Джанет Дейли - Гордые и свободные

– Да-да, – кивнул Клинок. – Мне сегодня утром рассказали, что трое миссионеров арестованы.

– Ты бы видел мисс Холл. Как она развоевалась! Я даже с Киппом ее такой ни разу не видела. Когда один из них схватил меня за руку…

– Что?! – взревел Клинок.

– Он мне ничего такого не сделал, – уверила его Темпл. – Мисс Холл меня защитила.

– Если бы он тебе что-то сделал… – грозно процедил Клинок.

На его бронзовой коже белой ниткой выделялся шрам. Темпл, не удержавшись, провела по шраму пальцем.

– Клинок, – прошептала она, может быть в первый раз по-настоящему чувствуя, что любит этого человека всей душой.

Он обнял ее, поцеловал в губы, желая передать ей свою страсть, страх и гнев. Темпл затрепетала в его объятиях. По их телам словно прошел разряд молнии.

– Ты не представляешь, что я пережил, когда прискакал Айк, – тихо сказал Клинок и содрогнулся. – Недолго уехал твой дядя?

Он обхватил ее лицо ладонями; пальцы его чуть подрагивали.

– Нет, он завтра возвращается. В крайнем случае послезавтра.

Она закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его пальцев.

– Я останусь здесь, пока он не вернется, – твердо заявил Клинок, словно ожидая, что она станет спорить.

– Хорошо.

– А когда возвратится твой отец…

Он не договорил, и Темпл с любопытством открыла глаза. Вид у него был странный – очень серьезный, даже властный.

– И что же будет?

– Ты будешь моей женой.

Выражение его лица неуловимо изменилось, в глазах вспыхнули лукавые искорки.

– Что же ты молчишь?

– А что говорить? Меня вроде бы ни о чем не спрашивают, – в тон ему ответила она.

– Ты ведь тоже этого хочешь. Ты с самого начала хотела меня заарканить.

– Зато ты этого не хотел.

– Верно, – признал Клинок. – Жена, дом, семья – для меня все это рановато. То ли дело жизнь в горах. Ищешь золотую жилу, копаешь землю, просеиваешь песок. А сколько радости найти самородок! Ради этого стоит терпеть лишения.

– А ради меня?

Она хотела, чтобы он произнес вслух все полагающиеся слова.

– Ради тебя? Так слушай же. – Он прижался лицом к ее волосам. – Дышать и не вдыхать аромат твоих волос, слушать и не слышать твоего голоса, смотреть и не видеть сияния твоих глаз, иметь руки и не чувствовать шелковистости твоей кожи… – Он слегка поцеловал ее в губы. – Это значит – вовсе не жить.

– Я чувствую то же самое, – прошептала она.

Только рядом с Клинком она ощущала всю полноту жизни.

В этот миг он почувствовал, что действительность не властна над их любовью. И это открытие наполнило его душу красотой и счастьем.

Когда Фиби и Шадрач не появились в классе к началу первого урока, Элайза еще раз позвонила в колокольчик, а потом все-таки начала занятие.

В полдень дети отправились на перерыв, а Элайза все думала про Фиби и Шадрача. Она отправилась на поиски негритянских детей и нашла их на кухне, рядом с Черной Кэсси. Шадрач украдкой взглянул на учительницу и еще усерднее принялся чистить картофель. Вид у него был горестный и виноватый. Фиби же старалась и вовсе не смотреть на Элайзу.

– Вы пропустили школу, – строго сказала им она.

– Работы много, – пробормотала Фиби, робко посмотрев на хлопотавшую у плиты мать.

Элайза поняла: здесь что-то не так. Может быть, дети боятся, что она накажет их за прогул? Вряд ли, ведь они знают, что она – не сторонница наказаний.

– Приходите завтра утром пораньше, и я расскажу вам, что мы проходили на сегодняшних занятиях, – мягко сказала она, чтобы дети видели – она вовсе не сердится.

Шадрач грустно и обиженно посмотрел на нее.

– Мы больше не придем. – Он опустил глаза и тихо добавил: – Мама не велит.

– Но почему? – удивленно спросила Элайза у Кэсси.

– Не будут они больше ходить в эту вашу школу.

– Но они уже так многому научились! Шадрач – один из лучших моих учеников. Почему ты не хочешь, чтобы твои дети получили образование?

– Она боится, что те белые вернутся, – вполголоса пояснила Фиби.

Элайза сердито всплеснула руками:

– Неужели ты допустишь, чтобы эти хулиганы лишили твоих детей образования? Здесь ведь не Джорджия. Они ничего не могут сделать.

– Еще как могут. Вам-то, мисс Элайза, невдомек, зато я знаю, – горячо заговорила Кэсси. – Они нипочем не допустят, чтобы черные дети учились. Уж можете мне поверить. И я не хочу, чтобы из-за вашей школы мои дети попали в беду. Они знают свое место, мои малютки. И высовываться не будут.

Элайза хотела было возразить ей, но внезапно вспомнила, с каким выражением смотрели гвардейцы на Шадрача и Фиби. Может быть, детям действительно угрожает опасность? В южных штатах, в том числе и в Джорджии, существует специальный закон о рабах, согласно которому давать неграм образование строго-настрого запрещается. Джорджийские головорезы ведут себя на землях чероки как у себя дома. Возможно, Кэсси не без оснований боится за своих детей. Нельзя требовать от матери, чтобы она рисковала их жизнью.

– Я все понимаю, – тихо сказала Элайза и вышла.

Она чувствовала себя глубоко несчастной – ведь изменить что-либо ей было не под силу.

Элайзе очень не хватало двух этих учеников, особенно Шадрача, лицо которого всегда светилось жаждой знаний. В первые дни учительница все поглядывала в окно, надеясь, что дети придут. Но они так и не вернулись.

Однажды вечером Элайза собралась зайти в школу – забыла взять свою шаль. Она шла по дорожке, с грустью думая о Шадраче и Фиби. Чувствуют ли они себя такими же обманутыми, как она?

Внезапно ей показалось, что в окне школы слабо мерцает свет. Может быть, это пожар? Она испугалась. А вдруг джорджийцы решили преподать ей урок, чтобы не учила негров грамоте? Учительница бегом бросилась к бревенчатому дому. Изнутри донесся какой-то шорох.

Распахнув дверь, Элайза громко спросила:

– Кто здесь?

Хлопнула оконная рама. Элайза напряженно вглядывалась в темноту. Света не было, но в классе еще недавно кто-то находился. Учительница подбежала к приоткрытому окну и увидела маленькую фигурку. Фигурка подбежала к старому вязу и спряталась за могучий ствол.

Элайза еще раз оглядела темный класс. На сей раз она заметила, что на полу что-то лежит. Опустилась на корточки – учебник и свеча. Воск еще не остыл. Элайза подобрала учебник и улыбнулась.

– Шадрач, милый Шадрач, – прошептала она, прижимая книгу к груди. – Ты все-таки хочешь учиться. И испугать тебя не так-то просто. Не беспокойся. Я помогу тебе, и никто об этом не узнает. Это будет наш с тобой секрет, я обещаю.

Она зажгла свечу, поставила ее на стол и принялась ровным почерком писать задание для следующего урока. Это послание она никому не адресовала, не оставила внизу и подписи. Положила листок на учебник, рядом оставила свечу и, захватив шаль, вышла наружу.

Проходя мимо большого вяза, она услышала шорох и сказала вслух:

– Ох, старый вяз, как ты меня напугал. Я-то думала, что тут кто-то есть. Пришлось, знаешь ли, в школу заглянуть – нужно было оставить задание для завтрашнего урока. Оно лежит на столе.

Не оглядываясь, Элайза прошла мимо.

Наутро она увидела, что листок с заданием, учебник и свеча стоят на столе – почти там же, где она оставила их накануне, но все же не совсем. С этого дня Элайза взяла себе за правило перед уходом из школы оставлять задание, учебник и новую свечу.

Уилл Гордон вернулся чудесным весенним утром, когда луга запестрели желтыми цветами, а кусты покрылись нежной листвой. Был конец марта. Темпл как раз возвращалась из негритянского поселка – нужно было проведать больных рабов, – когда увидела вдали всадника.

Шадрач, сопровождавший молодую хозяйку, с наслаждением топтал свежую травку, впервые после долгой зимы сбросив тяжелые башмаки.

Темпл сунула ему корзинку, в которой лежали бинты, травы и притирания.

– Беги скорей! Скажи всем, что отец вернулся, – сказала она, не сводя глаз со всадника.

Шадрач со всех ног бросился бежать к господскому дому, а Темпл свернула с кирпичной дорожки на лужайку, чтобы первой встретить отца. Он тоже увидел ее, подъехал и наклонился, чтобы дочь могла его обнять.

Распахнулись двери, и оттуда выбежали Кипп и Ксандра; за ними следовали Элайза и Виктория с маленьким Джоном на руках. Элайза поотстала, чтобы дать возможность Гордону пообщаться с родными.