Екатерина Кариди - Гражданская жена

- Я квартиру продал.  

- Что? - опешила Вера.

Продал квартиру? Да это была его знаковая собственность, своего рода фетиш! Первое жилье, что он сам на свои деньги себе купил и ушел туда жить отдельно от родителей. Александр никогда об этом особо не распространялся, но Вера прекрасно знала, что отношения в семье Верховцевых здоровыми, да просто человеческими, трудно было назвать.

Он же так с этой квартирой носился! И продал?!

Видя ее недоумение, мужчина прокашлялся и спросил:

- Может, выйдем?

- Да, конечно, - механически пробормотала Вера.

Вот странный человек, теперь у нее мозги были заняты только этим. А он шел рядом, молчал, молчал, и вдруг выдал:

- Я... Понимаешь, я не мог привести туда сына. Не спрашивай почему, не мог и все. Неприятные воспоминания. А я... Короче, я купил дом, Вера. Поедем, посмотришь, понравится ли там Вовке. Заодно и поговорим.

Вера так и замерла с отрытым ртом, а он уставился на нее.

В голове включился сигнал и пронеслось множество мыслей. Сразу припомнился анекдот про агитпункт в аду. А с другой стороны... Какого черта?!

- Хорошо, - сказала. - Показывай. Заодно и поговорим.

* - фраза принадлежит Фаине Георгиевна Раневской.

Сейчас он вел машину, плавно перестраиваясь из ряда в ряд, обходя других в пробке, а Вера сидела молча, и то думала, что опять оставила свой транспорт и доверилась ему. Как-то это уже начинало напоминать систему, а скоро войдет и в привычку? То переключалась на дорогу, стараясь запомнить и не понимая, это ей зачем?

Дело было в другом. Просто она гоняла по кругу одни и те же мысли, потому что трудно было начать. А он молчал, вел машину, глядя перед собой. Только руки двигались, крупные сильные руки. Его сила была какой-то осязаемой, она наполняла салон, смешиваясь с запахом кожи, ароматом парфюма. Аура. Это как гипноз, наваждение, вползающее под кожу. Слишком много из прошлого, которое сколько не хорони, все равно не умрет. Память тела.

Молчание надо было прервать, иначе ее точно не туда поведет.

- Объясни мне, Верховцев, - заговорила Вера о том, что особенно заедало ее в последние дни. - Зачем тебе это?

- Что, Вера?

- Зачем ты взращиваешь у сына ложные надежды? Зачем обманываешь моих, втираешься в доверие?

- Почему ты решила, что надежды ложные? - спросил он резко.

- Потому что тебе однажды надоест играть, и ты забросишь Вовку. А я не хочу, чтобы ты калечил ему психику.

- Когда ты наконец поймешь, Вера, что я никогда не отступлюсь и мне никогда не надоест?! - воскликнул он, оборачиваясь к ней.

А взгляд давил силой, внушал, гипнотизировал.

Но нет. Не сможет он ее сейчас продавить, не тот случай. Ей тоже было что сказать.

- Хорошо. Не отступишься от сына и бла-бла-бла. Но ведь всего год прошел, так? Скажи тогда, почему ты выбрал именно его день рождения, чтобы уйти?

Вере не показалось, он дернулся, схватился рукой за лоб и отвернулся к окну.

- Ты же мог сделать это в любой другой день, а, Верховцев? Для чего нужен был этот показательный демарш, для большей красоты и значимости момента?

***

Знал же, о чем она сейчас спросит, и все равно как раскаленной кочергой прошибло. Впрочем, сейчас любой из ее вопросов рвал его пополам. Глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух. Но как объяснить, если страшно тяжело проговорить это про себя, не что вслух?

Александр ведь осознавал все скотство своего поступка, в конце концов, он же не бездушная машина. Но это было необычайно сложно тогда! Прийти и сказать женщине, которая была его женой, что...

Черт побери, он сомневался и собирался с силами, чтобы сказать это, весь последний год! Последние полгода уж точно. А все не поворачивался язык. Никак.

Теперь-то он сам понимал, почему все именно так сделал. Неприятно было осознавать, что это было просто проявлением трусости.

Он действительно был тогда в командировке четыре дня. Потому и просил Вику купить подарок и оставить в его кабинете в офисе. Вернулся поздно, бросил чемодан и поехал туда, к Вере. А по дороге опять в голове крутилось, что надо как-то на что-то решаться, что пора.

Собственно, окончательное решение пришло спонтанно. Ему показалось, момент удачный. Как раз сын спал, Александр хотел, чтобы разговор остался между ними и не коснулся ребенка. Пусть мальчик порадуется подарку, для него все равно ничего не изменится. А потом, спустя какое-то время, когда будет готов, он сам ему все расскажет.

Он же не собирался оставлять семью без внимания и поддержки. Уж тем более, не собирался вытряхивать их из дому за 24 часа! Это Вера решила все по-своему. И все перевернулось с ног на голову, разрушилось, как карточный домик.

Но даже решив для себя, все равно объявить ей об этом было ДИКО трудно. Ему потребовалась вся его решимость. Потому что это очень трудно, когда человек смотрит на тебя и не понимает.

Потому он ушел мыться, чтобы не говорить с ней и не смотреть в глаза. И вещи стал собирать потом, отгораживаясь этим, потому что банально смотреть на нее не мог. Не знал, с чего начать.

Трусость это была. Да! Трусость, бл*****!!!

И осознавать это позорно. Ему было позорно, и от этого он злился. А Вера как назло... Думал, сама поймет.

Думал...

Но на в этом моменте его размышления и вовсе уходили куда-то в глубь себя, делали тайную петлю, свивались клубком. Он ведь подспудно надеялся, что Вера все поймет и остановит его. Может быть, он именно этого и ждал.

Хотел, чтобы она его остановила. Наорала бы, что ли, или хотя бы расплакалась, сцену устроила! Боролась за него хоть как-то, бл****!

Нах*** ему были старые рубашки и трусы, которые он греб в чемодан не глядя? Он же забросил потом этот чемодан на работу и никогда не распаковывал. Противно было всего этого касаться. Как ожог.

А от Веры был только холод. Вселенский холод и несколько сухих фраз.

- Мне надо в кухне навести порядок. Как закончишь тут, будь добр, закрой дверь своим ключом.

Бросила она ему и ушла в кухню.

Е*** твою мать! У тебя муж уходит! Муж! Которого ты вроде бы любила, а тебя, бл***... кроме порядка в кухне ничего не интересует??? Как будто он так, грязь под ногтями, прошлогодний снег?!

Он и ушел потом с этим ощущением холода и обидой в душе. Получалось, он для Веры ничего не значил. Оказывается, когда ты никто, это может разъедать не хуже кислоты.

Но это было тогда, а сейчас ему надо было отвечать на вопрос, и слов как тогда не было, так не было и сейчас. Поэтому он прокашлялся, оттягивая галстук и глухо проговорил:

- Я не специально, Вера. Просто совпало. Так вышло.

***

Что за...? Вера отвернулась к окну и хмыкнула:

- Не знаю, а мне показалось, что специально момент подгадал.

И тут он резко повернулся к ней и вывалил:

- Я ничего специально не подстраивал. Я просто поздно вернулся из командировки в тот день! Так вышло. И знаешь, как мне было обидно узнать, что я для тебя пустое место? Ты даже двух слов для меня не нашла.

Глаза тигриные, и столько чувств в них, она аж опешила. Обидно?

- Хватит, я поняла, - вскинула она ладони. - Это от обиды так старательно паковал чемодан, ни одной старой майки не пропустил и трусов не оставил?

Он схватился за лоб и тряхнул рукой, будто что-то сбрасывал. Молчал с минуту, а потом тяжело выдохнул:

- Бл***, Вера, мне он нах*** не нужен был. Я его потом не открыл ни разу.

И снова махнул рукой.

Она действительно видела в его гардеробной при кабинете тот самый чемодан. Она же хочешь не хочешь, поселилась в его кабинете. Все это вызывало неприятные воспоминания и отторжение. Потому что прочно связывалось с его молодой любовницей.

- Хорошо, довольно об этом, - проговорила она хмурясь и понимая, что в его мотивах ничего не понимает.

- Не хорошо. Не хорошо, Вера. Я хочу, чтобы ты поняла. Но, мать его, это так трудно.

- Что трудно, Саша? Что трудно? Сказать, почему ты сменял меня на молодую красивую девочку? Это как раз легко, стала невзрачная, осела дома с тряпкой. Конечно, кому такая баба нужна?