Придя в гости к Стефану Спаррингу, Элен позавидовала Беатрис, позавидовала уютной неразберихе, царившей у них на кухне. Теперь она тоже сможет так жить, и ее мужем будет Дарси, очень хороший человек, тут двух мнений быть не может.
Она вернется в Оксфорд, и ее будут там ждать Дарси, невысокий серый дом на пригорке и горячая любовь… А знаменитая фамилия – хотя он так мало ей соответствует – придаст ей несокрушимую уверенность в себе. За Дарси она будет, как за каменной стеной, и сможет быть счастлива. И она это сделает не только ради себя. Маме и Грэхему больше не придется ни о чем беспокоиться. Элен не сомневалась, что Дарси позаботится о них.
Пэнси, Хлоя и Уоррены все еще смотрели на нее и нерешительно улыбались. За окнами по-прежнему раздавалась негромкая музыка, как обычно, ночью в Венеции. Жизнь была здесь простой и милой. И сердце Элен бешено забилось в груди, когда она осознала, что и ее жизнь тоже может быть теперь очень простой…
«А ты-то сама любишь Дарси? – спросила она себя и без колебаний ответила. – Да».
Ну, а если она и не любит его так, как любила когда-то Оливера, то что с того?.. Та любовь сперва ее душила, а потом чуть не убила. Такого явно следует избегать.
Элен медленно подняла голову и посмотрела на подруг. Они ободряюще улыбались. Мейсфилд ждал у порога.
– Я хочу ответить: «Да. Элен».
– Что ж, я сейчас это устрою, – сказал он. Все было решено.
Ей больше не нужно будет бороться с собой, не нужно будет убегать от Дарси. Все, что от нее требовалось, уже сделано. От нее требовалось лишь принять решение.
Но затем перед ней неожиданно предстало другое лицо. Элен увидела скептически нахмуренные брови Тома Харта и еле заметную усмешку, которая так часто ее бесила. Том удивится ее решению… Однако она отогнала подальше неприятную мысль и смутный страх, засевший где-то глубоко внутри. Если Том – ее друг, значит, он будет рад ее счастью. А если даже и не рад, то какое ей до этого дело?
Том Харт не имеет ко всему этому никакого отношения.
Все столпились вокруг Элен.
– Поздравляем! – послышался чей-то голос. Ее целовали в щеки, обнимали за плечи.
– Это надо отметить, – заявил Мейсфилд. Он откупорил бутылку шампанского, и их обдало серебристой пеной.
– За виконтессу Дарси! – провозгласили друзья.
– Нет! Просто за жену Дарси, – запротестовала Элен.
Она вдруг увидела перед собой Монткалм: он горделиво высился на горизонте, со всеми своими башнями и куполами…
Затем она увидела лорда и леди Монткалм: они натянуто улыбались, глядя, как она и Пэнси садятся в «роллс-ройс» Мейсфилда.
Интересно, они знают? Что они подумают, когда узнают?
Ладно, сейчас нечего об этом беспокоиться… Ты просто вспоминай Дарси… ласкового, любящего Дарси и широкие просторы Мера.
Элен обхватила обеими руками бокал и сделала такой большой глоток, что пузырьки шампанского, казалось, забурлили у нее в голове.
Все были готовы веселиться, но не успела Элен допить свой бокал, как ее охватила безумная усталость.
Она нетвердой рукой поставила бокал и, моргая, посмотрела по сторонам.
– Мне нужно лечь. Я вдруг так утомилась… Сон манил ее, казался самой чудесной перспективой, какая только может быть.
– С тобой все в порядке? – в голосах друзей звучала явная озабоченность.
– Это просто от волнения, – успокаивающе проговорила Ким. – Надо как следует выспаться, а завтра мы поедем в магазин и выберем вам в подарок какую-нибудь красивую вещь из венецианского стекла. Хотя я думаю, в Монткалме полно красивого стекла.
В ее интонациях проглядывала тоска. Элен подошла к порогу.
– Спокойной ночи! – заплетающимся языком пробормотала она. – Желаю всем спокойной ночи!
Элен знала, что она кого-то ждет. Она была уверена, что он придет, и знала, что торопиться некуда. Поэтому она терпеливо сидела на солнышке, ощущая под собой нагретую каменную стену и поглаживая кончиками пальцев грубую, шершавую поверхность. Перед ней открывался вид на старинное английское пастбище, на котором росла сочная, молочно-спелая трава и кое-где высились дубы; дело происходило ранним летом.
Затем она заметила, что по кочкам к ней кто-то идет. Это был не тот человек, которого она ждала, но Элен не удивилась. Больше того, она спрыгнула со стены и подбежала к нему. Трава щекотала ее голые лодыжки.
Том протянул к ней руки.
Она уткнулась лицом в его плечо и подумала, что слышит, как бьются их сердца. Потом открыла рот, собираясь что-то сказать, но он остановил ее.
– Тише! Послушай!
Над их головами пел жаворонок, заявляя свои права на место под синим небом.
Том поцеловал ее. Он дотронулся губами до ее ресниц, до щек… казалось, он их пробует на вкус… а потом его губы отыскали ее. В его темных глазах сквозила страсть, которая так часто маскировалась циничной усмешкой. Пальцы Тома перебирали пуговицы на ее платье, беленькие пуговки на платье, которое она носила только летом.
Он их расстегивал одну за другой.
Глаза его были теперь закрыты, на лице резко выделялись черные полосочки ресниц. Том провел кончиком языка по ее ключицам и прикоснулся к маленькой белой выемке на горле. Он провел руками по ее бокам, талии и остановился на бедрах.
«Цыганка Элен, – тихо-тихо произнес он. – Моя дорогая цыганочка…»
Луг уже исчез. Они лежали, повернувшись лицом друг к другу, на белой постели в полутемной комнате. Элен почувствовала, как его тело на мгновение прикоснулось к ее телу. Затем в распахнутое окно задул ветер и тонкие занавески взметнулись вверх. Элен слегка обернулась и посмотрела в ту сторону. Ей было очень приятно, она ни в чем не сомневалась. Не было ни спешки, ни страха, ее ничто не разделяло с любимым человеком, лежавшим рядом. Занавески снова затрепетали, она повернулась обратно к Тому, потянула к нему руки и губы…
Ее пальцы схватили пустоту.
Она была одна. Все в той же комнате – в своей венецианской спальне со сводчатым потолком и окном, выходящим на канал. Но она никогда тут ни с кем не спала! Сон был еще очень внятным, Элен все еще чувствовала рядом нагретую вмятину на матрасе, но это был лишь сон. И не больше того! Ощущение счастья, оставшееся у нее при пробуждении, сменилось разочарованием, а потом ужасом.
Элен села на постели. Она уже проснулась, но все равно поглядела на подушку, лежавшую рядом с той, на которой она спала. Подушка была гладкой и пышной – точно такой же, какой ее оставила служанка.
Мысли постепенно прояснялись, возвращая ее к реальным образам. Она искала не Тома, а Дарси.
Ведь вчера вечером она согласилась выйти замуж за Дарси!
Элен встала с постели и вышла на балкон. Было еще очень рано. Под мостом Риальто плыла одна-единственная гондола, и мимо нее прозаично проплывала баржа с мусором. Над водой курился туман.
Элен наспех оделась и выскользнула из спящего дворца. На улице было холодно, она поежилась в своем тонком свитерке, а потом решительно пошла вперед. Теперь уже Элен хорошо знала расположение узеньких переулков и уверенно шагала по стертым каменным плитам, то поднимаясь на маленькие мостики, то спускаясь вниз. Мысли ее мелькали так же лихорадочно быстро.
Она отогнала досадную эротическую фантазию и воспоминание о Томе Харте. Это было слишком взаимопереплетено и наложилось на чувственность, которую в ней пробудила Венеция, так что Элен вдруг овладело такое жгучее желание физической любви, которого она никогда еще не испытывала.
Она начала думать о Дарси и о своем сокровенном обещании. Элен радовалась, представляя, как она его осчастливила своим согласием, но все омрачала какая-то тень сомнения.
Она никогда не думала о том, что ей хочется выйти за Дарси, но, когда он предложил ей, согласилась, не колеблясь.
Элен ухватилась за эту мысль. Раз она ответила «да», не копаясь в своих чувствах, почти не подумав, значит, в глубине души она понимала, что права. И все же ее тревожило то, что она никак не может вспомнить лицо Дарси. После этого сна его все время заслоняло лицо Тома Харта, она видела его совершенно отчетливо, в нем была какая-то таинственность и даже издевка.
Волнение, вызванное неожиданной телеграммой Дарси, сообщилось и ее мыслям. Элен вспомнила про мать и улыбнулась. Мама, конечно, была бы рада любому человеку, который в состоянии сделать ее дочь счастливой, но как всякая мать, она, разумеется, обрадуется еще больше, узнав, кто такой Дарси. Ну, и потом были еще их королевские высочества…