Усевшись за туалетным столиком, она сняла с себя надоевший парик и сразу же испытала дивное чувство освобождения. Вынув шпильки из собственных волос, она потрясла головой, чтобы они рассыпались. С усилием расчесав их несколько раз щеткой, она собрала заблестевшие волосы назад, стянула их простым белым платком и сняла кремом обильный сценический грим, не оставив ни малейшего следа. После этого Катарин прошла за ширму в углу комнаты, скрывавшую раковину. Она тщательно помылась, почистила зубы, прополоскала горло, посыпала тело тальком, побрызгалась дезодорантом и подушилась духами «Ма Грифф». Этот туалет был ее ежевечерний ритуал.
Одеваясь, Катарин размышляла о том, что еще предстояло ей вечером. Внезапно она поймала себя на мысли, что ей очень хотелось бы, чтобы назначенный на сегодня ужин был перенесен на завтра. Два сегодняшних спектакля лишили ее сил. Сейчас она хотела только одного: свернуться клубочком и уснуть. Но Катарин понимала, что ей необходимо взять себя в руки, заставить себя лучиться весельем и продолжать лицедействовать в течение еще нескольких часов. Безусловно, было уже слишком поздно отменять этот ужин. Ким, конечно, уже ждал ее у дверей театра, как они договорились. И кроме того, она не могла забыть о Викторе, который должен был приехать прямо в дом на Честерфилд-стрит. Она вздохнула. Тщательно разработав каждую деталь сегодняшнего вечера, она попала в собственную ловушку. «Если бы хотя бы не болело горло. Не дай Бог, чтобы это опустилось на легкие», — подумала Катарин, стягивая через голову шелковую комбинацию с кружевами.
Эта мысль настолько встревожила ее, что она опрометью бросилась к туалетному столику и достала из ящика микстуру от кашля. Катарин держала ее на всякий случай и обычно обходилась без нее, поскольку микстура содержала высокий процент алкоголя и после нее Катарин чувствовала себя слегка опьяневшей. На этот раз она проглотила ее без раздумий и скорчила недовольную гримасу.
Опустившись на стул, Катарин наклонилась вперед и стала внимательно рассматривать свое лицо в зеркале. По крайней мере, выглядела она совершенно здоровой. Катарин ни при каких обстоятельствах не могла позволить себе болеть. Ничто не должно было помешать выполнению ее планов, так тщательно и кропотливо разработанных. Никто и ничто.
С отсутствующим выражением она взяла пуховку и попудрила нос, раздумывая о предстоящих неделях. Как много сил она уже вложила в то, чтобы подчинить себе события, чтобы заставить свои мечты исполниться! Они должны были исполниться. Просто обязаны! На ее нежном молодом лице появилось жесткое выражение, а сердце учащенно забилось. Если все задуманное действительно сбудется, то это будет настоящий триумф. «Не если, а когда», — строго сказала себе Катарин. Она не могла допустить даже мысли о провале.
Раздумывая о предстоящих событиях, Катарин расчесала волосы, небрежно воткнула по гребню с обеих сторон и накрасила губы. Не кинув даже последнего оценивающего взгляда в зеркало, она поднялась и подошла к шкафу. Надев черное платье, черные замшевые туфли и набросив бирюзовый шарф, она накинула черное шерстяное пальто и достала из ящика пару белых перчаток. Наряд дополнила черная замшевая сумочка, взяв которую Катарин направилась к двери.
На какой-то момент ее рука задержалась на дверной ручке. Расслабившись, она глубоко вздохнула, а затем, собрав все свои внутренние ресурсы, Катарин выпрямилась и вышла из комнаты с высоко поднятой головой. Решительной походкой поднялась по каменным ступеням. Актриса до мозга костей, она умела придать своему лицу любое выражение и изобразить любое настроение. Сейчас она выглядела жизнерадостной, беззаботной молодой девушкой.
Заметив ее приближение, Ким извинился перед швейцаром Чарли, с которым дружелюбно болтал у входа.
— Катарин, дорогая, ты выглядишь просто потрясающе! — воскликнул он, и его глаза заблестели. Ким наклонился и чмокнул Катарин в щеку.
Она поблагодарила его с сияющей улыбкой и извинилась за то, что заставила ждать.
— Ну что ты, не стоит извиняться. По крайней мере, за это время закончился дождь. Когда я подъехал сюда, лило как из ведра.
Катарин попрощалась с Чарли, Ким поблагодарил старика за то, что тот помог ему скоротать время, и пара вышла из театра, направившись в узкую аллею, ведущую к стоянке.
— Давай скорей сядем в машину, пока снова не начался дождь, — сказал Ким.
— Послушай, Ким, чем же тебя развлекал старик Чарли?
Ким хмыкнул.
— Он потчевал меня забавными историями о поклонниках актрис, обивавших в свое время театральные пороги. Истории действительно забавные и даже слегка непристойные.
— О, а тебя он тоже причисляет к этой категории? Ты соответствуешь его представлению о современном театральном поклоннике?
— Вероятнее всего, да. И должен заметить, что старый Чарли очень преданно относится к тебе, Катарин. — Глядя на нее сверху вниз, Ким помедлил, прежде чем добавить: — Кстати, Терренс Огден тоже. Он остановился, чтобы перекинуться парой слов со мной, когда уходил из театра, и буквально задыхался от восторга, говоря о тебе, Он интересовался нашими планами на сегодняшний вечер и сказал, что хотел бы видеть нас у Бакстона, что он пригласил нас.
Слово «нас» немало удивило Катарин, но она решила не комментировать эту версию приглашения Терри и лишь медленно сказала:
— Да, он действительно ужинает с несколькими приятелями сегодня.
— Так ты согласна, не так ли?
— Согласна с чем, Ким?
— Что Терри предан тебе. Думаю даже, что он влюблен в тебя, — добавил Ким каким-то неестественным голосом, покашливая в руку.
Абсурдность этого предположения так развеселила Катарин, что она не смогла сдержать смеха. Подняв смеющиеся глаза на Кима, она заметила в тусклом свете уличного фонаря унылое подозрительное выражение его лица и поняла, что ей необходимо сразу же успокоить и разубедить его.
— Ну, конечно же, нет. Он говорил обо мне так восторженно сегодня потому, что я спасла его во втором акте. Представь себе, бедняга вдруг забыл слова. А что касается приглашения, то он просто хотел таким образом проявить свою благодарность.
Катарин сама не до конца верила своим словам. Возможно, Ким был прав в своих предположениях. Этим, по крайней мере, можно было бы объяснить грубую реакцию Терри на ее отказ от приглашения и его комментарии по поводу Виктора. Но она не хотела подтверждать подозрения Кима. Их следовало развеять сразу и навсегда.
— И вообще у Терри бешеная любовь с Алексой Гаррет. Разве ты не знаешь? Об их романе пишут во всех газетах и говорят на каждом углу, — настойчиво добавила Катарин.
— Понятно, — сказал Ким, но в его голосе не прозвучало облегчения, хотя он и знал, что Катарин говорила правду. Он сам видел газетные сплетни о Терри и Алексе. С другой стороны, Терри говорил о Катарин таким тоном, как будто их что-то связывало, и это очень задело Кима.
Стараясь придать своему тону максимально безразличное выражение, что, впрочем, ему плохо удавалось, Ким спросил:
— А почему он всегда называет тебя киской? Не кажется ли тебе, что это чересчур фамильярно?
Это замечание сразило Катарин, и она едва не пустилась в объяснение по поводу того, что сама природа театра предполагает фамильярность, но предпочла обойтись без этого. Понимая, что Ким очень напряжен и что его вопрос порожден искрой ревности, а не желанием обидеть, бросить тень на нее, Катарин объяснила:
— Потому что когда я училась в Королевской академии театрального искусства, Терри увидел меня в роли Клеопатры в «Цезаре и Клеопатре». Ему показалось, что во мне есть что-то кошачье, и с тех пор он называет меня киской.
Ким пробормотал что-то невнятное и, скосив взгляд на Катарин, добавил:
— Я не знал, что вы с Терри дружите так давно. Я думал, что вы познакомились, работая над этой пьесой.
— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду под «так давно», Ким. Я закончила Академию пару лет назад. Из твоих слов можно сделать вывод, что я дряхлая старушка, — смеясь, произнесла Катарин.
Они подошли к машине. Ким отпустил руку Катарин и открыл дверцу. Он помог ей сесть и сам сел за руль. В пути Ким был необычно молчалив. Они проехали через Хеймаркет, площадь Пикаддили и двигались в направлении Мейфэар. Катарин легко дотронулась до его руки. На ее лице было написано желание окончательно успокоить его.