превеликим удовольствием, а то, знаете ли, я очень боялся, что этот день пройдет у меня безынтересно. А мне ведь, знаете ли, каждый день теперь дорог особенно. А я вам расскажу про свою мечту, я про нее всем рассказываю.
Они неторопливо шли от магазина к дому Капитолины Семеновны, и пожилой мужчина, чуть смущенно улыбаясь, откровенничал:
– Я, знаете ли, очень театр люблю. И моя мечта… вы не будете смеяться? Моя мечта – создать свой театр и работать там артистом.
Маша кивнула, но взглянула на мужчину с некоторым недоверием.
– Нет, я ж все понимаю, у меня не те средства, чтобы театры создавать, – понял ее старичок. – Хорошо вот еще дочка помогает, но я ж не буду из нее деньги еще и на свои идеи тянуть… нет. Я вот думаю… уехать в деревню, в небольшую деревеньку. Только чтобы там дети были. И… устроить для них кукольный театр. Нет, вы не подумайте, не просто спектакль, а именно театр, пусть небольшой, но… я б там и за артиста, и за директора… у меня даже пьески есть небольшие, сам подбирал.
– Но… как же в деревню? – удивилась Маша. – Сейчас все наоборот – из деревни в город перебираются, а вы…
– Э-э не-е-е-ет, – покачал головой старичок. – Сейчас-то как раз напротив – народ в деревню потянулся. Да и правильно сделал. К земле ближе надо… Мне тоже хочется поближе к земле… Ведь вы подумайте! Там же у меня все будет: и земля своя, и живность – нельзя человеку от природы отрываться, обязательно нужно, чтобы собачки там какие-то, кошечки, курочки… да еще и театр!..
– Дочка за вас беспокоиться будет.
– Будет. Если я один уеду. А ежели я еще с собой и бабушку какую славную прихвачу… она только порадуется, я свою Иришу знаю.
– Так вы… то есть вы хотите познакомиться с хорошей женщиной? – внутренне ликовала Маша, старичок буквально сам шел ей в руки. То есть Капитолине.
– А я и не скрываю! У меня ж серьезные намерения!
– Очень хорошо, в этом я… пожалуй, я постараюсь вам помочь, – улыбнулась Маша.
– Вот и славно!
– А вот и нужный нам дом, – кивнула Маша на серую девятиэтажку. – Там живет… удивительная женщина…
Маше стало даже немного неудобно. Никита Николаевич так ей доверился, а она… Капа ведь может устроить все, что ей вздумается. А ну как старичок не придется ей по сердцу? Хотя отчего это он не придется? Прямо-таки кавалер! Да и в деревне Капе самое место, вот уж кому курочек давно разводить пора, на всякие выходки бы просто сил не хватило.
Маша с Никитой Николаевичем уже поднимались по лестнице, когда услышали громкие голоса. Говорили сразу несколько мужчин, и тон у них был строгий и вовсе не доброжелательный. Маша пошла быстрее.
Дверь Веры Дмитриевны, где они вчера праздновали день рождения, была открыта, а из нее входили и выходили мужчины строгого обличья.