Элен ужасно расстроилась, увидев, как похудела ее мать. Неброские твидовые юбки висели на ней, как на вешалке, а плечи под свитером домашней вязки поникли. Волосы ее посерели, а когда Элен обняла ее и поцеловала, желая «доброй ночи», она ощутила под пальцами выпирающие кости.

– Со мной все в порядке, – уверяла ее мать. – Мы справимся. Но как чудесно, что можно с тобой поговорить, дорогая.

А Элен не могла рассказать ей, что у нее на сердце, хотя на сердце у нее было очень тяжело. Она очень быстро поняла, что храбриться и говорить о поисках работы гораздо легче, чем ее найти. Незаконченное обучение в Оксфорде по специальности «английская литература» было явным минусом. Управляющие супермаркетов и мелкие чинуши на фабриках смотрели на нее подозрительно и выбирали из дюжины претендентов кого-нибудь другого. Элен не умела печатать на машинке, и хотя она не сомневалась, что сумеет довольно быстро освоить бухгалтерский учет, никто не желал предоставить ей такой шанс. Она начинала отчаиваться и сомневаться, что ей вообще удастся найти хоть какую-то работу, пусть даже служанки.

На нее слишком удручающе действовала некрасивая обстановка офисов, голова болела от неонового освещения и сигаретного дыма.

«Вот она, реальная жизнь, – повторяла себе Элен. – Отец работал в подобных местах, и миллионы людей делают то же самое. До сих пор ты не жила в реальном мире».

Однако она тосковала по красоте и спокойствию Оксфорда. Мирная утренняя прогулка по аллее Эддисона, которую она совершила вместе с Томом, казалось, была давным-давно, в какой-то другой жизни.

Элен не осмеливалась думать об Оливере.

В конце недели, посвященной поискам работы, она нисколько не приблизилась к своей цели. Ее начало охватывать отчаяние, хотя Элен постоянно уверяла себя, что если проявлять настойчивость, то в конце концов обязательно повезет. Затем, как-то днем, матери Элен позвонили по телефону. Поговорив, миссис Браун вернулась в кухню, где Элен резала овощи для жаркого. Дочь сразу увидела, что на лице матери заиграла настоящая, непринужденная улыбка.

– Это был мистер Лей, директор школы, – сказала она. – Если я захочу, то с января он может взять меня на полставки.

– Ну и как, ты захочешь?

Они глупо улыбались друг другу, у них словно камень с души свалился.

– Да, я соблаговолю принять его предложение. Элен отложила нож и обняла маму за плечи. Это было чудесное избавление. Значит, им удастся выкрутиться! Элен почувствовала угрызения совести при мысли о своей неудаче, прилив благодарности к матери, но самое главное – восторг при мысли о том, что она возвращается в Оксфорд.

Потом мать снова нахмурилась, и морщинки возле ее глаз стали глубже.

– Но до конца января я не буду получать зарплаты. А это целых два месяца. Наверное, мне надо будет попросить аванс или снова попробовать получить кредит в банке.

Элен взяла ее руки в свои и погладила.

– В этом нет необходимости, мама. Здесь я могу тебе помочь. У меня в банке лежит семьсот пятьдесят фунтов. Завтра я тебе выпишу на них чек.

– Откуда у тебя столько денег?

Элен увидела в глаза матери беспокойство совсем иного рода, и на мгновение тщательно приготовленное объяснение выскочило у нее из головы. Но потом Элен мигом все вспомнила и солгала очень убедительно.

– В колледже есть специальный фонд помощи студентам, испытывающим финансовые затруднения, эти деньги оттуда. Я отдам их, когда устроюсь на какую-нибудь хорошую работу. В общем-то это, считай, подарок.

Элен с облегчением увидела, что мама без возражения и вопросов приняла ее историю.

– Мне кажется, ты больше, чем кто-либо другой, заслуживаешь такой помощи, – заметила она, и в ее словах, как всегда, прозвучала гордость за дочь.

Элен решительно расправила плечи, хотя на нее давил двойной груз лжи и сознания того, откуда и почему взялись эти деньги.

После ужасного лета они впервые за ужином немножко развеселились. Элен сходила в магазин и купила бутылку белого вина. Мать поджала губы при виде такой экстравагантности, но после первого же бокала порозовела и повеселела. Она приободрилась и явно была горда тем, что может обеспечить себя и своих двоих детей. Элен смотрела то на нее, то на своего круглолицего брата, почтительно взиравшего на сестру сквозь очки, и к ее горлу подкатывался комок.

После ужина, убрав со стола, Элен поднялась к брату наверх и постучала в дверь его комнаты.

– Грэхем? Можно войти?

Он читал, лежа на кровати. Элен посмотрела на обложку и увидела, что книга называется «Сердце тьмы». Ее удивило столь взрослое чтение, она усмехнулась.

– Ты уже вырос, да? А я по-прежнему представляю тебя восьмилетним мальчуганом, у которого карманы набиты фруктовой жвачкой.

– Да, – кивнул он без улыбки. – Скоро я смогу сам позаботиться о маме, ни на кого не полагаясь.

– Ну, пока тебе об этом еще рано думать, – беспечно откликнулась Элен. – У нее ведь еще есть я.

– Элен…

– Да?

– Ты теперь вернешься в Оксфорд? Мама же снова пойдет работать.

– По-твоему, я должна вернуться?

– Конечно! Но у тебя там что-то произошло, да? Что-то важное. Ты изменилась. Погрустнела.

Элен не сразу нашлась, что ответить.

– Да, это было для меня важным. Но теперь уже нет.

Грэхем нахмурился, но он был уже достаточно большой и понимал, что она не пожелает отвечать на его расспросы. Элен потрепала его по волосам, как она не раз делала, когда он был маленьким мальчиком, и ушла. Вернувшись к себе в комнату, она посмотрелась в небольшое зеркальце, пытаясь понять, что же изменилось в ее лице.

«Грэхему всего тринадцать, – подумала она. – Неужели это так явно, что даже он заметил?»

Она впервые после приезда домой дала волю мыслям об Оливере и ощутила боль утраты, словно резкий, сильный удар.

Элен поняла, что нескоро сможет его позабыть.


После недельного отсутствия Элен снова возвращалась в Оксфорд.

Как и в начале семестра, она увидела из окна поезда сияние далеких куполов. Но на этот раз они не блестели на солнце, а были затянуты завесой серого дождя. Элен не стремилась во всем искать особый смысл, но то, что она увидела, было весьма символично. По сравнению с сегодняшним, ее предыдущий приезд, так врезавшийся ей в память, был резким контрастом; казалось, он сулил ей столько хорошего…

И действительно, она узнала Оливера и мимолетное счастье, о котором она даже не догадывалась, что оно существует. Но свет померк, и остроконечные башенки теперь тонули в дождливой мгле.

«Серый цвет сейчас очень даже кстати», – с грустью подумала Элен.

Оксфорд был прежним, и она радовалась, что сможет снова вернуться к любимым занятиям. Но с утратой Оливера Оксфорд потерял для нее свое очарование. Осталась только одна искорка, которая никак не желала гаснуть. Рассудок подсказывал Элен, что она должна забыть Оливера, но она отчаянно надеялась, что он все-таки вернется, и мир снова расцветится яркими огнями.

Элен вяло попыталась найти себе другое жилье, но в середине семестра это было невозможно. И потом, Фоллиз-Хаус притягивал ее, в этой красной кирпичной громаде была для Элен своя тайна, не говоря уж о том, что этот дом сулил ей встречу с Оливером, хотя она и мечтала о ней, и страшилась ее.

Даже теперь ей очень хотелось его увидеть.

Роза не сдала комнатушку на верхнем этаже, и Элен снова туда вселилась. Она усердно принялась за работу, стремясь наверстать упущенное. Несколько дней после приезда Элен не видела никого, кроме Хлои, которая искренне ей обрадовалась. Затем однажды утром она повстречалась с Пэнси. Та подбежала к Элен и порывисто обняла ее. Элен снова ощутила аромат летнего сада.

– Я так рада, что ты вернулась! – воскликнула Пэнси. – Элен! – Она смотрела непривычно серьезно. – Элен… мы с тобой по-прежнему друзья?

Элен отступила назад и посмотрела на сияющее лицо Пэнси, на ее разлохмаченные волосы… Пэнси была в очень короткой клешеной юбке и ярких вязаных гетрах, что делало ее похожей на фигуристку, раскрасневшуюся от мороза и физических упражнений. Как можно было ей не ответить?

Элен хотела было спросить: «А почему мы должны быть друзьями?», но вместо этого спокойно сказала:

– Конечно.

Она подавила в себе желание спросить про Оливера, ей было все равно, о чем спрашивать, лишь бы узнать, как он поживает. Может, он хоть когда-нибудь вспоминает про нее?..