- Ладно. Это пугает. Я чувствую, как все начинает меняться. Я не хочу потерять его. Я не хочу любить кого-то больше, чем я люблю его, больше чем люблю Джульетту. Мое сердце и так достаточно разбито. Не уверен, что переживу еще одну рану.
- Я знаю, это пугает. Но ты не потеряешь Сорена, потому что у тебя будет Джульетта и Малыш. То,что есть между вами двумя, даже я не могу к этому прикоснуться.
- Забавно... я всегда думал то же самое о вас двоих. Я завидовал этому.
- Завидовал? Я должна была подчиняться ему. Так это работает. Сколько приказов на этой неделе он отдал тебе?
- Дюжины.
- И сколько ты нарушил?
- Все, кроме одного.
- Хочешь занять мое место? Хочешь сидеть у его ног и поливать палочку, и делать все, что он тебе говорит?
- Он был бы мертв через неделю.
- Так и думала.
- Он спас меня. - Кингсли закрыл глаза, вспоминая, как проснулся в больнице и понял, что его начальники позволили бы ему умереть и утащить их маленькие грязные секреты с собой в могилу. Сорен пришел и убедился, что Кинг выйдет из госпиталя на своих ногах, а не в мешке. Это был первый раз, когда Сорен спас его жизнь. Одному Богу известно, кто или что могло убить его, если бы Сорен не вернулся в его жизнь в правильное время. - Я не могу его отпустить.
- Ты не обязан его отпускать. Его сердце достаточно сильное, чтобы вытерпеть и тебя, и меня. А это кое о чем говорит.
- C’estvrai, - согласился Кингси, и она продолжила зашивать. - Но я завидовал тебе. Я завидовал тому, как сильно он любил тебя и как свободно. Поэтому я был так зол на тебя, за то, что ты выбросила все это ради своего питомца. Это единственная причина, почему я был так зол.
- Спасибо, конечно, но его зовут Уесли. И он никогда не был моим питомцем.
- Продолжай повторять. Может, однажды ты поверишь в это. - Она снова щелкнула по ране, затем взяла пластырь и закончила обрабатывать ее. - Твой Уесли... он не один из нас. Я знал, что он никогда им не станет. Когда ты влюбилась в него, ты будто нас всех бросила, выбросила все, что leprêtre дал тебе, и все над чем я так упорно трудился. Отрицая себя, кем ты была, ты, словно, и нас отрицала.
- Я никогда никого не выбрасывала. Никогда не отрицала тебя или его. Я всегда лелеяла это, даже когда мы с Сореном были порознь, когда мы с тобой были порознь. Особенно тогда. Я любила Сорена, когда была с Уесом, так же сильно, как и Сорен любил тебя, когда мы с ним были вместе.
- Но ты выбрала leprêtre, верно? В конечном итоге оказалось, что ты любила его больше. Так же, как и он любит тебя больше, чем меня.
Нора снова вздохнула, на этот раз тяжелее. Кингсли почти рассмеялся от ее гримасы отвращения. Он любил еепытать.
- Любовь в сравнении с любовью. Кинг, ты сравниваешь бесконечности. Нет «больше». Любовь не так работает. Если это любовь, то она бесконечна. Нельзя ее сосчитать. Нельзя ставить друг с другом мою любовь к Сорену и любовь к Уесли и сравнивать, какая больше. Я никогда не достигну края ни одной из них. Сорен никогда не достигнет края любви к тебе, как и не доберется до края любви ко мне. Он отпускает тебя потому, что любит тебя, потому что знает, что тебе нужна свобода. Он держит меня при себе, по той же причине. Потому что любит меня, и я нуждаюсь в этом. В нем.
Нора завязала нитку и наложила марлю поверх швов.
- Видишь? Все не так плохо, правда?
- Думаю, мне почти понравилось, - признался он, перекатываясь на спину.
Нора положила руку на внутреннюю сторону его бедра и подняла ее к его паху.
- Не думаю, что «почти» правильное слово. Чертов мазохист.
- Если бы я не знал, что ты порвешь мои швы, я бы настоял на этом.
Она изогнула бровь и начала расстегивать его штаны.
- Я ничего не порву, - пообещала она и стянула свои трусики и топ. Он никогда не видел более уродливого черного синяка, чем на ее боку. И все же она казалась непреклонной, не сломленной. - Веришь или нет, я могу быть нежной.
- Где ты научилась быть нежной?
- Где же еще? - спросила она, тень печали мельком показалась на ее лице. – С Уесли.
Печаль исчезла, когда Нора, которую он знал и любил, и ненавидел, и снова любил, появилась в ее диких зеленых глазах.
- А теперь не двигайся, пока я тебе отсасываю. Предписание врача.
- MonDieu...- Он ухватился за балку изголовья, пока она шептала заклинание сирены своими губами и языком, и рукой, которая знала его голод так же, как и он. Отстранившись, Нора оседлала его, опускаясь на него дюйм за дюймом.
Он начал поднимать руки, чтобы прикоснуться к ней, но она схватила его за запястья и прижала их по бокам его головы.
- Веди себя хорошо, - сказала он, прищурившись. Медленно она начала двигаться. – Нас обоих помяли. Если мы хотим пережить этот трах, нам стоит быть осторожными.
- Если ты настаиваешь...
Он расслабился под ней, подчинился ее воле, ее телу.
- Ты бы умерла, - сказал Кингсли, и она наклонилась, чтобы поцеловать его в губы, его шею и грудь. - Знаешь, что? Воткни ты нож в нее вместо него, и они бы вас обоих убили. Вчера ты совершила самоубийство.
Нора посмотрела на него и улыбнулась.
- Скорее мученическую смерть. Я работаю над своим предложением о канонизации.
Он посмотрел на их соединенные тела, отмечая их эротичную позу.
- Жестче.
Она быстрее задвигала бедрами, и, когда они оба кончили, было столько же боли, сколько и удовольствия. Но все это не имело значения. Для таких как они, это было единым, одним и тем же.
После одного раунда секса они оба рухнули на кровать, слишком уставшие и измученные для чего-то другого кроме сна. Длинный день. Кинг позвонил Гриффину сообщить хорошие новости о Норе. Затем позвонил Джульетте и сказал, чтобы она возвращалась к нему. Затем он повесил трубку и похоронил сестру, похоронил ее во второй раз. Он привлек проверенную команду, чтобы та разобралась с уборкой, но настоял, чтобы самому позаботиться о Мари-Лауре. Он стольким ей обязан. Накрыв могилу последним слоем грязи, он почти ничего не чувствовал, даже грусти. Он похоронил не свою сестру, а незнакомку. Его настоящая сестра спасла их всех, желая умереть вместе со своим священником. Ранение Мари-Лауры вместо Сорена вызвало столько хаоса и замешательства, что у него появилось две секунды, в которых он нуждался. Если он когда-либо и сомневался в любви Норы к Сорену, он бы никогда не сделал этого снова.
С этой мыслью в голове Кинг заснул. Когда проснулся, ночь все еще окружала их, но он ощутил, что они с Норой были в комнатен е одни.
Кингсли протянул руку и понял, что кровать пуста. Он что-то услышал и повернулся. В нескольких футах от кровати, в большом кресле-качалке Ани, сидел Сорен. В своих руках он держал Нору, укутанную в одеяло. Она делала это почти не слышно, но по дрожи ее тела он мог сказать, что она плакала на его груди. Конечно, она плакала после всего того, через что ей пришлось пройти. Срыв был неизбежным.
Он наблюдал за ними, наблюдал, как Сорен склонился, чтобы поцеловать ее в лоб, что-то прошептать на ухо, наблюдал, как она освобождается через слезы, пока наконец не заснула.
Сползая с кровати, Кингсли натянул штаны и подошел к ним. Сорен открыл глаза. Кингсли ласково погладил Нору по голове.
- На долю секунды я был почти готов ее убить, - признался Кингсли на французском. - Когда я думал, что она может убить тебя, чтобы спасти себя.
- Но затем?
- Затем я вспомнил, кем она была. И вспомнил, кем был я.
- Я никогда не забывал, кем ты был, - ответил Сорен, начиная медленно раскачиваться в кресле. Нора спала на его плече, ее лицо было в слезах, но спокойным.
- Я рад, что хоть один из нас помнит. - Он погладил Нору по волосам, прежде чем сделать шаг назад. - Я оставлю вас наедине.
Сорен покачал головой.
- Останься. Пожалуйста.
Кингсли улыбнулся ему сквозь темноту.
- «И Якова я возлюбил, - снова сказал на английском Кингсли, - а Исава возненавидел». Римлянам 9:13. Иногда я все же учился в школе.
- Недостаточно внимательно.
- Я был поглощен другим.