Барбара Брэдфорд - Голос сердца. Книга первая

— Ким, даю тебе честное слово, что Терри не проявляет ко мне никакого интереса. По крайней мере, романтического.

— Ну, если ты это утверждаешь… — ответил Ким недовольным тоном. И все же он Должен был признаться себе, что вел себя по отношению к ней несправедливо, и сейчас размышлял, как лучше разрядить ситуацию.

Меньше всего Катарин хотела, чтобы Ким был в дурном расположении духа и страдал от уколов ревности, потому что именно на сегодняшний вечер она делала очень большую ставку. Кроме того, присутствие Виктора могло усугубить состояние Кима, настроить его на колкости. Этого никак нельзя было допустить, поэтому она сказала, тщательно подбирая слова:

— Даже если он действительно увлечен мною, это еще ничего не значит по той простой причине, что меня Терри Огден не интересует нисколько. Я знаю слишком много об актерах с их непомерным эгоизмом и раздутыми амбициями, чтобы попасть в ловушку такого рода, любовь моя. Кроме того, ты должен знать, что я не вертихвостка. Как может Терри играть какую-то роль в моей жизни, когда ты знаешь, как много значат для меня наши с тобой отношения?

Слова Катарин вызвали явное облегчение у Кима, и от его широкой улыбки в машине стало светлее.

— Я рад слышать это, дорогая, — единственное, что он смог промолвить в ответ Катарин. За те несколько месяцев, которые они были знакомы, Катарин не слишком баловала его признаниями подобного рода. Пожалуй, это было самым весомым. Нескольких секунд хватило, чтобы обычное добродушное состояние Кима вернулось и он ударился в пространное описание того, какие новые деревья он высаживает в Лэнгли. Катарин откинулась на сиденье, сделав вид, что она внимательно слушает, хотя на самом деле была погружена в собственные мысли.

Самое важное место в этих мыслях занимал Виктор Мейсон. Катарин размышляла, был ли он на сегодняшнем спектакле, но гораздо важнее для нее было, сдержал ли он данное ей обещание. Совершенно неожиданно она почувствовала, что ее сердце пропустило один удар — дыхание перехватило. Впервые в жизни она усомнилась в своих планах. Все они были связаны с одним человеком — Виктором Мейсоном. Если он подведет ее, можно считать, что время потеряно зря, что все было напрасно. Бог мой, если она поставила не на ту лошадь, неудача будет сокрушительной. Она сжала сумочку и с внезапной слабостью подумала, что в ее тщательном планировании было опущено одно важное звено: возможность того, что Виктор Мейсон передумает.

В душе Катарин странным образом уживались наивность и искушенность. Будучи неопытной в некоторых житейских вопросах, она тем не менее обладала врожденной интуицией и порой демонстрировала поразительную проницательность. Глубокое понимание человеческой природы, благодаря которому она редко ошибалась в людях, было удивительно для столь молодой девушки. Катарин решила, что ей не остается ничего другого, как положиться на свою интуицию и в этот раз, а она подсказывала ей, что первоначальная оценка Виктора была совершенно правильной. Катарин расслабилась. Теперь она не сомневалась в том, что Виктор сдержал данное ей несколько недель назад обещание. Возможно, не из дружбы или благородства, а по очень простой и легкообъяснимой причине: из собственного интереса. Катарин была нужна ему, и она со свойственным ей даром провидения поняла это еще в их первую встречу.

При всей циничности этой мысли, она соответствовала действительности. Понимая это, Катарин приободрилась. Кроме того, к своему облегчению, она ощутила, что ее усталость и физическое недомогание постепенно отступили. Слабость, которая так обеспокоила ее после вечернего спектакля, чудесным образом исчезла. Короткая быстрая прогулка от театра до машины очень взбодрила ее, а свежий воздух, хотя и был влажным, наполнил легкие Катарин живительным кислородом. Даже горло першило гораздо меньше. Катарин подумала, не было ли ее состояние частично порождено психосоматическими факторами. Оно могло быть вызвано напряжением последних нескольких недель, а усилено усталостью от двух тяжелых субботних спектаклей.

— …В любом случае, эти деревья очень украсили дальний конец пастбища, и папе очень понравилась идея высадить небольшую рощицу. Пройдут годы, и она будет бесценна, — продолжал свой монолог Ким.

— Это замечательно. Я очень рада что тебе все так хорошо удалось, — автоматически ответила Катарин, хотя ей удалось придать голосу заинтересованность. Ким мог говорить о земле бесконечно, и, неоднократно слыша все это раньше, она всегда пыталась проявить интерес к тому, что так дорого его душе. В самом начале их отношений Катарин поняла насколько глубоко жила в Киме любовь к земле. Он был и до конца жизни останется преданным своему хозяйству фермером. По сути, Лэнгли и все с ним связанное и были его жизнью.

— Ну вот, мы и приехали, — оживленно произнес Ким, подгоняя машину к стоянке на Честерфилд-стрит.

— Знаешь, ты мне почти не рассказывал о своей сестре. Сказал только, что она хорошенькая. Ты не думаешь, что… — начала Катарин, но Ким со смехом перебил ее.

— А ей я почти ничего не рассказывал о тебе. Так будет лучше. Ни у одной из вас не будет предвзятого мнения о другой.

— Но она все же знает, что я актриса?

— Знает.

— А она работает? Чем вообще она занимается?

Нельзя сказать, что Катарин нервничала или чего-то опасалась перед встречей с сестрой Кима, но у нее были большие сомнения насчет того, что они смогут стать близкими подругами. Леди Франческа Каннингхэм, получившая свой титул по рождению как дочь графа, вполне могла оказаться одной из холодных девиц, презрительное выражение лица которых так характерно для круга британской аристократии. Тот факт, что Ким был исключением из правил, совсем не гарантировал, что его сестра сделана из того же теста. Если она окажется совсем другой, у них не будет почвы, на которой можно построить дружбу. Катарин понимала, что для них было совсем необязательно становиться закадычными подружками. Достаточно понимания и симпатии, чтобы облегчить для Катарин ее задачу и сделать ситуацию более управляемой.

— Из твоего молчания я делаю вывод, что она ведет праздный образ жизни, — отметила Катарин, собираясь выйти из машины.

Ким вышел первым и галантно подал ей руку.

— Она не ходит на работу, но работает очень много. Она писатель. Сейчас она занимается сбором материалов для исторической биографии. Франческа постоянно роется в каких-то исторических книгах и уже почти переехала в Британский музей. Но у нее художественная натура, и я знаю, что вы обязательно найдете общий язык. Так что не переживай.

— А я совсем и не переживаю, — с ослепительной самоуверенной улыбкой произнесла Катарин, и это было действительно так, потому что очень немногие вещи на земле могли заставить ее переживать.

С того момента, как Катарин Темпест переступила порог гостиной, взгляд Франчески был буквально прикован к ней. Она смотрела на нее в изумлении и думала: «Эта девушка чересчур неправдоподобна, чтобы быть реальной. Все в ней неправдоподобно». Только аристократические манеры Франчески позволили ей не показать свою реакцию, когда она вставала со стула у камина, чтобы приветствовать гостью.

Девушке, которая грациозной походкой шла навстречу ей через комнату, было, безусловно, чуть больше двадцати: двадцать один или двадцать два года. На ней было строгое изысканное платье, и Франческе показалось, что она выглядит как маленькая девочка, одевшая мамин наряд. Платье с изящной драпировкой по вороту и узкими длинными рукавами было сделано из тонкого шерстяного крепа и доходило Катарин до середины икр. На ней не было никаких украшений или отвлекающего цветового пятна в виде шарфа. Впрочем, любые украшения были бы излишними — само платье с его строгой простотой было исключительно выразительным. Франческа вдруг подумала, что этот наряд удивительным образом контрастировал с девическим обликом и подчеркивал его хрупкую прелесть. Это был необычный и исключительно точный выбор.

Ким, широко улыбаясь, шел за Катарин. Рядом с камином он остановился, чтобы представить девушек друг другу.

Протянув руку и обменявшись сердечным приветствием с гостьей, Франческа поймала себя на том, что смотрит на самое необычное лицо, которое когда-либо видела. Катарин Темпест была обезоруживающе хороша. Ее глаза — не голубые, не зеленые, а какого-то необыкновенного бирюзового цвета — были поразительно яркими. Большие, глубоко посаженные и широко расставленные, они были опушены шелковистыми черными ресницами и, казалось, освещали лицо изнутри.