Значит, это отец хотел разрушить их брак. Неужели он зашел до такой степени далеко? В глубине души Скай уже знала ответ.

Она почувствовала, что Волк рядом, прежде, чем успела заговорить.

— Папа так тебе и не позвонил и не сказал про ребенка, верно? — Сердце ее слушало. Трепетно. Ждало.

— Нет, он не звонил.

Тут она зажмурилась и прошептала:

— Почему ты не сказал мне об этом?

— У тебя и так хватало тревоги и боли. Тебе нужен был покой, а не открытая война между мною и твоим отцом.

— Но папа солгал.

— Твой отец предпочел бы, чтобы на его принцессе женился мужчина иного плана.

— Да, но я вышла замуж за принца. За принца из племени Осаге. — Она резко обернулась, чувствуя, как рушится целый мир. На свете существовал один только Волк. Только любовь, которую они открыли вновь на пау-вау. «Это и есть весь твой мир», — пело переполненное надеждой сердце.

Белки его глаз приобрели дымчато-серый оттенок, словно он провел несколько бессонных ночей. Она это только что заметила. Она тоже провела несколько бессонных ночей. Ночей, когда ей бы хотелось, чтобы он лежал рядом и видел сны, крепко держа ее в объятиях.

— Почему только теперь я поняла, что папа солгал?

— Боль. Тебя заполнила боль, Скай.

— А как же ты и твоя боль?

— Это была разделенная боль. Когда плохо тебе, плохо и мне. Так действует любовь. По крайней мере, именно так действует наша любовь.

— Наша любовь?

— Ты собираешься перестать делать вид, будто меня не любишь? — Он обнял ее и повел в прихожую.

Она обрадовалась столь легкомысленному тону.

— Я знала, что люблю тебя, еще задолго до того, как ты сделал меня своей радугой.

— Раскрашенная или нет, ты все равно будешь моей радугой. Пойдем вместе вниз, моя радуга? — Я кое-что хотел бы тебе сразу показать.

— Сразу?

— До того, как мы вернемся наверх. — Он подвел ее к пожарному столбу, обшитому медью, который она считала своим во время соревнований на скорость, кто первым спустится вниз, на уровень улицы.

— Готова? — выговорил он, стоя у другого столба.

Она обхватила столб ногами и, положив руки, крикнула:

— Готова!

— Раз, два…

Она оттолкнулась, полетев вниз, не дожидаясь конца счета. Но уголком глаза заметила, как промелькнуло мимо ее более тяжелое тело.

Сапоги его уже стучали по массивному деревянному полу, а она только коснулась его ногами.

— Мошенник!

Как бы она ни старалась опередить его, ее всегда постигала неудача. Но она не переживала, когда проигрывала ему. Если побеждал он, побеждали они оба.

— Иди сюда. Здесь стоит кое-что, принадлежащее тебе.

Она вошла в гостиную, и внезапно в поле ее зрения попал «Стейнвей», тот самый «Стейнвей» бабушки Камерон.

— Как тебе это удалось?

— Я позвонил Якоби в понедельник, в то самое утро, когда вернулся в Сен-Луи и понял, какого дурака я свалял, что уехал, не дав тебе возможности объясниться насчет истории с. материалом по пау-вау.

Она провела рукой по старинному корпусу из красного дерева, сразу вспомнив, как это дерево ощущается пальцами. Изо всех фамильных реликвий, которые она вынуждена была продать, бабушкиного «Стейнвея» ей не доставало больше всего.

— Как тебе удалось заполучить его у Якоби?

— Я разыграл богатого дядюшку и сделал ему такое предложение, от которого он не в состоянии был отказаться. У денег свой язык, Скай. Уж ты-то это понимаешь, — дразнился он.

Откинув крышку, она пробежалась по клавишам слоновой кости и быстро сыграла гаммы. Ноты заполнили пространство комнаты, точно голос давным-давно пропавшего друга.

— Спасибо. Мне его так не хватало.

— Знаю.

Она подбежала к Волку и влетела прямо в распростертые объятия, почувствовав в первый раз, что она приехала к себе домой.

Он обхватил ее руками, стал гладить пальцами волосы, а она уткнулась ему в грудь. Желая его ощутить, она провела рукой по плечу и шее. Кожа была горячей.

Он нежно поцеловал ее, подняв голову, меняя угол соприкосновения губ. Поцеловал. Пробовал на вкус. Приветствовал дома.

Потом отступил на расстояние вытянутой руки.

— Мне тогда надо было остаться и переговорить обо всем после того, как я нашел твою записную книжку, но мое мужское «я»… — Разомкнув объятия, он стал бить себя кулаком в грудь.

— Кого я обманываю? — продолжал он. — Мне плевать на свое «я» и свою гордость. Когда дело доходит до тебя, Скай, я бесстыден. Ты — это все, чего я хочу. Все, что для меня что-то значит.

— Прости меня за то, что я в тебя не верила. За то, что не понимала…

— Прощать не за что. Тебе нужно было время, Скай. Время залечить раны. Теперь мы начнем жить. Ты будешь работать в журнале…

— Алисон просит больше рабочих часов.

— Так дай! А Фил проследит за тем, чтобы она твердо стояла на ногах.

— Значит, если Алисон будет работать больше, мы сможем больше времени проводить вместе.

— А ты этого на самом деле хочешь?

Она яростно кивнула.

— Я тоже этого хочу. Я всегда этого хотел: чтобы у нас для себя было больше времени. Для нашей совместной жизни. И я никогда не заставлю тебя выбирать между нашей любовью и «Голой сутью».

— Значит ли это, что ты разрешаешь мне опубликовать статью о пау-вау вместе с фотографиями?

— Да.

Молчать нечего, подумала она. Теперь настало время задать ему последний из главных вопросов.

— А как насчет календаря для «Голой сути»?

— Ну…

— Забей мяч от имени всех коренных американцев, где бы они не находились, — бросала она вызов, щекоча в знак признательности у него под ребрами.

— Покажи свое хозяйство, мужчина из племени Осаге, как «мистер Ноябрь»!

Глаза у него засверкали. Он любил, когда ему бросают вызов, точно так же, как он любил ее, и она знала об этом.

— А что было сказало АДПИ, если бы видело тебя сейчас? — спросила она.

— Американское движение за права индейцев?

— Да.

— У него на повестке дня стоят более важные вопросы, чем бряцание оружием по поводу появления в календаре изображения одного из воинов. Скорее ты примешь на себя часть жара и пыла со стороны моих благородных братьев, если я соглашусь появиться в твоем календаре, — предупредил он.

— То есть, не я, а Алисон. Этот календарь — целиком и полностью ее идея. — Она быстро его поцеловала. — Аппарат в машине.

— Заряжен?

Скай кивнула.

— Ты будешь для меня позировать?

— Как тебе захочется. — Руки его были заняты шелком ее волос. Ублажали ее. Напоминали ей, как они рады, что она — женщина. Его женщина.

— Значит, ты согласен позировать в ленте через лоб и набедренной повязке? — спросила она.

— И все? — Теперь настал его черед ее поддразнивать.

— Добавь только к этому затаенную полуулыбку индейца из племени Осаге.

Рот его расплылся в сексуальной ухмылке, когда он стал снимать с себя безрукавку и рубашку.

— Что ж, перейдем к самой настоящей голой сути.

Рубашка шлепнулась на пол, и он расстегнул пояс и отковырнул верхнюю кнопку ширинки.

— Фотографии для календаря следует маркировать, как «материалы общего назначения». Однако… — Глаза его потемнели от потаенного желания. — Снимки для твоего личного пользования, если захочешь, пройдут по категории «X».

— «Чиппендэйлы», будьте настороже, — радостно закричала она, пробегая руками по его обнаженной груди. — Крадущийся За Добычей Волк идет по следу!