— Иришку мы… — Голос тети Тамары осекся, судорожным движением она взяла чашку, отпила несколько глотков. — Мы с Павлом из роддома ее взяли… мать от нее отказалась… Опять Капитолина помогла…
Ольга во все глаза смотрела на нее. Она была так потрясена этим сообщением, что любые слова казались ей сейчас лишними и неуместными. Повисло долгое напряженное молчание, и только ходики на стене привычно отмеряли неумолимый бег времени.
— А до тех пор, пока Иришку-то не взяли… — заговорила наконец тетя Тамара, — как я мучилась, Оля, если б ты знала! По каким только врачам Павел меня не водил! А тут уж и возраст — к тридцати пяти… для родов нежелательный… Как же я переживала… Да разве только я? Лара тоже вся извелась, что у них с Михаилом…
Не успела она договорить, как Ольга вскочила и медленно попятилась к окну.
— Ты… ты хо… чешь ска… зать, — заикаясь, начала она.
Заметив ужас в глазах племянницы, тетя Тамара не смогла сдержать улыбки.
— Да Бог с тобой, Оленька, Лара тебе родная мать, — мягко сказала она. — Я не то имела в виду…
— А… отец? — спросила Ольга, начиная дрожать от волнения.
Лицо тети Тамары вытянулось от удивления.
— Как? Разве ты… я думала, ты все поняла… — смущенно забормотала она. — Я ведь сказала: Лара с Михаилом только в конце сентября познакомились, а ты… ты в апреле уже родилась.
Почувствовав легкое головокружение, Ольга пошатнулась, вцепилась в штору на окне, та затрещала и начала медленно расползаться.
— Оленька, детка, что с тобой? — подскочила тетя Тамара. Она усадила Ольгу на топчан, сама села рядом и, взяв ее запястье, нащупала пульс. — Господи, сердцебиение отчаянное… У тебя валокордин есть?
Ольга видела перепуганное лицо тети Тамары, но не ясно, а будто сквозь легкую дымку тумана, и слова доходили до нее не отчетливо, а как бы по неотлаженной телефонной связи, когда разговор сопровождается каким-то непонятным гулом и помехами. Собрав последние силы, она схватила тетю Тамару за плечи и посмотрела прямо в бледное, расплывающееся перед глазами лицо.
— Это… дядя Паша? Да?..
Лицо окончательно утратило свои очертания и слилось с потолком, который, покружив в воздухе, стал вдруг медленно опускаться все ниже и ниже. Потом все исчезло, и Ольга потеряла сознание.
Очнувшись, она сразу почувствовала запах лекарства, увидела склоненное над ней лицо тети Тамары и поняла, что лежит в кухне на топчане, под головой — подушка, в ногах — одеяло. Холодный бодрящий воздух врывался сквозь открытое настежь окно, дождь мелко стучал по подоконнику.
Ольга с недоумением посмотрела вокруг: резной, бабушкин еще, буфет у окна… чайник на плите… ходики с кукушкой…
— Ну, слава Богу, обошлось! — с радостным облегчением проговорила тетя Тамара. — Я уж «скорую» вызывать хотела…
— Что случилось? А? Теть Тамар, что это было? — испуганно спросила Ольга.
— Да это просто обморок, Оленька, ничего страшного, — успокоила та. — В твоем положении это бывает.
Не склонная, по состоянию здоровья, ни к каким обморокам и припадкам, Ольга даже не представляла себе, что с ней может приключиться нечто подобное, и теперь, пережив это состояние, она не понимала, что же мучает ее больше: страх или удивление перед случившимся.
— Давай, Оленька, поднимайся, я тебе в комнате постелила, — захлопотала тетя Тамара. Она закрыла окно и стала убирать со стола. — А я здесь лягу… вот только посуду помою… Ну как, лучше тебе?
— Да вроде нормально, — ответила Ольга и села на топчане. — Ну и морозильник ты устроила… брр! — передернула она плечами и закрылась одеялом. — Только знаешь что… давай ты тоже в комнате ляжешь, а? — просящим голосом сказала Ольга и как-то жалобно посмотрела на тетю Тамару. — Мы поместимся, у меня диван широкий… — И тихо добавила: — А то мне сегодня что-то страшно одной…
Ольга долго не могла заснуть. Дождь перестал, и в полной тишине слышалось только спокойное, ровное дыхание спящей тети Тамары да урчание холодильника, доносившееся с кухни. Кукушка прокуковала два раза, потом три, а Ольга, ворочаясь с боку на бок, все никак не могла уснуть от мыслей-воспоминаний, окруживших ее пестрым нескончаемым хороводом.
Перед ней проходили события раннего детства, но теперь, после того, что узнала она от тети Тамары, Ольга не могла видеть и оценивать их как прежде, они приобретали для нее новую, иную окраску. Так, она поняла, что отец часто и надолго уезжал в командировку, и тогда мать, работавшая диспетчером на военном заводе, практически переселялась с Ольгой к Беркальцевым, которые, не имея своих детей, всегда рады были понянчить племянницу.
И образ тети Тамары, готовой на все ради счастья и спокойствия любимого мужа, вставал сейчас в неожиданном, каком-то необычайно загадочном свете. «Боже мой, как же ей, наверное, было тяжело, — думала Ольга, лежа рядом с ней и прислушиваясь к ее сонному дыханию, — знать все… все понять и… принять как есть, причем искренне, с радостью принять…»
Ольга знала, что детские воспоминания всегда связывались у нее либо с Александровкой, либо с московской квартирой дяди Паши. Она почти не помнила ту комнату в коммуналке, где жила с родителями. Все, что осталось в памяти, — это огромный сундук в коридоре, высоченные потолки и масса чужих людей, соседей, снующих из ванны в кухню с полотенцами и сковородками. И Ольга понимала, что это не случайно: видимо, и в самом деле большую часть из своих первых десяти лет жизни она провела у Беркальцевых.
Сначала она принимала их любовь к себе как должное, но потом, став постарше и осознав родственные отношения между людьми, не раз задавалась вопросом: ну тетя Тамара понятно, она родная сестра мамы, а вот дядя Паша, он же вроде чужой для Ольги человек, почему же он любит ее, как иногда казалось, больше всех, да и сама она так сильно привязана к нему? Позже, повзрослев, Ольга объяснила это родством душ, которое бывает порой сильнее кровных уз, и вопрос отпал сам собой.
С появлением собственного ребенка тетя Тамара почти полностью переключилась на Ирину, и Ольга почувствовала, как это маленькое, громко кричащее существо начало вытеснять ее из сердца любимой тети. Дядя Паша тоже радовался младенцу, но с его стороны Ольга не видела никакой перемены в отношении к себе.
Как-то раз, когда Ирине исполнился год, дядя Паша подарил ей заводной паровозик. Ольга понимала, что сегодня не ее день рождения, но тем не менее с завистью смотрела на сестру, которая от радости пускала слюни и хлопала в ладоши, когда паровозик бежал по кроватке. Заметив Ольгин угрюмый вид, дядя Паша вдруг спохватился, пошел в прихожую и вернулся оттуда с коробкой.
— Вот, Олюшка, забыл совсем, — виновато сказал он, протягивая ей нарядную зеленую коробку. — Ты у нас большая уже, тебе и игрушки нужны посерьезнее…
Открыв коробку, Ольга увидела куклу, о которой мечтала: в розовом кисейном платьице, с закрывающимися глазами и в настоящих маленьких туфельках. С чувством превосходства посмотрела она на сестру и, счастливая, ушла в другую комнату, бережно неся на вытянутых руках это воздушное создание.
И позже, когда девочки подросли, дядя Паша в день рождения одной из них обязательно делал подарки обеим: так, если он дарил Ирине трехколесный велосипед, Ольга знала, что для нее наверняка уже приготовлен подростковый «Школьник», а когда Ольга получала фотоаппарат, на запястье у Ирины появлялись красивые наручные часы «Заря».
И все десять лет, что прожила она у Беркальцевых, когда родители уехали, Ольга чувствовала себя не только полноправным, но и любимым членом этой семьи. Со своими девичьими секретами она обращалась к тете Тамаре как к матери, все прочие вопросы справедливо, по-отцовски мудро разрешал дядя Паша, а о том, родная ей сестра Ирина или только двоюродная, Ольга никогда и не задумывалась — сестра, и все.
Те роковые тайны их семейного клана, которые взрослые зорко хранили от них с Ириной всю жизнь и которые сегодня вечером тетя Тамара сочла нужным открыть племяннице, до глубины души потрясли Ольгу своей неожиданностью и, как ей сначала показалось, нарушили привычный, устойчивый уклад жизни, подорвали основу основ в ее восприятии прошлого.
Но сейчас, немного успокоившись, перебрав в памяти, как четки, почти три десятилетия своей жизни, она поняла, что на самом-то деле во всей этой истории ее больше всего потрясла сила духа и любви тети Тамары, сумевшей в такой, казалось бы, гибельной ситуации не только сберечь свое счастье, но и одарить теплом и ласковой заботой близких людей.