Барбара Брэдфорд - Голос сердца. Книга первая

К его собственному изумлению, Ким почувствовал, что его бьет сильная дрожь. Он вскочил на ноги, пытаясь справиться с душившим его гневом. Схватив с кофейного столика пачку сигарет, он нервно прикурил и почти бегом бросился к камину. Затем он повернулся к Катарин и сказал ей незнакомым отчужденным тоном:

— Что-то я не понимаю тебя, Катарин. Тебя бросает то в жар, то в холод. А это очень выводит из себя, если не сказать больше.

— Меня никуда не бросает, — защищающимся тоном отпарировала Катарин, возвращая Киму ледяной взгляд. Чувствуя невыигрышность своего положения на полу, она живо встала, поправила платье и села на диван.

— Нет, бросает, — ответил Ким, гнев которого не уменьшился. — Когда мы в компании других людей, ты такая милая, такая любящая, такая в меру кокетливая — в общем, прелесть, что за девушка! Но когда мы вдвоем, ты такая же неприступная, как Эверест. И такая же, черт побери, холодная. Сегодня мне показалось, что в тебе что-то изменилось. Глупец! Боже мой, ты позволяешь мне целовать тебя, ласкать, ты не останавливаешь меня. Фактически, ты возвращаешь мои поцелуи, и я — как выяснилось, ошибочно — считаю, что ты возвращаешь и мои чувства. Во всяком случае, мне так показалось. А затем неожиданно ты превращаешься в кусок льда, — с бешенством закончил Ким. Его щеки пылали. — Ты не слишком справедлива, Катарин.

Она с достоинством выпрямилась на диване и приняла обиженный вид.

— Я как раз начала говорить, минутой раньше, я не распаляла тебя…

— Распаляла, душа моя! — прервал ее Ким с холодным смехом. — То, как ты оделась, как ты стоишь, ходишь — неужели ты не осознаешь, что ты настоящая соблазнительница, деточка?

Катарин уловила сарказм в его голосе и раздраженно ответила:

— В таком случае, ты можешь смело относить всех женщин к категории соблазнительниц по той лишь причине, что они родились женщинами. Я просто имела в виду, что не хотела доводить тебя до такого состояния сегодня, не хотела… расстраивать тебя…

— Но ты именно это и сделала! — вновь негодующе перебил ее Ким. — Господи Боже, Катарин, я же не из железа сделан! Я мужчина! Как долго, ты считаешь, я могу мириться с таким положением вещей — сумасшедшие ласки без… без естественного завершения?

Катарин наклонилась вперед с терпеливым выражением на лице и сказала умиротворяющим и убедительным тоном: — Ким, именно по этой причине я всегда стараюсь быть очень, очень осторожной с тобой. Ты только что сказал, что я несправедлива, но я считаю, что всегда была предельно справедливой, не позволяя нашим ласкам заходить так далеко, как это получилось сегодня. Никогда прежде!

— Тогда почему же позволила это сегодня вечером? — потребовал ответа Ким. Он был все еще вне себя, хотя дрожь, к его величайшему облегчению, прошла.

Впервые за все время их знакомства Ким был зол на нее и нагрубил ей. Катарин решила, что будет гораздо разумнее сгладить ситуацию, чем вдаваться в долгую и непростую дискуссию о сексе. Разговор мог получиться взрывоопасным. Она просто улыбнулась Киму, придав своим глазам теплое и понимающее выражение.

— На самом деле я не позволяла этого. Это просто… Ну… как-то само собой вышло, причем прежде, чем я смогла это остановить. Наверное, я просто выпустила ситуацию из-под контроля. Из-за чудовищной усталости, скорее всего. Что бы ты там ни думал, последние несколько недель трудно мне дались. Для меня очень много значит кинопроба, — продолжила она, стараясь сменить тему. — Ты же понимаешь, как в связи с этим увеличилась моя обычная нагрузка. А сегодня, откровенно говоря, это было чересчур. У меня был важный обед, затем Норман подкинул бомбу — по поводу болезни Терри. В результате сегодняшний спектакль тоже был гораздо тяжелее обычного, потом Норман…

— Удивительная вещь — ты чувствуешь себя смертельно усталой только тогда, когда ты со мной. Когда мы вдвоем. И вот еще что. Как ты могла пригласить сюда Нормана, чтобы говорить об этом чертовом антиквариате, когда ты знала, что у нас сегодня такая особенная встреча! Я с таким же успехом мог передать всю информацию ему или Терри через тебя, как тебе прекрасно известно. И если уж ты говоришь о других людях, то что такого суперважного может быть для тебя в обеде с моей сестрой?

— Разве Франческа не говорила тебе, что она будет писать минисценарий для кинопробы по «Грозовому перевалу»? — спросила Катарин медовым голосом в надежде успокоить Кима, проигнорировав его замечание по поводу Нормана. Она не могла рассказать об истинной причине прихода Нормана, не нарушив при этом своего обещания. А этого она никогда не сделает.

— Да, говорила, — раздраженно ответил Ким.

— Это было действительно важно для меня, если даже ты и видишь это по-другому. Я очень признательна Франческе за помощь. И знаешь, я очень сожалею, что расстроила тебя. Честно.

Ким хранил молчание. Он прикурил еще одну сигарету и налил себе стакан вина, а затем быстро отошел от Катарин. Он устроился перед камином, как и прежде. В нем все кипело, хотя внешне это ничем не проявлялось — только заметно пульсировала вена у виска. Его боль, гнев и раздражение были естественным порождением того разочарования, которое Ким испытал, сочтя себя отвергнутым. Ким Каннингхэм не привык быть отвергнутым.

Совсем наоборот — до встречи с Катарин Темпест ему не приходилось бегать за девушками, ибо они сами бегали за ним. Здесь он пошел в отца — граф тоже обладал непреодолимой привлекательностью для женщин всех слоев общества. Для молодого человека, которому не исполнилось еще и двадцати двух лет, он обладал обширнейшим сексуальным опытом и ненасытностью в этом плане. До романа с Катарин у него был один роман и несколько интрижек разной степени значимости и длительности. Героиней романа была немецкая княгиня, с которой он познакомился во время горнолыжных катаний у кузенов Дианы и Кристиана в Кенигзее во время каникул. Астрид — особа, о которой идет речь — была на семь лет старше его. Тогда ей было двадцать шесть, и она была замужем. Именно по последней причине граф вынужден был вмешаться в развитие событий, но только по просьбе разгневанного мужа. Князь без должного понимания отнесся к интрижке своей молодой жены с девятнадцатилетним «щенком», как он пренебрежительно определил Кима. Хотя граф незамедлительно информировал Кима о том, что он осуждает его поведение, и потребовал без промедления прекратить всяческие отношения с княгиней, ситуация его позабавила. Граф был совершенно уверен, что со стороны княгини, вышедшей замуж за мешок с деньгами, это было ни к чему не обязывающее курортное развлечение, поэтому она не представляла никакой опасности для его сына.

Сейчас Ким думал об Астрид. От нее исходило тепло, она была такой страстной и нежной; именно эта женщина разбудила его дремавшую чувственность, сексуальную ненасытность, скрывавшуюся за его внешней сдержанностью. Именно Астрид научила его всему тому, что так нравилось другим молодым женщинам, которые заняли ее место в его постели после нее. По непонятным ему самому причинам и несмотря на свое страстное желание, Ким никогда не давил на Катарин, пытаясь сделать ее своей любовницей. Наоборот, он всегда был необычайно сдержан. Он размышлял об этом, сидя перед камином и потягивая вино из стакана. Наконец Ким пришел к выводу, что вел себя противоестественно для своей натуры. Чем это было вызвано? Тем, что она сама была такой сдержанной? Нет, пожалуй, гораздо точнее будет определить это как самоконтроль, а не как сдержанность. Ким не был уверен в мотивах поведения Катарин, и это его особенно озадачивало. Почему он всегда обращался с ней, как с хрустальной вазой?

Пристально наблюдая за ним, Катарин поняла, что гнев Кима не пройдет так быстро, как она предполагала. Он никогда не был таким прежде, когда она под каким-нибудь приличным предлогом со смехом ловко выскальзывала из его объятий, делая ему шутливый выговор. Катарин спросила себя, не создаст ли он ей такой же проблемы, какую создавали остальные, и ее сердце упало. Ей была неприятна сама идея отбиваться от него физически — это было бы отвратительно. Раньше ей всегда удавалось все уладить, не оскорбляя при этом Кима. По-своему она любила этого человека и окончательно решила выйти за него замуж. Катарин прекрасно осознавала, что не может нанести ему такого оскорбления еще раз. Ее сознательное бегство от постели могло привести к тому, что она потеряет Кима навсегда.