Казалось, с нами произошло что-то очень веселое, но через несколько секунд, когда я опять взглянул на Бри, ее лицо внезапно исказилось, и ее захлестнули такие же отчаянные рыдания. Мой смех тоже внезапно прекратился, и я нервно взглянул на нее, не понимая, что это с нами было только что.

Я положил руку на ее ногу, но она скинула ее, все еще плача и задыхаясь, не в силах подавить рыдания. Паника охватила меня. Я не знал, что делать.

Вдруг Бри заговорила:

— Тебя не было три месяца, Арчер. Три месяца. — Она с трудом произносила слова сквозь плач, ее голос почти пропал на последнем слове. — Ты не писал. Ты не взял с собой телефон. Я не знала, жив ли ты еще. Я не знала, не замерзаешь ли ты от холода где-нибудь под мостом. Не знала, как ты общаешься с теми, кто хотел заговорить с тобой.

Она издала еще один всхлип.

Я взглянул на нее и остановил машину возле дороги, на маленьком грязном пяточке земли возле берега реки. Я повернулся к Бри, но в тот же момент она открыла дверцу грузовика и выпрыгнула, потом быстро пошла по обочине дороги в своем маленьком, черном платье. Какого черта она делает? Я тоже выскочил и побежал догонять ее, гравий хрустел под ногами, а Бри шла вперед, слегка покачиваясь на своих высоких каблуках.

Луна над нами, большая и полная, горела в ночи так ярко, что я четко мог видеть ее, идущую передо мной.

Когда я наконец догнал ее, схватил ее за руку, и она остановилась и резко развернулась, слезы все еще бежали по ее щекам.

«Не убегай от меня, — сказал я. — Я не мог позвонить тебе. Пожалуйста, не убегай от меня».

— Ты сбежал от меня! — воскликнула она. — Ты сбежал от меня, а я умирала понемногу каждый день! Ты даже не дал мне знать, что ты в безопасности! Почему?

Ее голос сорвался на последнем слове, и я чувствовал, как мое сердце сжалось в груди.

«Я не мог, Бри. Если бы я писал или звонил тебе, я бы не смог оставаться там. А я должен был держаться подальше от тебя, Бри. Мне пришлось. Ты — мое убежище, а я должен был пройти через все это, не чувствуя себя в безопасности. Я должен был пройти через это сам».

Бри стояла молча несколько минут, по-прежнему не глядя мне в лицо. Мы оба дрожали, наше дыхание превращалось в белый пар.

Я вдруг все понял. Бри переживала мое отсутствие в течение трех долгих месяцев, и мое возвращение открыло шлюзы. Я знал, каково это, когда эмоции прорываются на поверхность, заставляя вас чувствовать себя больными, теряющими контроль — я знал это лучше, чем кто-либо. Именно поэтому я и ушел. Но теперь я вернулся. И теперь настала моя очередь быть сильным ради Бри. Теперь я, наконец, мог быть таким.

«Вернись в грузовик. Пожалуйста. Позволь мне согреть тебя, и тогда мы поговорим».

— У тебя были другие женщины?

Я покачал головой и выдохнул, опустив глаза, потом снова посмотрел на нее. Я говорил, глядя в ее глаза, а она переводила взгляд с моего лица на мои руки.

«Всегда была только ты. Всегда. Будешь. Только. Ты».

Она закрыла глаза, и снова слезы покатились по ее щекам. Через некоторое время она открыла глаза, и мы оба молча стояли, наше дыхание поднималось и рассеивалось в воздухе.

— Я думала, — она медленно покачала головой, — что, может быть, ты решил, что влюбился в меня только потому, что тебе было одиноко, и ты мог влюбиться бы в любую девушку, которая появилась на твоем пороге. И, возможно, ты захотел это проверить.

Она печально опустила голову.

Я поднял ее подбородок пальцами и заставил ее посмотреть на меня. Потом убрал руку от ее лица и сказал:

«Здесь нечего выяснять. Единственное, что я знаю точно, так это то, что ты прошла через мои ворота, и я потерял свое сердце. И это не могла быть любая девушка, это была ты. Я отдал свое сердце тебе. И, Бри, если тебе интересно, я никогда не захочу, чтобы ты вернула мне его обратно».

Она снова закрыла глаза, потом открыла их, и я увидел, что она расслабилось.

— Тогда что ты там делал? — спросила она тихо, обнимая себя голыми руками.

«Пожалуйста, позволь мне сначала согреть тебя», — повторил я, протягивая ей руку.

Она ничего не сказала, но взяла меня за руку, и мы пошли вместе к моему грузовику. Потом я помог ей забраться на ее сиденье, обошел кабину, сел на свое место и повернулся лицом к ней.

Я посмотрел секунду в окно позади нее, думая обо всех вещах, которые я сделал за последние три месяца, и попытался ответить на ее вопрос:

«Я ходил в рестораны, кафе... я как-то ходил в кино».

Я слегка улыбнулся, и ее глаза взлетели к моему лицу.

Она моргнула, ее слезы высохли.

— Правда? — прошептала она. Я кивнул.

Она рассматривала мое лицо в течение нескольких секунд, прежде чем спросила:

— Что ты смотрел?

«Тор».

Она тихо рассмеялась, и этот звук был как музыка для моих ушей.

— Тебе понравилось?

«Мне очень понравилось. Я смотрел его дважды. Даже заказал попкорн и колу, несмотря на то, что была целая очередь из людей, стоявших за мной».

— Как ты это сделал? — Она смотрела на меня, широко открыв глаза.

«Я использовал жесты, но парень все понял. Он был очень любезен. — Я замолчал на минуту. — Я осознал одну очень важную вещь примерно через месяц после того, как уехал. Всякий раз, когда я куда-то ездил или с кем-то общался, они видели мой шрам и понимали, почему я не могу говорить, и у каждого была своя реакция. Некоторым людям было неловко, неудобно, другие были добры, хотели помочь, а были такие, которые хотели поскорее уйти».

Взгляд Бри смягчился, и она внимательно слушала меня.

«Я понял, что реакции людей зависели от того, каковы были они сами, а не от того, каков я. Это был как удар молнии для меня, Бри».

Слезы снова заблестели в ее глазах, она протянула руку и коснулась меня, просто положив руку на мою коленку.

Она кивнула:

— То же самое было с моим отцом... Рассказывай дальше, — попросила она

«Я устроился на работу, — я улыбнулся, и удивление появилось на ее лице. Я кивнул. — Да, я остановился в одном небольшом городке в штате Нью-Йорк и увидел объявление о поиске грузчиков для работы в аэропорту. Я написал письмо о моей ситуации, объяснив, что я могу слышать и понимать инструкции, и что я прилежный работник, но не могу говорить. Я передал его парню из отдела кадров из рук в руки, он прочитал его и нанял меня на месте».

Я усмехнулся, вспомнив гордость, которую я испытал в тот момент.

«Это была скучная работа, но я познакомился там с другим парнем, Луисом, и он говорил без умолку, рассказывая мне историю о своей жизни, пока мы работали. Как он приехал из Мексики, вообще не зная языка; как боролся с трудностями, чтобы поддержать свою семью, но они были счастливы, они любили друг друга. Он говорил очень много. У меня сложилось впечатление, что просто никто никогда не слушал его раньше».

Я улыбнулся, вспомнив моего первого настоящего другого друга, не считая Бри.

«Он пригласил меня к себе домой на рождественский ужин, и его маленькая дочка выучила несколько жестов, прежде чем я появился там, а я потом научил ее еще некоторым фразам. — Я улыбнулся, вспоминая маленькую Клаудию. — Как-то она спросила у меня, какой жест обозначает любовь, и я показал твое имя».

Бри издала тихий звук, нечто среднее между смехом и рыданием.

— Так что, теперь кто-то, если захочет сказать, что любит кого-то, должен говорить: «Я тебя Бри?», — спросила она, нежно улыбаясь.

«Да. — Я развернулся к ней еще больше, сосредоточив взгляд на ее лице. — И все-таки я настаиваю на своей точке зрения. Я думаю, что любовь — это понятие, и каждый человек имеет индивидуальное слово для того, чтобы выразить ее. Мое слово для любви — Бри».

Мы молча смотрели друг на друга несколько ударов наших сердец; я упивался ее красотой, ее сладкими сопереживаниями моим чувствам. Я и прежде знал, насколько она прекрасна, но никогда не чувствовал этого так остро.

Наконец она спросила меня:

— Почему ты решил, что пришло время вернуться домой?

Я смотрел на нее пару секунд, обдумывая ее вопрос.

«Я сидел в одном маленьком кафе пару дней назад и увидел старика, сидящего за столом напротив меня. Он был таким одиноким, таким печальным. Я чувствовал то же самое. Но мне вдруг пришло в голову, что некоторые люди проживают всю свою жизнь так никогда и не испытав такую любовь, какую дала мне ты, и не любя так сильно, как я люблю тебя. Всегда будет шанс, что я могу потерять тебя в этой жизни. Ни один человек не застрахован от потерь. И в тот момент я понял, что для меня самое важное сейчас — это то, что я обладаю великой привилегией перед многими другими: у меня есть ты».