Барбара Брэдфорд - Голос сердца. Книга первая

— Обалдемон, — закончила за него Катарин. На ее спокойном непроницаемом лице не было и намека на какие-либо переживания. Но сердце билось учащенно, мысли бешено скакали, и она с трудом контролировала дыхание.

Улыбнувшись легкой загадочной улыбкой, она взяла Виктора под руку и повела его к двери. Ник с Франческой последовали за ними. «Все происходит удивительно легко. И чересчур быстро, — подумал Ник, ощутив резкий укол тревоги. — Нас ждет какая-то крупная неприятность». Предчувствие беды было настолько острым, что Ник пошатнулся. Они приблизились к лифту. Внутреннее напряжение и чувство дискомфорта усилились. Ник заставил себя внутренне рассмеяться, объясняя свои ощущения излишне богатым воображением. «Все это нелепо», — сказал он себе, стараясь отделаться от тягостного чувства. Однако оно не отступило не только в тот день, но и продолжало жить в нем в течение долгих месяцев.

— Я нисколько не беспокоюсь за отца, с ним все будет хорошо, — сказал Ким, устанавливая чемодан Франчески на полку для багажа. Он посмотрел на сестру сверху вниз и продолжил: — В конце концов, у него есть ангел-хранитель Дорис, которая носится с ним, как с малым ребенком, и ему, заметь, это нравится. Собственно, она, похоже, тоже получает от этого удовольствие. — Ким усмехнулся, и в его глазах заплясали озорные огоньки. — Знаешь, богатство как-то скрашивает жизненные неурядицы.

Франческа тоже засмеялась, несмотря на тревогу за отца.

— Да. Я хорошо понимаю, что ты имеешь в виду. Тебе не кажется, что в их отношениях что-то сдвинулось?

— Кажется. — Ким сел на край противоположного сиденья и начал рыться в карманах замшевой куртки с отделкой из кожи в поисках сигарет. Достав пачку, он прикурил и добавил: — Свадебные колокола вот-вот прозвенят, а? — Он вопросительно поднял бровь.

— Я не уверена, — ответила Франческа. — Оба они обходят эту тему стороной. Но у Дорис глаза блестят очень решительно, и в ее отношении к папе в последнее время проскакивает что-то собственническое. И не только это — она начала интересоваться Лэнгли, чего раньше никогда не было. Вообще я бы не возражала, чтобы папа женился на Дорис. А ты, Ким?

Он покачал головой.

— Нет. Я действительно рад, что их отношения принимают новый оборот. Надеюсь, что они действительно поженятся. Мне кажется, Дорис хорошая тетка и отцу она подходит идеально. Ему нужна женщина живая, веселая, добрая. И очень преданная, добавил бы я. И кроме того, ее чудные денежки, много-много денежек…

— Господи, ты просто чудовище! — воскликнула Франческа. — Я тебе уже говорила, что деньги как раз ни на йоту не повлияют на решение отца. Как тебе могла прийти в голову такая нелепая мысль! — Она бросила на Кима неодобрительный взгляд.

— О, я понимаю! Наш старикан совсем не интересуется ее деньгами, Франки. Но эти милые бумажки не причинят ему никакого вреда. Совсем даже наоборот, уверяю тебя. — Ким выпустил кольцо дыма, сосредоточенно наблюдая за его полетом. — А возвращаясь к состоянию его здоровья, я тебе советую выбросить всякие переживания из головы.

— Постараюсь, — пообещала Франческа, к которой благодаря шуткам Кима возвращалось ее привычное ровное доброжелательное настроение. — Но я не могу избавиться от чувства, что все это произошло по моей вине…

— Глупости! — перебил ее Ким решительным тоном. — Такие вещи происходят по своим законам. Ты-то в чем здесь виновата?

— И все-таки, если бы он не полез на эту лестницу в библиотеке в поисках книги для меня, он бы не упал.

Ким мягко усмехнулся.

— Но-таки он упал, радость моя, и переживать по этому поводу после того, как факт свершился, абсолютно бессмысленно — этим ты ничего не изменишь. — Заметив, что от его реплики мрачное выражение на лице сестры только усугубилось, Ким постарался приободрить ее. — Послушай, дорогая, доктор Фуллер сказал, что с отцом будет все в порядке, если только он неделю или две проведет на постельном режиме. Фуллер дает ему лекарства, снимающие боль. Перелом тазовой кости — штука, конечно, очень неприятная, потому что контролировать срастание очень трудно, но если он будет лежать, все заживет, как на собаке.

— Да, я знаю. Но это должно причинять массу неудобств.

— Думаю, что да. Но, по крайней мере, у отца сейчас, когда с ним так носится Дорис, довольно приличное настроение. И вы с Катарин тоже отлично постарались, чтобы поднять его дух.

— Это все Катарин, я тут абсолютно ни при чем, как ты понимаешь, — заявила Франческа. На ее лице появилось влюбленное выражение, и янтарно-карие с поволокой глаза засияли мягким светом. — Она потрясающая девушка, правда, Ким?

— Лучше всех! Высший класс! — с энтузиазмом поддержал ее брат, и его лицо тоже расплылось в улыбке. — Не забудь передать ей, как я по ней здесь скучаю. Позвони Катарин сразу же, как приедешь. Не забудешь?

— Ну, как я могу забыть? Ты уже раз десять повторил мне это, — засмеялась Франческа. Звуки закрывающихся дверей вагона и свистка кондуктора привлекли ее внимание, и она посмотрела в окно. — Ким, тебе пора уходить. Иначе ты уедешь со мной в Лондон.

— Я бы не возражал, — заметил Ким, мысленно перенесясь к Катарин. Он тяжело вздохнул и скорчил гримасу. — К несчастью, труба зовет — сейчас мое присутствие в Лэнгли более необходимо, чем когда-либо. — Он встал, нагнулся, чтобы поцеловать сестру в щеку и с любовью сжал ее плечо. — Хорошей тебе поездки, Франки, и непременно лечи свою ужасную простуду. — Ким двинулся к двери вагона, но затем обернулся, чтобы окончательно успокоить сестру: — Папа в хороших руках, поэтому успокойся. Помни, я в Лэнгли. Я прослежу, чтобы он строго следовал рекомендациям врача.

— Я знаю. Пока, дорогой.

— Пока. — Он улыбнулся и ловко спрыгнул на платформу, закрыв за собой дверь вагона в тот момент, когда поезд медленно тронулся, оставляя за собой железнодорожную станцию Хэррогейт и устремляясь в долгое путешествие на юг.

Франческа выпрямилась, удобнее устраиваясь в своем уголке и закутываясь в твидовое полупальто цвета вереска. Ее била легкая дрожь, несмотря на теплую одежду — гармонирующую с полупальто тяжелую твидовую юбку и комплект из двух шерстяных кофточек под пальто. На ней был также кашемировый шарф и сапоги. Но в вагоне было зябко — он плохо отапливался. Кроме того, несколькими днями раньше она подхватила простуду, от которой так и не смогла избавиться. Мелли, их старая няня, которая после ухода от дел жила в деревенском домике в Лэнгли, пичкала ее всевозможными народными средствами, но даже эти проверенные методы, многократно опробованные в детстве, не дали результатов. Простуда не отступала — наоборот, Франческе становилось все хуже.

Она открыла сумочку и достала пакетик с леденцами от боли в горле, который Мелли вчера насильно затолкала в ее сумочку, улыбаясь про себя при мыслях о воспитавшей ее доброй старой няне. Леденцы назывались «Друг рыбака» и, как утверждала Мелли, были специально созданы для рыбаков морского рыболовецкого флота, работавших в туман и стужу у берегов Исландии. Их с Кимом насильно пичкали этими леденцами в детстве. Они были ужасно противными, но Мелли пристально следила за тем, чтобы дети их не выплевывали, и, надо сказать, они действительно помогали. Франческа засунула один из них в рот и начала сосать, глядя в окно на пролетавшие мимо пейзажи. Поезд мчался по долине в сторону Лидса. Пустынные черные поля были покрыты легким налетом инея, а окоченевшие неприглядные деревья стояли одинокими грустными часовыми, поднимая свои ветви к пугающе застывшему небу. Весна обещала быть поздней. В природе не ощущалось никаких обычных признаков пробуждения: ни нежной пробивающейся зелени, ни резвящихся ягнят на полях, ни ранних бледно-желтых нарциссов, клонившихся под легким ветерком, хотя уже шла первая неделя марта. Телеграфный столб попал в поле зрения Франчески, нарушив своей инородностью красоту предвесеннего пейзажа. Для нее этот столб был внезапным острым напоминанием о тех проблемах, с которыми ей пришлось столкнуться за последнюю неделю, когда она колесила с Джерри Мэссинхемом и Джинни по Йоркширу, помогая им выбрать место для съемок.

Во многих отношениях первые несколько дней были непростыми, даже изматывающими. Раздражение Джерри росло день ото дня по мере того, как за ними оставались мили и мили крупнейшего в Англии графства. Всякий раз, как они находили подходящее для натурных съемок место, какое-нибудь уродливое творение человека, по всем признакам относящееся к двадцатому столетию, грубо врывалось в пейзаж. Поскольку фильм должен был изображать события, разворачивавшиеся в девятнадцатом веке, это место приходилось тут же забраковывать. Телеграфные столбы, опоры линий электропередач, водонапорные башни едва ли можно было представить естественными элементами викторианской Англии.