Неслышно подойдя со спины, Светлана постаралась разглядеть лицо неизвестного, но бронзовое зеркало не отражало ничего. Беспокойно поведя плечами, словно почувствовав присутствие постороннего, мужчина звякнул серебряными ножницами, неспешно обернулся, и в горле Светланы застыл крик: на нее глядели знакомые глаза Ивана.
– Зачем ты здесь? – едва шевеля губами, прошептала она.
– Примеряю саван. – Его глаза по-детски наивно засветились удивлением и восторгом.
– Но ты же живой, – холодея от ужаса, прошептала она.
– Нет, мы уже умерли, я и мой сын, только вы этого не успели заметить, – мягко проговорил он, и остатки светлых прядей плавно шевельнулись.
– Зачем ты портишь волосы? – Светлана с дрожью наблюдала за тем, как щелкали кончики серебряных ножниц.
– Потерявши голову по волосам не плачут, – просто ответил он и, отвернувшись, тихо засмеялся.
Слегка опустив голову, Светлана отошла от Ивана на шаг и только тут успела заметить, что ее белоснежное роскошное платье превращается в бесформенные рваные лохмотья, сворачивающиеся, словно прошлогодние пожухлые листья, в шуршащие узкие трубочки. Прямо на глазах пораженной Светланы выбеленная холщовая материя чернела, покрываясь толстым слоем рыхлой печной сажи. Закрасив каждую нить, сажа исчезла, а на ее месте появилась атласная ткань черного шелка.
– Зачем это мне? – с недоумением глядя на спину Ивана, одними губами произнесла Светлана.
– Хороший похоронный наряд не помешает, – уверенно ответил он, и Светлана увидела, как в старинном бронзовом зеркале, постепенно растворяясь, теряя очертания и плотность, исчезает, словно тая в густом предутреннем тумане, ее собственный силуэт.
* * *
– Интересно получается, Ален! Много лет назад Христос избавил человечество от грехов, принеся в жертву собственную жизнь. Когда и где его распяли, знает каждый, а вот когда он родился – вопрос спорный. – Иван зацепил елочную мишуру за карниз и соскочил с табуретки. – Такое ощущение, что, либо Христос был не един, либо он появлялся на свет дважды, причем при одних и тех же обстоятельствах. Странно как-то. Значит, как заступничество принимать, так все вместе, а как Рождество праздновать, так каждый сам по себе. Ты считаешь, это справедливо?
Заглянув в коробку, он достал очередную блестящую ленту дождя и, покрутив ее в руках, решил связать несколько гирлянд в одну полоску. Суть затеи заключалась в том, что, закрепляя сверкающую цепочку за мелкие гвоздики и выступы люстр и карниза, он, словно паук, свивал под потолком комнаты шикарный мерцающий шатер, своей формой напоминающий паутину.
– Знаешь, Аленка, я, конечно, все понимаю, но мне бы так хотелось, чтобы мы отмечали Рождество не в январе, а в конце декабря, – громко произнес он, стараясь перекрыть шум шипящей на огне сковородки.
– А чем тебя не устраивает январь? – Лена приоткрыла крышку, проверяя состояние жаркого, и мгновенно опустила ее на прежнее место, потому что масло, словно почувствовав свободу, начало активно выпрыгивать из сковородки. Убавив огонь, она отложила прихватку и заглянула в комнату, над убранством которой хлопотал Иван.
– Понимаешь, в чем дело, Аленка, – перенося табуретку в другой угол комнаты, отозвался он, – у них там все это кто-то грамотно продумал. Вот посуди сама, отметили Рождество – Новый год не за горами. Огоньки там всякие, фонарики, носки с подарками, в общем, опять же – праздник вторым вагоном пошел. А у нас Новый год уже неделю как миновал, у народа угар и похмелье, головная боль и тоска по поводу скорого выхода на родную работу. Какой уж здесь праздник, расстройство одно, а не праздник.
– Тут уж ничего не поделаешь, – улыбнулась Аленка, восхищаясь наивной логикой мужа. – Если, к примеру, ты в начале апреля родился, нельзя же отмечать твой день рождения в конце марта?
– Нельзя, – соглашаясь, кивнул головой Иван, – здоровья не будет, примета плохая.
– Вот видишь, – обрадовалась Аленка, довольная тем, что так легко переубедила его.
– Ничего я не вижу, – замотал головой он, снова соскакивая с табуретки и устремляясь в противоположный угол комнаты. – В других же странах смогли перенести Рождество, и ничего плохого не случилось. А потом, днем раньше, днем позже – какая разница? Христу теперь, наверное, все равно, у него от этого здоровья не убудет и не прибавится.
– Ванька, перестань! – ни на шутку испугавшись, прикрикнула Алена. – Не надо шутить такими вещами, я тебя очень прошу. – И она посмотрела на Ивана.
– Хорошо, хорошо, – замахал руками тот, – если тебя это напрягает, давай сменим тему. Знаешь, сегодня, пока ты еще была на работе, звонила моя любимая теща.
– И что она тебе рассказала интересного? – мясо на сковородке стало издавать злобное шипение, Аленка исчезла в дверях кухни, но через несколько минут появилась снова. – Извини, а то все сгорит. Так что она говорила?
– Она сказала, что я оказался прав: эта рыжая бестия Заславская выперла нашего Вовчика с великим треском, и уже два дня он тусуется у бабушки Евы.
– Слава тебе, Господи! – широко улыбаясь, воскликнула Аленка. – Бабушка Ева с него стружку снимет, мозги вправит, и гонора у него явно поубавится, это я тебе точно могу сказать.
– Я нисколько не сомневаюсь в способностях твоей бабушки, – засмеялся Иван. – Иногда мне кажется, возьми она себе в труд, так не только Володьке, она могла бы всей семье мозги вправить и даже не устать от этой процедуры.
Закрепив за бра, висящее над диваном, последний хвостик гирлянды, он поставил табурет к стене и с гордостью поглядел на свое творчество:
– Ну как?
– Как здорово, Ванечка, ты просто прелесть! – радостно прощебетала Алена. Потом, несколько раз коротко вдохнув, она бросилась на кухню спасать мясо, и Ванюшка услышал, как, громыхнув крышкой, она стала что-то быстро-быстро резать на доске.
– Слушай, Ален, в комнате я уже все сделал, мне осталось только повесить музыкальную гирлянду на карнизе в кухне, ты, когда освободишься, скажи.
– Ты можешь вешать уже сейчас, – отозвалась она.
– Чего я тебе буду мешаться? У нас такая «большая» кухня, что вдвоем мы там все углы соберем.
– Я все погасила.
– Тогда давай меняться местами. Ты садись вот здесь, на табуретке, а я встану на подоконник, – предложил он. – Скажи, Ален, ты будешь не очень против, если мы пригласим на Новый год Светлану Николаевну? Чего ей одной дома сидеть, у нас же все равно никого не будет.
– А как же твой Колька? Он так рассчитывал закатить гулянку, он на свадьбе с Марьяны глаз не сводил. Ты же вроде как ему пообещал, что мы приедем?
– Я и не забираю своего обещания назад. С тещей мы встретим Новый год, а часам к двум подъедем к нашим. Я думаю, они не обидятся, тем более что гулять будут до самого утра, – отозвался он, перекидывая гирлянду через деревянную основу карниза.
– В Новый год нам машину не поймать, – слабо возразила Алена, в душе согласная с мужем и благодарная ему за его внимательность и понимание.
– Ален, двадцать первый век за окном, – удивился он, – да в Новый год столько бомбил будет – только руку вытягивай, они в очередь становиться будут. А если ты про то, что такое путешествие нам выльется в круглую сумму, так ведь Новый год не каждый день бывает, и потом, спокойствие матери дороже денег!
Аленка посмотрела на Ивана и в который раз подумала, что с мужем ей просто повезло. Он стоял на подоконнике, слегка пригнувшись, касаясь макушкой верхнего края окна. Перекидывая по кругу гирлянду, он улыбался и с любовью смотрел на жену. На безымянном пальце его правой руки поблескивал золотой ободок, а копна светлых волос, усыпанная мелкими частицами фольги от елочных украшений, сияла и переливалась редкими искорками.
– Джингл Бенс, Джингл Бенс, – фальшиво промурлыкал он, и радостно засмеялся. – Ну что, я звоню теще?
– Звони, – согласилась Аленка, – но перед этим ответь мне на один вопрос. Только честно.
– Давай свой вопрос, – кивнул Ваня.
– Скажи, Грачев, ты на ком из нас женился – на мне или на моей маме?
– Я думаю, что на вас обеих, – торжественно произнес Иван и, довольно мурлыкая рождественскую мелодию себе под нос, отправился к телефону.
* * *
– Светлана Николаевна, дорогая, я прошу вас о таком пустяке, что, по большому счету, об этом даже неприлично говорить.