Говорят, ночь помирит… Но и в постели она не знала радостей. Почти до сорока лет не могла понять, что же хорошего находят женщины в любви, как они могут еще и мужьям изменять, какая в этом радость — посреди ночи толчок локтем в бок, давай, быстрее. При этом еще и оскорблял ее: «что ты за баба», «лежишь, как бревно», «рыба». И при встречах, после деловых поездок, муж никогда не обнимал ее, не целовал, лишь лез под юбку. Особенно нравилось ему щупать жену, когда в соседней комнате находились ребенок с няней, служанка или родители жены. Елена дергалась, в испуге шарахалась в сторону, боялась, что кто-нибудь войдет. Чувствовала она себя в это время курицей, которую крестьянка проверяет — снесет яйцо или уже снесла.

Как-то днем она сказала ему:

— Хоть бы обнял меня.

— Зачем тебя обнимать, у тебя же сейчас женские дела, — равнодушно ответил он.

Была у Севы к тому же гадкая привычка подглядывать. Любил подкрасться незаметно и наблюдать за интимным туалетом жены. Понять это было невозможно — ведь он имел полное право войти и смотреть открыто, но нет, тайком, украдкой было ему интересней. Заставала она его и за подглядыванием за прислугой, видела, как он затаив дыхание, наблюдает за тем, как служанка, в жару скинув кофту, обмывала под умывальником потные подмышки, полную грудь. Старики также неоднократно видели его затаившимся у двери служанки, но дочери ничего не говорили — его уж не исправишь, а ей лишняя обида.

Когда сыну исполнилось пятнадцать лет, Всеволод Игнатьевич отвез его учиться в столицу, поселил у своих бездетных родственников. В этой поездке он задержался надолго, потом съездил еще раз, зачастил с поездками. Елена тосковала по сыну, думала, что и муж скучает по нему, оттого и ездит часто. На Святки сын приезжал повидаться. Он был рад матери и деду с бабкой, но быстро заскучал по новым друзьям. Все его разговоры были о них. Общих тем не стало. Елена поняла, что казавшаяся такой прочной нить их взаимопонимания быстро порвалась.

Муж не зря все ездил в Питер. После Святок он вдруг объявил, что продал свое дело и больше сюда не вернется, что Елена ему не нужна, пусть живет, как знает, к нему не ездит. С тем и уехал. Что же, для другой он, видно, стал хорошим. От чужих людей Павел Кузьмич узнал, что зять живет у одной вдовушки. Так рухнула семейная жизнь Елены. Для чего она столько лет подлаживалась, терпела? Чтобы остаться одной у разбитого корыта?

Вскоре после этого мать Елены от обиды за дочь расхворалась, а после Пасхи умерла. Отец втайне отправил сообщение о смерти тещи зятю, надеялся поговорить с ним при встрече, образумить, но тот даже на похороны не приехал, лишь передал тестю, что пусть на него больше не рассчитывает. Старик тоже занемог.

И так жизнь у Елены была безрадостна, а тут и вовсе все рухнуло: мать умерла, сын уехал, муж бросил, отец болен. Осталась в тридцать пять лет соломенной вдовой. Сидела в пустой квартире со своей собачонкой, не зная чем заняться. Отец винил себя: зачем торопился замуж отдавать? Почему получше не узнал человека? Как теперь она останется одна, кто ее будет кормить?

В это время одна из клиенток портнихи, умная, образованная и богатая госпожа Х. подсказала Елене идею — открыть салон по продаже женского готового платья. Елена загорелась этой мыслью. Отец был рад, что она хоть чем-то заинтересовалась, да вдруг и впрямь у нее что-то получится. Все равно, чувствовал, сам он долго не протянет. Пусть, пока он жив, дочь попробует свои силы. Столько лет она от скуки приглядывалась к работе портнихи, знакомилась с ее клиентками, может быть, теперь это пригодится.



С этого началась у Елены другая жизнь. Словно не она жила до сих пор. У нее появились энергия, живость, новые идеи возникали сами собой. Вся прошлая ее жизнь как бы осталась за чертой.

Павел Кузьмич с Еленой обдумали идею вместе, долго чертили планы перестройки первого и цокольного этажей. Для салона готового платья места нужно было больше, чем для его мануфактурной лавки. Решили расширить торговый зал и освободить полуподвал под швейную мастерскую. Отец переехал в комнату внука на второй этаж. Нанимать мастеров, договариваться с ними он стал уж в присутствии Елены, и работникам велел ее слушаться, мол, она будет всем руководить.

— Хочешь, чтобы тебя уважали, требуй выполнения всех твоих приказов, не забывай проверять, даже если они и не очень важны. Люди должны понять: то, что ты сказала — закон, — наставлял он ее.

С дочерью ходил он и к поставщикам и в присутственные места. Объяснял ей, как заполнять счета, как торговаться, выбирать товар, знакомил с поставщиками, просил их не обижать дочь, оказать ей поддержку. За свою долгую жизнь Павел Кузьмич накопил большой опыт торговли: он занимался и бакалейным, и скобяным товаром, и тканями. Оттого и знал всех нужных людей. Торговый люд к старику относился с уважением, о положении дочери уж кое-что прознали и стали понемногу поддерживать ее. Вскоре был отремонтирован подвал и первый этаж. Выписали из-за границы дорогие английские швейные машины. Елена набрала портних, советуясь с Акулиной. Решила брать на продажу шляпки у надомницы. Закупила ткани, фурнитуру. Госпожа Х. с удовольствием помогала ей в этом. Для нее такое занятие было развлечением. Они сдружились.

На первом этаже получилось одно просторное помещение для торгового салона и другое, подсобное, где готовые платья хранились, утюжились, подгонялись по фигуре клиентки. Из открытой двери подсобки видна была входная дверь магазина и часть торгового зала. Этот момент Елена особо обдумала — так продавщица в отсутствие покупателей могла заниматься работой в подсобке и следить за торговым залом. В цокольном этаже осталась комнатка истопника, там же разместили швейный цех и комнату для портних, где они могли переодеться, пообедать, умыться.

Магазин Елена назвала просто: «Салон готового платья». Себя продавщицам велела называть «мадам Элен», в речь вставлять французские слова: «бонжур, мерси, мадмуазель, пардон, шарман, шер ами, мон шер, о ревуар» и другие столь же всем известные выражения. С поддержкой госпожи Х., рекомендовавшей салон своим подругам и знакомым, дело пошло. Вкус и прекрасная манера одеваться госпожи Х. всем были известны.

За год Елена с помощью отца смогла перестроить дом, открыть швейную мастерскую, салон. Постепенно отец вовсе отстранился от всех дел, а дочь вошла во вкус работы. Мысли о салоне не покидали ее и ночью. Она научилась самостоятельно принимать решения, и ей это понравилось. Столько лет она старалась скрыть, что у нее есть какое-то мнение по тому или иному вопросу, а теперь только это и было важно. Она привыкала распоряжаться портнихами, продавщицами, прислугой. Но и ее умение сглаживать конфликты оказалось не лишним. Клиентками не покомандуешь, приходилось и льстить, и терпеть капризы, конечно, не в той мере, что продавщицам. Если что-то не ладилось, отец опять приходил на помощь, пусть не делом, а участием, поддержкой: единственный человек, который, искренне желая ей помочь, переживал за ее магазин. Как она была благодарна ему, что помог ей встать на ноги! Теперь она не зависела ни от кого. Жаль, что отец долго не протянул.

После его смерти прошел год. Елена была полностью поглощена заботами о салоне, он стал ее детищем, единственным интересом в жизни. В трудную минуту вспоминала слова Павла Кузьмича: «Бей лапками, лягушка», — так он ее подбадривал известной притчей о двух лягушках, упавших в сливки. Она проходила весь год в трауре: ей было и некогда, и не хотелось уделять внимание своей внешности, заниматься туалетами, хотя госпожа Х. говорила: «Элен, хозяйка модного салона не должна носить такую одежду, ты сама должна привлекать своим видом посетителей».

Но Елена не обращала внимания на эти ее слова. Со временем притупилась тоска по родителям. Перестала сильно скучать по сыну. Она очень переменилась, и теперь ей самой было непонятно, на что она тратила энергию столько лет, как могла жить в полном подчинении у мужа и родителей. Теперь она могла проявить свой характер. Весь день проводила на ногах то в магазине, то с поставщиками — решала массу вопросов, ей приходилось разбираться в том числе и с жалобами портних друг на друга, помогать им в каких-то сложных жизненных ситуациях. К ночи Елена падала от усталости. Но и засыпая, она думала не об усталости и не о своих туалетах, а о том, как привлечь больше покупательниц в магазин, как лучше организовать работу мастерской.