Мадина в задумчивости обняла ствол яблони и молчала, глядя на сияющую в небе луну. И было трудно понять, счастлива ли она после признаний Кузьмы или снова сердится на него.

— Через неделю я буду присягать государству на новой должности, — сказал он. — А потом я пойду к твоему дяде разговаривать относительно сватовства. Как ты отнесёшься к этому?

— Ты попусту потратишь время, — погрустнела девушка. — Я не знаю, как всё будет выглядеть, но сердцем чую, что дядя непременно откажет тебе.

— Даже если откажет, я готов к этому, — сказал Кузьма, с трудом сдерживая вдруг пробудившуюся внутри ярость. — По крайней мере, я буду знать, что посылать в ваш дом сватов бессмысленно. Тогда я начну ломать голову над тем, как…

Он замолчал, не закончив фразы, чтобы не огорчить девушку, которая стояла перед ним, едва сдерживая слёзы.

* * *

Незадолго до полуночи Сибагат Ибрагимович захлопнул Коран, положил его на столик и задумался. Он читал суры священной книги несколько часов подряд, и теперь голова его была наполнена впечатлениями от прочитанного. Тихо скрипнула входная дверь. Сибагат Ибрагимович взглянул на часы и недоумённо вскинул брови. «Уже полночь! — подумал он. — Ну и зачитался я сегодня… Кстати, а почему скрипнула дверь? Это служанка не закрыла её на ночь? А может, воры заглянули в мой дом с целью поживиться?»

Взяв лампу, он медленно двинулся к выходу из дома, попутно прислушиваясь к шороху своих шагов. Осмотрев террасу, он спустился по ступенькам и замер. Со стороны сада слышались голоса. Сибагат Ибрагимович погасил лампу и, крадучись, пошёл к калитке.

— Нет-нет! Я не могу молчать! Я день и ночь думаю только о тебе, и это отравляет мою жизнь… — прислушавшись, Халилов узнал голос Кузьмы Малова. — Я больше не могу жить так дальше, я…

Сибагат Ибрагимович сразу понял, кому адресованы признания молодого человека.

— Через неделю я буду присягать государству на новой должности, — снова заговорил Малов. — А потом я пойду к твоему дяде разговаривать относительно сватовства.

«Вот, значит, как? — удивился Сибагат Ибрагимович. — Видимо, у них давно уже всё не так просто. Пора вмешаться в их дружбу и положить конец встречам, пока всё не зашло ещё дальше…»

— И только попусту потратишь время, — услышал он ответ племянницы. — Я не знаю, как всё будет, но сердцем чую, что дядя откажет тебе!

«Правильно чует твоё сердечко, девочка, — подумал с усмешкой Халилов. — Я никогда не отдам тебя замуж ни за кого, и тем более за этого огроменного балбеса…»

— Даже если откажет, я готов к этому, — заговорил Кузьма. — По крайней мере я буду знать, что посылать в ваш дом сватов бессмысленно, и… Тогда я начну ломать голову над тем, как…

«Ломай не ломай свою дурную башку, но по-твоему не будет, — зло подумал Сибагат Ибрагимович. — Никогда бы не подумал, что Мадина способна ночами бегать на свидания к этому обормоту. Теперь ясно, почему она всегда спит до полудня и…»

Молодые люди признавались друг другу в любви, будучи уверенными, что их никто не слышит. Халилов нервно тёр кисти рук и чувствовал, как неприятная дрожь охватывает всё тело. Окончательно разозлившись, он открыл калитку, намереваясь войти в сад и положить конец любовной идиллии, но, передумав, остановился.

— Иди спать, Кузьма, уже скоро утро, — сказала Мадина, и Сибагат Ибрагимович насторожился.

— Рад бы идти, да не могу уйти от тебя, — ответил Малов. — Каждый раз, когда я возвращаюсь домой, как будто оставляю в вашем саду частичку себя.

— И всё же нам пора расстаться, — сказала Мадина. — Мне очень жаль, но время наше вышло.

«Быстренько прощайтесь, голубчики, больше вам не увидеться», — озлобленно подумал Сибагат Ибрагимович, и ненависть, страшная, порывистая, оттолкнула его от калитки. Поднимаясь по ступенькам на террасу, Халилов нервно потирал кисти рук. Он был возбуждён, глаза сверкали, но он держал в узде бушующие внутри чувства.

— Нет, не быть по-вашему, — прошептал он зловеще, укладываясь в кровать. — Никогда не быть по-вашему, голубчики! Я не для того выращивал Мадину, чтобы…

И вдруг его будто озарило. Злоба в груди угасла, а на смену ей пришли злорадство и… Сибагат Ибрагимович закрыл глаза и погрузился в сладкий сон с улыбкой на губах, как счастливейший из людей, очень довольный собой и своей безоблачной жизнью.

6

Церемония приведения вновь поступивших на службу судебных приставов к присяге была назначена на пятницу в здании Общественного собрания. Большой зал был уже переполнен гостями, а приглашённые всё подходили и подходили. Офицеры в мундирах, бряцанье шпор и сабель. Следом за ними чиновники во фраках. Тут же молодые кавалеры с дамами…

В последний момент к двери подбежал опоздавший, но дворецкий преградил ему путь.

— Моя фамилия Мавлюдов, я приглашён на церемонию, — запротестовал Азат, пытаясь войти в зал.

— Не могу… Не положено, — отвечал дворецкий с непроницаемым лицом.

— Но церемония только начинается! — настаивал Мавлюдов.

— Вот потому и не положено, что церемония уже начинается, — глядя на часы, возражал дворецкий.

— Я чиновник судебной канцелярии! — возмутился Азат. — Я…

— Всё одно не велено, — спокойно отозвался дворецкий, давая понять, что разговор окончен.

К двери подошёл ещё один господин, кивнул дворецкому и пожал руку Мавлюдову.

— А ты чего не в зале, Азат? — спросил он с едкой усмешкой.

— Этот же вопрос можно адресовать тебе, господин Бурматов, — ответил Мавлюдов и кивнул на дворецкого. — А я вот припоздал, понимаешь ли, чуть-чуть и теперь меня не пускают.

Бурматов перевёл взгляд на дворецкого и укоризненно покачал головой:

— Чего же это ты, милейший Игнат?

— Не велено пускать опоздавших, — пожимая плечами, ответил тот.

— А отсюда за церемонией понаблюдать позволишь? — поинтересовался Мавлюдов.

Дворецкий пожал плечами и посторонился. Бурматов и Мавлюдов заглянули в зал: батюшка как раз приводил к присяге судебных приставов, стоявших перед ним в ряд.

— Ого, какой один в строю здоровенный! — удивился Бурматов. — На целую голову выше всех остальных!

— Это Кузьма Малов, — усмехнулся Мавлюдов. — Каланча, а не человек. Сам видел, как он своими ручищами подковы разгибает.

Из зала послышался зачитываемый текст присяги.

— Сколько живу, часто слышу о судебных приставах, а вот чем они занимаются, так и не удосужился поинтересоваться, — пробубнил задумчиво Бурматов.

— У них обязанностей — непочатый край, — глядя в зал, сказал Мавлюдов.

— Суд охраняют? — хмыкнул Бурматов.

— Это только одна из многих. Они ещё разыскивают должников, их имущество, на которое накладывают арест. И ещё они занимаются поисками преступников и их доставкой в суд для дальнейшего разбирательства.

Из зала послышались аплодисменты.

— А что им только что вручили? — недоумённо вскинул брови Бурматов. — Чему так рады господа судебные приставы?

— Им выдали свидетельства о вступлении в должность с указанием местности, назначенной для жительства, — ответил Мавлюдов, меняясь в лице. — А ещё им выдали особые знаки и особые печати…

— Что это с тобой, Азат? — заметив перемену в настроении собеседника, поинтересовался Бурматов. — Ты как будто самого шайтана увидел.

Он проследил за взглядом Мавлюдова.

— А что, красивая девушка, — сказал он одобрительно. — Как её зовут?

— О ком это ты?

— О той черноволосой красавице, которая стоит рядом с Сибагатом Халиловым, — с усмешкой ответил Бурматов.

— Это его племянница Мадина, — нехотя пояснил Мавлюдов.

— А чего ты пялишься на неё? — поинтересовался Бурматов с издёвкой. — Уж не влюбился ли?

— Нет, мы с девушкой просто друзья.

— А она так смотрит на того огромного пристава, что оторваться не может, — поддел Бурматов.

— Это тебе только кажется, — прошипел Мавлюдов, начиная злиться. — Девушка первый раз на церемонии и поэтому полна восторженных эмоций.

— Ты должен быть с ней рядом? — ухмыльнулся Бурматов. — Признайся, Азат!

— Не с ней, а с её почтенным дядей, — уточнил, хмурясь, Мавлюдов.