И пахнет зеленью от черных гряд
Так, что мне хочется еще пожить.
— Ты чего тут бродишь, полуночница? Пойдем уже спать.
— Иду, Слава, иду…
Следующий день пролетел мигом, как шустрый воробышек над огородом. В обед Славка натаскал воды из колодца, а к вечеру истопили баню. Бабушка без особых церемоний выдала нам два полотенца и напутствие:
— Правильно. Давайте уж вместе, а то на красавицу нашу опять какая-нибудь нечисть позариться.
— А чего-чего? Кто покушался-то? На Танюшку что ли? — заинтересованно вертел головой Рублев.
Я недовольно глянула на бабу Тасю, пришлось рассказать Славке про тот случай в бане… с голой ногой под полком. Только Славика, кажется, не очень впечатлило.
— Нога — это что…, - с видом знатока протянул любимый, — мне вот бабка похлеще рассказывала, будь не к ночи помянута.
— Да ну!
— А что? Я ей верю, например! А дело так было по ее словам… На второй год войны, когда уже всех путних мужиков забрали на фронт, к ним в колхоз приехал контролер из области. Проверять, как хлеб бабы убирают, как народишко мается за трудодни. Дядька строгий, при шляпе и круглых очках. С кожаным портфелем. Определили его на постой к одной древней старухе. У нее была самая большая и чистая изба, жила одна и по слухам колдовала потихоньку. Змейку летающую у нее из трубы над крышей видали. Ну, знаете же байку про петушиное яйцо?
Мы с бабулей согласно кивнули. Наслышаны.
— Так вот, старуха была из раскулаченных куркулей. Кого-то из родни у нее убили при становлении советской власти и начальство нынешнее она не очень-то жаловала. А тут сразу согласилась чиновного гостя принять и даже начала гоношиться насчет баньки. Соседки просто рты пораскрывали, и откуда такое участие… А диво-то все было еще впереди!
Это потом со слов ревизора передали, вся деревня знала и бабушка моя хоть малой была в то время, но крепко запомнила. Будто бы пошел этот «проверяющий» мыться и уже стал кипяток на каменку плескать ради пара, как двери отворились, и лезет к нему в баню… свинья. Вот честное слово, так и рассказывал!
Я скептически улыбалась, но бабушка сохраняла очень серьезный вид. Еще бы, как дорогому «зятюшке» не потрафить. Даже одобрила разговор:
— Известное дело, у нас тоже такие случаи бывали. А дальше-то что?
— Ну, говорю, свинья забралась к нему, так и лезет вперед рылом — загрызть норовить. Да здоровущая, сука! Ой, простите… А мужик-то не растерялся, у него в ковше еще водичка горячая осталась, он ее на морду-то животине и плеснул. И добавил сверху этим же ковшиком. Свинья завизжала и назад. Уж не знаю, домылся ли дядька в тот вечер, но когда вернулся в избу, то старуха-хозяйка лежала хворая, а вся морда тряпками замотана. Вот такие дела!
Я тяжко вздохнула и с тоской посмотрела на темный силуэт соседского тополя за окошком. Идти в баню как-то расхотелось… Хорошо, что Славка рядом, одна бы сейчас не решилась ни за что!
Но двоим нам никто угрожать в бане не посмел, хотя без шуточек на эту тему со стороны Рублева не обошлось. Ночь тоже прошла спокойно. В город возвращались, нагруженные всяким добром, баба Тася расстаралась: баночки с вареньем и медом, корзиночка с огурцами и розоватыми еще помидорками, пара молоденьких гладких кабачков и пакет глянцево-фиолетовых баклажанов. И зелень, конечно же…
Перво-наперво моя обожаемая кинза, весной я бабуле привезла пакетики с семенами — аж пять сортов, еще несколько пучков салата, лук-порей и охапка обычного молодого «репки». А также ароматный базилик — его темно-лиловые плотные листики придают особый пикантный вкус салату и мясным блюдам.
Укроп, правда, перерос уже. Бабушка никогда не отводила для него особых грядок, вот и рос он, где ему вздумается, дерзко вздымая свои растопыренные зонтики поверх луковых и свекольных гряд. Зато я вчера сама нарвала петрушку. Ее кустики остаются свеже-зелеными до самых заморозков.
Еще бабушка нам с собой настряпала булочек с повидлом и собрала банку с творогом. На автобусной остановке даже всплакнула:
— Может, не увидимся больше…
Славка тоже что-то расчувствовался, обнял ее, говорит, держитесь, Таисья Петровна, вам нельзя нас оставлять, у меня близкой родни больше нет. Тяжело прощались в этот раз. Так с камнем на душе и вернулась я в город. А там свои грустные новости. Тетя Маша сообщила, что Аня уже несколько дней в больнице. У нее какие-то «женские неприятности». Я пыталась дозвониться — не берет телефон. Завтра поеду, навещу, все узнаю сама.
Глава 10. В преддверии осени
День выдался на удивление теплый и солнечный. Я уже привыкла, что в середине августа бывает много дождей. А нынешнее лето меня радует — всего хватило, и жары и тихих прохладных дней. Вот только ветер сегодня разгулялся… Клонит в сторону высокие тополя, треплет яблоневые кроны. Я иду от улицы Республики к Выставочному залу.
Там ярмарка-распродажа, хочу себе курточку посмотреть на осень. Деньги Славка дал, в этот раз ничего не стала принимать от бабушки — Рублев запретил. Скорее бы диплом получить и пойти работать. А, может, попытаться куда-то устроиться прямо сейчас? Надо бы купить газету с объявлениями вакансий.
Аня вчера сообщила, что приехать к ней можно часам к четырем, я так и подгадываю. Успею посмотреть себе обновку, а потом пешком пройдусь до Областной поликлиники. Аня лежит в отделении гинекологии, у нее на втором месяце прервалась беременность. Говорит, Вася очень ругался: «Допрыгалась в спортзале своем!». Мне Аня передала его слова, мы немного поговорили вчера перед сном по телефону. Только не думаю, что Вася именно так сказал. Он бы не смог, если я его хоть немного знаю. Он Аню любит и ему, конечно, тоже тяжело.
Невольно вспоминаются «пророчества» тети Маши. Комок в горле. Бедная Анька! Вот как после этого жить, как планировать детей… Бросать Василия и бежать без оглядки из уже привычного «гнездышка»? Сможет ли, захочет ли… Иногда я ее не пойму. Очень хочу поддержать, найти бы правильные слова найти — я не очень умею говорить убедительно.
Трудно ей сейчас. А у меня пока все хорошо складывается. И немного страшно идти со своим счастьем в ее беду. Чуточку боязно, но Аня не злая, не завистливая. Она все прямо скажет, что есть на душе. Даже, если это и больно и обидно мне будет, так уже не раз случалось между нами. Не может она иначе.
Мы разные. Я тоже душой кривить не люблю, но и сказать человеку в глаза что-то заведомо для него неприятное мне стыдно. Лучше промолчу, чтобы человека не огорчать или как-то деликатно выражусь. Например, по поводу внешности или выбора одежды. Аня бы резко бросила на бегу: «Эта кофта тебе, как корове седло!» или так еще — «Ну, подруга, у тебя и вид… Стремительно стареешь, смотри как бы не обабиться к тридцати».
У меня бы язык не повернулся. Это никому не нужно так прямо, а нужно иначе. Я знаю, Аня и сама все про себя понимает, но она очень импульсивная и несдержанная. Она — огонь! Как-то в разговоре назвала себя Птицей Фениксом, мол, «сколько раз тушили меня обстоятельства, но я все равно воскресаю».
И еще Аня верит в Бога и в церкви бывает, даже удивительно. Я тоже верю и в детсве крестили меня, но, живя в городе, всего пару раз заходила в Знаменский Кафедральный собор, и то, честно сказать, больше из любопытства. Я почему-то немного побаиваюсь этих больших каменных зданий с золотыми куполами. Как-то теряюсь внутри, отчего-то неловко, тревожно.
Мне хочется смотреть на них издали и восхищаться снаружи. Аня же на прошлую Пасху отстояла всю ночь общий молебен, освящала красные яйца и куличи. Ну, пусть ее тетя Маша отправила, так ведь могла легко отказаться, не крестьянка крепостная. Вообще, у них с Вологодской часто были разногласия, не очень-то Аня перед ней трепетала.
Так, кажется, я уже на месте. А вот и яблоневая аллея, что ведет к большому зданию с надписью «Тюменская ярмарка». Узенькая асфальтированная дорожка, тополиный сквер, в котором затесались две высоченные лиственницы — я здесь бывала, когда в прошлую осень мы ездили с Аней на выставку товаров из Индии.
Аня тогда купила себе настоящее сари, а я набор специй для разных блюд, мне особенно понравилась смесь из молотого лимона и черного перца, а еще сложная приправа для плова — там и сушеный томат и зира, и куркума… Чувствую себя настоящим поваром, и Славка ценит мои борщи, что особеннно вдохновляет на кухонные подвиги.