— Думаю, что нет.

Пенни подошла к своей сумке и вынула бутылочку с таблетками. Она положила ее в карман своего кардигана и сказала:

— Мы никогда не уговорим его принять таблетку добровольно, Норман. Я хочу размельчить ее и положить в стакан горячего молока. Он не почувствует, что вкус изменился, если я добавлю туда немного сахара.

— Хорошая мысль, дорогая. — Он нежно посмотрел на Пенни и добавил: — Прости меня, я не хотел тебя обидеть.

Норман резко вскочил:

— Мне кажется, пора пойти приготовить для него ванну. Я вернусь в мгновение ока.

Как только Норман вышел из комнаты, Катарин повернулась к Пенни:

— Какой кошмар, а? Что же все-таки произошло, Пенни, дорогая?

Пенни прикусила губу.

— Не имею ни малейшего представления, — пробормотала она едва слышно.

Катарин бросила на нее испытующий взгляд.

— Норман рассказал тебе что-нибудь?

— Терри попросил его забрать костюм у портного и принести сюда. Норман принес его днем. Он обнаружил Терри лежащим на кровати в луже крови, мертвецки пьяным. Он позвонил мне и велел срочно мчаться сюда. Я думаю, за это время он попытался узнать у Терри, что же случилось, но не смог выяснить ничего. Терри был еще в более худшем состоянии, чем сейчас, — совершенно невменяемым. Так мне сказал Норман, и больше я ничего не знаю…

— Хорошо, что у Нормана была причина прийти сюда сегодня, — вздрогнув, сказала Катарин, представив себе, что было бы, если бы Норман не появился на месте событий в нужное время. — Она опустила глаза на свои руки, и когда она подняла голову, в них стоял вопрос. — Я спросила Нормана, не думает ли он, что это могла сделать Алекса Гарретт, и он ответил отрицательно. Но он меня, в сущности, не убедил. Я думаю, и сам Норман подозревает ее, тебе не кажется?

— Я не уверена, — нерешительно ответила Пенни, — но я подозреваю ее. Мне кажется, в ней есть что-то необузданное. Я ей не доверяю. Терри катастрофически не везет с тех пор, как она появилась в его жизни. Это Алекса накликала на него беду. Она никогда мне не нравилась, мелкое самодовольное ничтожество. Она впутала Терри в скверные дела, Катарин. Очень скверные. Я отвечаю за свои слова. И вообще у Терри никогда не было порядочных женщин. Вечно он путается с какими-то потаскушками. Единственное исключение — Хилари Рейн. Ему бы следовало жениться на Хилари, а не на Меган, его последней супружнице. Она никогда мне не нравилась, эта чванливая особа. Точно такая же, как Алекса. Они похожи друг на друга как две горошины из одного стручка, и стручок этот мерзкий и гнилой.

Катарин была застигнута врасплох вторым за день упоминанием Хилари. Более того, она была очень заинтригована, вспомнив о том, что рассказывала Эстел о вечеринке.

— Да, я согласна с тобой в отношении Хилари. Она приятная женщина. Но она же замужем за Марком Пирсом, так что это не вариант для Терри.

Пенни была поражена.

— О, я не знала, что ты Знакома с Хилари. Ты давно ее знаешь?

— Не очень давно, но она… — Катарин замолчала на полуслове, когда в комнату влетел Норман. Он был в приподнятом настроении, подмигнул им обеим и показал двумя пальцами знак победы в виде буквы «V», как это делал Уинстон Черчилль. — Я думаю, наш план действует. Мне пришлось разбудить Терри, чтобы отвести его в ванну. Как раз сейчас он сидит в горячей ванне, выглядит как беспомощный котенок и едва мяучит. Он даже не захотел, чтобы я его побрил. Почему бы тебе не согреть молока, Пенни? А я попытаюсь заставить Терри выпить его. И он, радость наша, сладко-сладко уснет.

Пенни вышла, а Норман посмотрел на часы:

— Сейчас как раз половина шестого. Ты идешь в театр?

— Нет, я дождусь тебя, Норман. Чтобы быть уверенной, что все в порядке. Мы пойдем вместе, — сказала она.


Норман стоял за кулисами театра Сент-Джеймс, смотрел последнюю сцену «Троянской интерлюдии» и беззвучно аплодировал Катарин. Она сыграла потрясающе, с легкостью и блеском вывезла на себе весь спектакль, излучая свойственную только ей магическую силу. Питер Мэллори, актер второго состава, игравший вместо Терри, был неплох, однако ему не хватало огня и таланта Терри. Нет, он нигде не сбился с роли, но играл без вдохновения и эмоционально слабо.

Если публика и чувствовала себя в какой-то степени обманутой из-за тусклой игры Питера, в целом она не должна была быть обиженной — ее более чем компенсировало восхитительное перевоплощение Катарин в образ Прекрасной Елены. Она отдала этой роли все, что могла, и Норман решил, что, скорее всего, Катарин еще никогда не была так хороша в этом спектакле. Она превзошла саму себя, весь вечер держала зал в напряжении и теперь, когда был близок финал пьесы, зрители оказались ее зачарованными и послушными пленниками, затаив дыхание сидевшими в своих креслах и внимавшими каждому слову актрисы. Он подозревал, что, когда через несколько минут опустится занавес, в театре не будет ни одного зрителя, у которого бы не увлажнились глаза.

Норман повернулся и вышел из-за кулис, медленно направляясь по каменной лестнице к костюмерным. Он пришел сегодня в театр, чтобы одеть дублера Терри, у которого не было своего костюмера. По многим причинам Норман был рад тому, что сумел выбраться из квартиры. Это дало ему возможность немного привести в порядок мысли. Терри заснул еще до того, как они с Катарин ушли, и Пенни уверила его, что сумеет справиться с любой неожиданностью, которая может возникнуть. Норман несколько раз звонил жене во время спектакля, и, к его огромному облегчению, она всякий раз сообщала ему, что Терри спит как сурок и, возможно, проспит до самого утра. Однако они с Пенни решили провести ночь там, на случай, если Терри что-нибудь понадобится.

А утром у него будет серьезный разговор с большим мастером сцены Терренсом Огденом. Он уже давно назрел. Норман теперь осуждал себя за то, что не сделал этого раньше. Он был предан Терри и защищал его; за те шесть лет, в течение которых он был костюмером Терри, они стали близкими друзьями, почти братьями. Норман, актер-неудачник, оберегал Терри как ангел-хранитель и готов был пойти на все, чтобы защитить положение друга в английском театре. У Терри был огромный, редкостный талант, который необходимо было пестовать и опекать. Он представлял собой национальное достояние. И все это прекрасно понимал Норман.

Норман фланировал около костюмерной Терри, ожидая прихода Катарин. Он много думал в последние несколько часов и наконец решил полностью довериться ей. Она была единственным человеком, которому он мог открыть секреты Терри. Норман вздохнул. Неприятности Терри нарастали как снежный ком и становились слишком серьезными, чтобы он носил их в себе, особенно после сегодняшнего кошмарного дня. Норман чувствовал, что он должен облегчить душу и услышать совет, если он хочет избежать катастрофы. Он не был уверен, что Катарин сможет дать ему правильный совет, но ведь иногда бывает достаточно просто высказаться кому-то, уяснить все окончательно для самого себя. Это часто приводило к решениям, которые в противном случае могли бы ускользнуть. По крайней мере, Катарин сможет раскрыть глаза Терри на кое-какие вещи.

Он услышал ее звонкий смех, когда она легко сбегала по лестнице, и пошел по коридору навстречу, широко улыбаясь. От полноты души Норман грубовато обнял девушку и прижал ее к себе.

— Ты была неотразима, радость моя! — горячо и искренне воскликнул он. — Потрясающе! С ума сойти — ты, непревзойденная, превзошла себя!

— Спасибо, Норман, — она несколько раз выдохнула. — Я сделала это для Терри, — сказала она легко и с восхитительной улыбкой. — Сегодня я играла за нас двоих, — она сделала гримасу. — Но в некоторых местах было очень трудно. Посмотри на меня. Я промокла насквозь.

— Тебе надо немедленно снять костюм, — приказал Норман отеческим тоном, увлекая Катарин к ее костюмерной, — между прочим, могу ли я заказать тебе что-нибудь выпить, дорогая?

— Очень мило с твоей стороны, Норман, но у меня назначена встреча.

— Один бокал. Это займет всего десять минут твоего времени. Я хочу сказать тебе нечто важное, Катарин.

Она услышала тревогу в голосе Нормана и подумала: «Боже, что-то опять с Терри».

— С ним все в порядке? Все нормально? — нервно спросила она.

— Да, он спит. Знаешь, мне нужен твой совет относительно Терри, нашего проказника — Норман понизил голос и посмотрел на Катарин. — Ты понимаешь, что я имею в виду?