Так вот значит, откуда ветер дует.
Эль быстро прикинула, откуда отец мог прознать о Максе. Простое уравнение с одним неизвестным, которым мог быть всего-то один человек: Марго. Кроме нее никто на всем белом свете не мог знать, в чем доме она живет.
Жгучая обида со всей силы лягнула под дых, выколачивая из груди остатки воздуха. В голове колотилась одна единственная мысль: как она могла? Марго как никто другой знала, чего Эль натерпелась от своей «любящей» семейки. Она кучу раз сама чуть не силой волочила ее в участок и требовала зарегистрировать побои, а потом жутко злилась, когда Эль отказывалась ввязываться в судебную волокиту. Марго даже синяки ей помогала замазывать, чтобы своим видом Эль не отпугивала клиентов «Цыпочек», которые и приходили-то в основном затем, чтобы пускать слюни на милашек-официанток. И, в конце концов, Марго целиком одобрила ее решение ничего не говорить отцу ни о поступлении, ни о поездке.
Неужели она в самом деле так сильно взбесилась? Но, даже если поступок подруги был полностью продиктован обидой, Эль не могла найти ему оправдания.
— Тебе лучше уехать, — сказала Эль, когда справилась с первым приступом негодования. — Возвращайся домой, к квартам, покеру и рулетке. Уверена, на этот раз тебе точно повезет.
— Мне уже повезло, — растягивая слова, проговорил Айзек и, переломив зубочистку надвое, бросил мусор под ноги. — Твой богатый ё*арь трахает тебя за бесплатно, мать его! Да я чувствую себя поиметой целкой!
Эль поморщилась, и снова отступила, а он снова подвинулся.
— Но знаешь, ты молодец! — Он вскинул вверх оттопыренные большие пальцы, осклабился, демонстрируя крепкие желтые зубы. — Знала, перед кем ноги раздвигать. Вот только я хочу получить от этого сладкого пирога свою долю.
— Не было никакого сладкого пирога. Тебе лучше уехать.
Ответ ему определенно не понравился.
— То есть ты посылаешь меня? — спросил он, распаляясь.
— Я просто предлагаю тебе оставить меня в покое и вернуться домой. Мне больше не пятнадцать лет, и ты не сможешь заставить меня делать то, чего я не хочу. — Эль набрала в грудь побольше воздуха, собралась с силами — и выпалила: — Я тебя не боюсь, Айзек.
— А следовало бы, тупая сучка, если тебе дорога твоя мордашка.
— Мне дороги мои нервы, потому что если ты хоть пальцем меня тронешь или придумаешь какую-то другую мерзость, я заявлю в полицию. И, да поможет мне Бог, на этот раз пойду до конца.
Очевидно, сказать все это ему в глаза было величайшей ошибкой, но слова вырвались из нее, и, как ни странно, это облегчило ее ношу. Как будто все эти года она таскала за спиной каменную глыбу, которую не могла осмелиться скинуть. А теперь испытывала невероятное облегчение от того, что слова сказаны — и мир не перевернулся с ног на голову.
— Ты мне угрожаешь? — Глаза мужчины превратились в две щели. — Ты, бл*дь, мне угрожаешь?
— Предупреждаю.
— Мы сделаем вот как, дрянь сопливая. Ты прямо сейчас позвонишь своему кобелю и скажешь ему вот что: если он хочет и дальше трахать тебя, то пусть раскошелится. И пусть заплатит долг за то, что порвал твою целку.
Эль стало противно от его слов. Ее будто с головой окунули в грязь, и, лишив возможности искупаться, выставили на осмеяние.
«Ты не будешь плакать, как маленькая сопливая девчонка, — приструнил приступ ее малодушия внутренний голос. — Ты только что сказала, что пойдешь до конца — вот и держись за это».
— Ты больной, — прямо ему в лицо, выплюнула Эль. — Мне противно от мысли, что я в самом деле твоя дочь.
— Срать я хотел на твое «противно». Звони. Своему. Трахарю. — По словам, потребовал Айзек Кромби. — Миллион баксов на мое имя — и пусть считает, что я сделал ему скидку.
— Я не хочу с тобой больше разговаривать.
«Я смогу убежать, я смогу убежать…»
Она рванула с места, прекрасно зная, что для побега у нее будет всего одна попытка. И если она не воспользуется, не выложится на все двести процентов — последствия будут самыми печальными. И, скорее всего, дело не ограничится одними побоями.
Эль неслась со всех ног, почти не разбирая пути. Еще немного, до поворота, а оттуда до домов рукой подать, если закричит, то кто-нибудь обязательно выйдет на помощь. Не глядя под ноги, налетела пяткой на какой-то камешек: ступня тут же ушла влево, боль в почти зажившей лодыжке вспыхнула с новой силой и прострелила огнем до самого колена. Эль продолжила бежать дальше, но каждый раз, стоило пятку встретиться с асфальтом, ногу пронзала острая боль.
Ну же, оставалось совсем ничего.
Рука отца крепко ухватила ее за запястье, рванула назад. Эль дернулась обратно, яростно завопила, но в то же мгновение ей в плечо вонзилась игла. Эль пыталась вырываться, прекрасно осознавая, что отец точно не вколол ей порцию витаминов. Вот только мир вокруг начал стремительно расшатываться, а реальность превратилась в бесформенные обрывки.
— Я же говорил, что надо было просто позвонить своему мужику, — откуда-то издалека раздался голос Айзека Кромби — и Эль медленно провалилась в беспамятство.
Телефонный звонок громко вторгался в его сон.
Макс еще пытался отвертеться от настырного гудка, пытался сконцентрировать внимание на образе Эль под ним. Ее золотистые локоны разметались по подушке, на раскрасневшемся лице застыло желание. Он почти физически ощущал ее теплое тело, влагу между ног под собственными пальцами. Член стоял, как каменный. Если бы не треклятый телефон, Макс наверняка бы вошел в нее.
А, проклятье!
Он зло откинул покрывало, краем глаза посмотрел на часы: начало второго ночи. Тринадцать часов разницы давали о себе знать. Он едва не вырубился перед важным совещанием, поэтому влил в себя неимоверную порцию эспрессо, а потом, когда на Токио опустились сумерки, с трудом заставил себя сомкнуть глаза. И вот, когда, наконец, удалось уснуть, да еще с такими приятными сновидениями, раздается звонок. Это определенно не его партнеры, и точно не японские коллеги: и те, и другие заняты ровно тем же, чем и он минуту назад — сном. Значит что-то стряслось дома.
Макс со стоном уставился на недвусмысленно встопорщенные трусы.
Твою мать, возбудился, как подросток. Интересно, а если бы никто не помешал, утром бы его ждало позабытое с подросткового возраста «приятное пробуждение» в мокрых трусах?
На экране высвечивался номер телефона Ника, главы его службы безопасности. Значит дело дрянь — Ник не из тех, кто забывает о разнице во времени, и точно не станет тревожить нанимателя по пустякам.
Сонливость как рукой сняло.
— Я слушаю, Ник. Что случилось?
— Прошу прощения, что тревожу вас в такое время, но вы отдали указания сообщать о вашей гостье, если возникнуть сложности. Мисс Кромби пропала.
Три слова, но они мигом прогнали сон, а заодно и болезненную эрекцию.
— Подробности, — коротко бросил Макс, лихорадочно соображая, что могло стрястись на этот раз. Появилась Марго? Или Габриэль сама себя накрутила и снова сбежала?
— Мисс Кромби отправилась на пробежку в семь шестнадцать утра. Уже второй час дня, но она до сих пор не вернулась.
— Ты проверил ее вещи?
— Все дома, мистер Ван Дорт. Телефон тоже. Когда она уходила, то не выглядела расстроенной, — предугадав его следующий вопрос, отрапортовал Ник. — Какие будут указания?
— Моя сестра вернулась? Были какие-то другие гости?
— Нет. Ни гостей, ни звонков, ни писем.
— Прочешите округу — загляните под каждый куст, если понадобится.
— Без денег мисс Кромби не могла уйти далеко. Мы все сделаем, как надо.
— Держи меня в курсе дела.
Большего Нику можно было не говорить. Он был лучшим в своем деле и доказал свой профессионализм шестью годами службы. За это время он вытаскивал Макса из парочки таких передряг, которые, не будь все просчитано идеально, кончились бы скандалом в прессе и, что куда хуже, проблемами с властями. К счастью, то было в годы бурной молодости, и Макс сделал выводы из жизненных уроков.
О сне можно было забыть. Макс отправился в ванну и принял холодный душ. Почистил зубы, побрился. Тратил время, занимаясь обыденными вещами, чтобы привести мысли в норму.
Потом была кухня и еще одна — он сбился со счету, какая за день — чашка кофе.
Первый глоток обжег горло. Вид сверкающего огнями ночного Токио сквозь панорамные окна пентхауса больше не казался таким уж заманчивым.