Ник было налетел на последнего, но Макс остановил его.
— Все нормально.
— Дверь, — обернулся Ник к бойцам.
Та висела на единственной петле, но закрыть ее все же удалось. В коридоре было тихо. Видимо местные обитатели, если они, кончено, были, предпочли заткнуть уши.
Макс отошел к отлетевшему пистолету, поднял его. Ни говоря ни слова, направился в другую комнату. О чем ему говорить с этим небритым уродом с болезненно-красной кожей и бегающими глазами?
[1]Футбэг (от англ. foot — нога и bag — мешок) — небольшой мяч, также называемый коротко — бэг, различные вариации которого используются в ряде игр, а также объединённое название различных видов спорта, где используется этот мяч.
Габриэль лежала на полу в спальне, на вдвое сложенном покрывале. Точно зверь, Макс бросился к ней, рухнул рядом на колени. Ее глаза были закрыты, взлохмаченные волосы слиплись то ли от грязи, то ли от крови, то ли ото всего сразу. Выглядела она маленькой и… сравнение «несчастной» не могло отразить и десятой доли того ощущения, что испытал Макс при взгляде на девчонку.
— Габриэль? — он осторожно приподнял ее голову. — Ты меня слышишь?
Она вздрогнула, дернулась, точно от удара током, закрываясь руками.
— Габриэль! — повторил громче. — Это я, Макс. Все хорошо. Теперь все будет хорошо.
Она едва разлепила глаза — один так и вовсе почти не открывался от набухшего под ним кровоподтека.
— Макс… — произнесла неслышно, одними губами.
Он заставил себя улыбнуться.
— Да. Я пришел за тобой. Прости, что так долго.
— Я делала все так, как ты говорил. Не спорила. Я знала, что ты придешь.
Он уже не мог оставить ее. Даже на минуту. Не мог выйти из комнаты и проломить голову той твари, что звалась ее отцом. Был просто не в силах.
— Потерпи немного. Сейчас мы поедем домой. У тебя ничего не сломано? Ты не знаешь?
Глупейший вопрос — откуда она может знать, но спросить все равно надо. Будет погано, если Айзек сломал ей ребро, которое при неосторожном перемещении Габриэль может воткнуться в легкое.
— Вроде нет. Не знаю. Он бил меня… аккуратно.
Макс с силой стиснул зубы, потом медленно, со всей осторожностью, на которую был способен, поднял Габриэль на руки. Та слабо застонала, попыталась обхватить его за шею, но не смогла — рука так и осталась бессильно болтаться.
Когда он вышел из комнаты, Айзек стоял, прижавшись спиной к стене возле окна. Кровь все еще капала из его носа, руки мелко дрожали. В его затравленном взгляде бушевали страх и ненависть.
— Тебя мало убить, мразь, — процедил Макс. — И еще минуту назад именно это я и хотел сделать. Но это будет слишком легко. Вот тебе мое слово: я использую все свои связи, выложу столько денег, сколько потребуется, но засажу тебя в самую жесткую тюрьму штата. Ине за похищение собственной дочери. Мы придумаем что-то такое, что поставит тебя на самую низшую ступень тюремной иерархии — педофилия, к примеру.
— Я не ебнутый трахарь малолеток, — выплюнул Айзек. — У тебя ничего не выйдет, сука.
— Выйдет. Обещаю. Так что готовься отсасывать и разрабатывай задницу.
— А что, слабо один на один со мной выйти, сука? Со стариком. Уделаешь меня — так тащи к копам. А нет — я исчезну, и ты обо мне никогда больше не услышишь.
— Много чести. Возьмите его, — обратился уже к Нику.
Тот не медлил ни мгновения — выудил откуда-то из складок своих многочисленных футболок наручники и двинулся к Айзеку.
Шум и топот за дверью раздались как раз, когда он защелкнул первый браслет. А потом дверь снова вылетела, на этот раз окончательно, грохнувшись в паре метрах от проема. В номер, матерясь на чем свет стоит, один за одним ворвались пять латиносов. Все вооружены пистолетами и возбуждены до крайности. И без того небольшая комната уменьшилась еще сильнее. Бойцы Ника тоже выхватили оружие, стали у ворвавшихся за спиной.
— Вы кто такие, мать вашу?! — выкрикнул один из латиносов — высокие и костлявый, с лысым татуированным черепом.
— Никто, — процедил Макс. — Уже уходим.
— Какого хера? — Он хотел сказать что-то еще, но кто-то из товарищей легонько похлопал его по плечу, что-то негромко сказал, кивая назад.
Костлявый обернулся, встретился взглядом с взглядами бойцов Ника. Сам Ник уже держал в каждой руки по пистолету-пулемету, направив их на незваных гостей.
— Нам не нужны проблемы, — проговорил он спокойно. — А вам?
— Вы на нашей территории, гребаный нигер. А это белое гавно, — он указал на побелевшего от страха Айзека, — неуважительно отнесся к моей маме. Помнишь, гавно? Два часа назад в магазине напротив ты сбил с ног пожилую женщину и даже не извинился. Это была большая ошибка, гавно! Хер с вами, валите с моих глаз, — он снова говорил Нику. — А гавно останется. Потолкуем с ним немного.
Айзек рванулся прочь. Выскользнув из-за спины Ника, бросился было в окно.
Раздались грохоты выстрелов.
Первый выстрелил костлявый, пальнув в спину ускользающему обидчику, следом, действуя на опережение начавшим разворачиваться молодчикам, открыли огонь бойцы Ника и сам Ник. Макс крутанулся на месте, заслоняя собой Габриэль от шальной пули. В спину тут же толкнули, да так сильно, что Макс едва устоял на ногах — нырнул вперед, пытаясь удержать равновесие, приложился левой стороной лица о дверной косяк. Обернувшись, увидел костлявого — того, по всей видимости, каким-то образом отбросило от основной группы латиносов. И теперь он, стоя на карачках. Пистолета у него уже не было, но вместо него появился нож. Непонятно, о чем латинос думал, но он явно собирался ударить в спину Макса. Не успел. Сработали инстинкты. Резкий удар ногой — и голова костлявого мотнулась в сторону, нож полетел на пол. В следующее мгновение Ник покончил с уродом.
Тишина навалилась неожиданно. Щедро приправленная запахом пороха, она казалась предвестником чего-то еще более опасного.
— Мистер Ван Дорт, вы в порядке? Мисс Габриэль?
— Все нормально.
— Надо уходить. Скоро здесь будет жарко.
До самого фургона они больше никого не встретили. Даже на улице было пусто и тихо. Лишь когда боец со сбитыми костяшками вжал педаль газа в пол, Максу показалось, что где-то в отдалении послышался звук полицейской сирены.
Последнее, что он увидел в мутное окно фургона перед тем, как тот начал движение, было тело Айзека Кромби, распластанное среди перевернутых мусорных баков
Пробуждение было болезненным.
Несколько минут Эль просто собиралась с силами, привыкая к тому, что в ее теле, казалось, болит каждая мышца. Любая попытка пошевелиться тут же поднимала новую волну судорог, от которых сводило зубы. Приходилось что есть силы стиснуть зубы, чтобы не поддаться слабости и не закричать. Вряд ли теперь, когда Макс столько сделал для ее освобождения, она имеет право беспокоить его еще и этим.
Чтобы сесть понадобилось вытрясти из тела жалкие крохи самообладания. Кажется, получилось, хотя головокружение едва не уложило ее обратно. Пришлось остановиться и сделать передышку. Силы понадобятся до нового рывка.
— Габриэль?
Взволнованный голос Макса вынырнул буквально из ниоткуда. Эль повернула голову и только теперь заметила, что все это время ее спаситель дремал в кресле около кровати. Он потер глаза, потянулся к ней.
— По-моему, тебе еще рано вставать самостоятельно. — Его голос звучал обеспокоенно.
— Я потихоньку, — ответила она почти шепотом. Страшно не хотелось сознаваться, что встать ее заставляет не только упрямство, но и физиологическая потребность организма.
— В таком случае, мисс Лучшие в мире панкейки, тебе никак не обойтись без моей помощи. Помнишь я говорил, что лучше всех в мире умею помогать?
— Про «лучше всех в мире» не было ни слова, — в ответ на его попытку поднять ей настроение улыбнулась Эль.
Он не стал дожидаться ответа, а просто наклонился к ней, подставил плечо. Эль обхватила Макса за шею, легонько выдохнула, когда второй он обнял ее за талию и аккуратно постаивал на ноги.
— Мне так жаль, — прошептала она, когда взгляд уткнулся в заметный кровоподтек у него на виске и расходящиеся в стороны от него царапины. — Хотя «жаль» — это совсем не то слово.
— Неужели у знаменитой писательницы кончились слова? — поддразнил он, помогая ей потихоньку, шаг за шагом, сокращать расстояние до ванной.