Мне казалось, что это был некий компромисс, нечто между ничем и… всем.

Я думала, что начинаю постигать религию – постепенно, шаг за шагом. Не внезапно, не сразу – впрочем, что в этом мире происходит сразу, кроме, возможно, любви? И кстати, даже на осознание своих собственных чувств нужно время.

Я скучала по Алексу.

Не только по его губам и рукам или этому прекрасному, восхитительному члену. Не только по его ехидной улыбке и манере говорить смешные вещи с невозмутимым видом. И не только по тому, как он говорил это свое «черт» – без раздражения, выражая в одном только слове множество чувств и эмоций.

Я скучала по тому, как он тихонько стучал в дверь моей ванной перед тем, как войти, хотя меня никогда не смутило бы его невольное вторжение. Скучала и по тому, как он останавливался у полки в магазине, чтобы взять мороженое, которое я любила. И по тому, что он не забывал забрать почту – и никогда, никогда не вскрывал мою корреспонденцию, хотя я, вероятно, вряд ли смогла бы удержаться от искушения на его месте. Я скучала и по мелким деталям, связанным с Алексом, и по нему самому, целиком.

Он не звонил, но время от времени присылал мне довольно откровенные, сексуальные сообщения. Не каждый день. Но и не редко.

– Что-то ты плохо справляешься, – заметила Сара, взглянув на сэндвич с тунцом, который я купила в пиццерии J & S Pizza, расположенной вниз по улице.

– Что?

– Сама посмотри. – Она показала на мою тарелку. – Ты почти ничего не ешь.

Я погладила себя по животу:

– Спасибо, я и так нагрузилась печеньем.

Сара засмеялась:

– Рада, что кто-то с ними расправился! Я напекла так много противней печенья с арахисовой пастой, что теперь меня воротит от одного его запаха!

– Да, ничего хорошего из этого не вышло, – отозвалась я, и сама толком не зная, о чем именно говорю: о кулинарных подвигах подруги или ее личной жизни.

Сара пожала плечами:

– Возможно. Но это уже не важно. Все кончено. Даже до того, как началось.

Я ощутила резкий укол совести. В последнее время я была так поглощена Алексом, что мы с Сарой пересекались не так часто, как раньше. Подруга не жаловалась, не заставляла меня чувствовать себя виноватой, и я была спокойна, зная, что она занята своими собственными делами – Сара была не из тех, кто будет сидеть сложа руки. Я чувствовала себя еще более виноватой за то, что не замечала, как она ни разу не упрекнула меня в невнимании.

– Я его знаю?

– Нет. Черт, я и сама едва его знаю. – Сара собрала пальцем крошки своего сэндвича и отправила их в рот. – Переходим к чипсам.

Я подбросила ей небольшой пакет, который забрала из пиццерии вместе с сэндвичами. Изучив пакет, Сара покачала головой и бросила его на стол.

– Свинина, – констатировала она.

– Нет! – Я схватила пакет и посмотрела сама. – Какого черта? Кто, скажи на милость, продолжает делать чипсы на свином сале?

– «Бабушка Утц», – засмеялась Сара. – А что насчет остальных чипсов? С солью и уксусом должны подойти.

Я протянула ей другой пакетик, изучая его в своей руке.

– Извини. Мне стоило сразу проверить.

– Ты не должна заботиться о том, чтобы еда, которую я кладу в свой рот, не отправила меня прямиком в ад. – Сара открыла пакет с чипсами и засмеялась. – Если бы я, конечно, верила в существование ада.

Я отложила в сторону чипсы, приготовленные на свином сале, – я не придерживалась кашрута, но знала о его законах достаточно много, чтобы внезапно почувствовать отвращение к неподобающей пище.

– Моя мать обязательно обратила бы на это внимание. Она тоже вышла бы из себя, вручи я ей случайно этот пакет.

Сара тактично фыркнула:

– Что тут скажешь… У твоей матери свои собственные пунктики, ведь верно? Точно так же, как и у всех нас, подруга. Как и у всех нас.

Сара глубокомысленно кивнула и съела еще один ломтик чипса, потом подняла стоявшую рядом с ней на полу бутылку колы и сделала большой глоток. Наконец, откинув голову, подруга уставилась в потолок с его голыми балками:

– Здесь не помешают китайские фонарики.

– Что?

– Тебе нужно повесить несколько китайских фонариков. Возможно, гирлянду. Сделать мягкий, рассеянный свет вот там, над теми балками и по периметру. Это создаст в комнате более уютную атмосферу, нисколько не умалив внушительного впечатления от высоты потолка.

– Ты сама так впечатляюще рассуждаешь…

– Только на это я и способна, а еще мне по силам кое-как дефрагментировать твой компьютер, – усмехнулась она. – Впрочем, ты и сама умная, раз приобрела «Макинтош». С ним и возиться не придется.

Мы ели и болтали. О парнях и шмотках. Передачах по телику. Книгах. Снова о парнях. И опять о парнях. Об известных парнях, не о тех, с которыми на самом деле спали.

Из кармана Сары вдруг запищал телефон. Она даже на него не взглянула. Ситуация была настолько очевидной, что я не удержалась от комментария:

– Это он?

Сара подернула плечами:

– Может быть.

– Ничего себе, и ты не ответила?

– Я не собираюсь бежать по первому зову, если кому-то захотелось секса.

Я обвела взглядом следы нашего дневного пикника на полу.

– Кто будет звонить с предложением о сексе в три часа дня в субботу?

– Парень, который занят все оставшееся время, – резко бросила Сара.

Подобная реакция подруги, впавшей в настоящую ярость из-за неизвестного мне парня, заставила насторожиться. Сару было непросто вывести из себя, но на сей раз, вспыхнув от гнева, она еще долго, очень долго не могла успокоиться.

– Хочешь поговорить об этом?

– Если честно, как это ни удивительно, нет. – Сара метнула в меня взглядом. – А как сама? Желаешь излить восторги по поводу своего идеального мужчины?

– О, он не идеален. Далеко не идеален.

Сара усмехнулась:

– Я видела его, Лив, и он просто чертовски, охренительно идеален!

– Сара, – с нежностью произнесла я, – ты любишь парней. Всех парней. Тебя возбудил бы даже Квазимодо!

– Эй, полегче, уродливые парни – лучшие в оральном сексе! И не надо оскорблять меня только потому, что я – за равные возможности для всех парней, желающих попрактиковаться в куннилингусе!

Мы залились хохотом.

– Ну конечно, лучше уродливый парень с длинным языком, чем красавчик с мягким членом!

– Пфф… Ты-то откуда знаешь?

Мы еще немного посмеялись.

– Когда он возвращается? – спросила Сара.

– Завтра. Я должна забрать его в аэропорту после вечеринки по случаю дня рождения Пиппы.

– О-о-о, это – любовь! Подумать только, забираешь его в аэропорту! Эй, я жду приглашения на роль подружки невесты!

Мой смех зазвучал немного неестественно.

– Ага, только мы чуть-чуть опережаем события, ты так не считаешь?

Сара помедлила, пытаясь освободить руки от оберточной бумаги и салфеток. Потом пожала плечами и выбросила мусор в огромную урну у двери.

– Просто не исключай такой возможности – вот что я имею в виду.

– Я так не думаю, – честно ответила я. Любовь была одной вещью. А брак – совсем другой.

– Моя сестра тоже так говорила. А посмотри на нее сейчас!

– Твоя сестра выходила замуж четыре раза!

Сара похлопала ресницами и прижала руки к груди:

– И каждый раз – как последний!

– Определенно такой подход к браку – не пример для подражания.

– Мне кажется, она трижды обжигалась, и каждый раз возрождалась снова. Возможно, некоторые считают ее дурой, – сказала Сара. – Но я думаю, что ее пример лишь доказывает: нужно давать любви шанс, даже если чувства могут причинить боль.

– Ха… – Я задумчиво прикусила щеку изнутри. – И это справедливо для всех, включая тебя?

– О, черт возьми, нет, – признала подруга. – Я бегу от этого дерьма так быстро, как только могу.


– А у меня новые туфельки. – Пиппа показала на свои ноги, сначала – на одну, потом – на другую. – Мой папочка Девон купил их мне. А мой папочка Стивен купил мне это платье.

Девчушка закружилась, а я принялась ее фотографировать, снимок за снимком. Камера, которую подарил мне Алекс, ощущалась в руке не так, как я привыкла. Поэтому и фотографии получились другими: многие вышли смазанными или смещенными относительно центра. Но даже при этом некоторые из снимков показались мне великолепными.

Мне – но не Пиппе. Она потребовала показать получившиеся фотографии на экране камеры и внимательно посмотрела их, хмурясь каждый раз, когда они представляли ее не в лучшем свете. Надувшись, Пиппа сложила свои маленькие ручки на груди и так энергично покачала головой, что ее завитки разлетелись во все стороны. Но через мгновение она уже была воплощенной прелестью, позволив мне сделать еще один снимок.