Сюзанна Энок - Грех и чувствительность

Некоторое время Валентин просто смотрел на своего друга. Одного из немногих друзей, если прикинуть, потому что он был более разборчив, чем об этом многие могли подумать. Этому он научился у отца, предполагал сам маркиз: можно спать с любой девицей, которая тебе понравится, но друзей нужно выбирать осторожно.

— Очевидно, что ее поведение беспокоит тебя, Мельбурн, так положи этому конец. Ты же контролируешь ее финансы, не так ли? Но ведь я не нужен тебе только для того, чтобы напоминать об этом.

— Все не так просто. Я… согласился на ее условия, до тех пор, пока она не окажется вовлеченной в скандал.

— Ты согласился? — повторил Валентин, приподняв бровь и по-настоящему удивляясь. — Ты?

— Да, я согласился, черт бы все это побрал. Она разозлила меня.

— Тогда ты должен оставить ее в покое. Я уверен, что мадам Констанца оценит эту сделку по достоинству.

— Так вот где она взяла это проклятое платье, — суровые серые глаза встретились с глазами маркиза, а затем снова скользнули в сторону. — Это более запутанная ситуация, чем та, которую ты описал, Валентин. Что бы Элинор не затевала, она все еще носит имя Гриффинов. И отвечает за репутацию Гриффинов. Я пытался еще раз предостеречь ее этим утром, что если она желает найти себе мужа, то ей нужно держаться подальше от неприятностей и не тратить свое время на дураков, охотящихся за приданым, вроде Кобб-Хардинга. Но, кажется, что дураки и неприятности — это ее единственная цель. И чем больше это раздражает меня, тем дальше она продвигается в избранном направлении.

Слегка улыбнувшись, Валентин допил свой чай.

— Тогда позволь ей идти. Она никогда не выйдет замуж за Кобб-Хардинга. Весьма вероятно, что Нелл просто хочет немного позабавиться — бросить взгляд на стадо перед тем, как выбрать себе жеребца.

— Я не могу позволить ей идти по такому пути и, пожалуйста, воздержись от намеков. Она — не ты, Валентин. Скандал навредит ей. Происходящее может испортить ее репутацию.

— И репутацию Гриффинов.

— Несомненно. Какой бы дерзкой она не была, сестра никогда раньше не выходила за пределы нашего круга. Она хочет повеселиться без скандала, но при этом не имеет понятия, как достичь желаемого, или того, насколько ужасным все это может оказаться.

— Я все еще не понимаю, как ты сможешь отговорить ее, если согласился на все это, — продолжил Валентин. — Ты же человек слова и все такое. Чем крепче ты будешь привязывать ее, тем сильнее она будет сопротивляться.

Герцог ударил кулаком по столу.

— Ты снова прав. И вот именно поэтому я здесь.

У Валентина появилось тошнотворное чувство, что он только что угодил в какую-то ловушку.

— Я надеюсь, что тебя не затруднит объясниться?

— Ты — самый большой гедонист[5] из всех, кого я знаю.

— Ну, спасибо тебе.

Мельбурн фыркнул.

— Это был не комплимент.

— Да, у меня появилось такое подозрение. Так что ты имеешь в виду?

— Да, ты совсем не похож на меня, придерживающегося правил приличия. И Элинор знает об этом. Там, где она не возьмет во внимание мой совет или руководство, сестра, вероятнее всего, прислушается к тебе.

Валентин вскочил на ноги, неприятная тяжесть образовалась в его животе. И он вовсе не считал причиной этому съеденную ветчину.

— Что? Ты хочешь, чтобы я стал наставником Элинор? В грехе?

— Господи Боже, конечно же, нет. Но, как ты весьма проницательно заметил, все мои вмешательства только еще больше подтолкнут ее к этому безумию. А ты настолько хорошо знаком с падением нравов, что больше сестра вряд ли может надеяться узнать. Она прислушается к тебе. Полагаю, она даже уважает тебя. Поэтому ты, Валентин, сможешь уберечь ее от серьезных неприятностей.

— Мне нужно выпить, — пробормотал в ответ Валентин, выходя из комнаты для завтрака и направляясь в библиотеку, где стоял шкафчик с изрядным выбором напитков.

— Я очень много думал над этим, — продолжал Мельбурн, следуя за маркизом. — Ты сможешь присматривать за ней, ограждать от неприятностей там, где Шей, Закери или я только подтолкнем ее к худшим поступкам.

Подавив дрожь, Валентин налил себе виски.

— Что, во имя дьявола, заставляет тебя думать, что я захочу иметь к этому какое-либо отношение? — приходилось учитывать тот факт, что весь прошлый день ему лезли в голову совершенно непристойные мысли об Элинор Гриффин. — Убирайся, Мельбурн.

К его растущей тревоге, герцог улыбнулся.

— Я подозревал, что ты можешь отказаться участвовать в этом деле, поэтому принес это. — Из другого кармана он достал пожелтевший, несколько раз сложенный клочок бумаги.

Валентин уставился на бумагу, желая, чтобы он смог воспламенить ее одной своей мыслью.

— Это не честно, Мельбурн, — проворчал он, когда письмо не воспламенилось. — Я был пьян, когда писал это. — Выругавшись, маркиз проглотил половину своей порции виски. — Проклятие.

— И я был пьян, когда принимал это. Мы были в одинаковом состоянии, так что ты не можешь утверждать, что я получил какое-то преимущество над тобой.

— Тебе надо было стать чертовым поверенным, Себастьян.

Герцог только снова улыбнулся.

— Оскорбления в мой адрес не помогут в твоем случае, — зажав бумагу кончиками пальцев, он уселся в одно из редко используемых читальных кресел у камина. — Я могу прочитать эту бумагу тебе, хотя на самом деле я помню ее наизусть.

— Избавь меня от этого. Это дурная манера, напоминать кому-то о его единственном моменте слабости.

— Единственном? Гм. «В обмен на услуги, оказанные в отношении отваживания некоторой настойчивой женщины», — продекламировал его светлость, — «я тем самым должен предъявителю этой записки одно одолжение по его выбору. Подписано — Валентин Юджин Корбетт, маркиз Деверилл.»

Валентин упал в кресло напротив.

— Ради Бога, хорошо. Ты выиграл, ублюдок. Только никогда больше не повторяй никому мое полное имя, включая и меня.

— Превосходно, — герцог Мельбурн поднялся, убирая проклятый клочок бумаги в карман. — Сейчас она должна быть где-то в Гайд-парке. Я советую тебе не задерживаться.

— Ты хочешь, чтобы я ехал прямо сейчас?

— Кобб-Хардинг прибыл за ней на высоком фаэтоне. Это должно облегчить твой поиск.

— Мельбурн…

У двери герцог снова бросил взгляд вглубь библиотеки.

— Держи ее подальше от неприятностей, Валентин. Это все, о чем я прошу. Этим я оказываю тебе доверие. В твоих руках моя фамильная честь.

Валентин проводил герцога фигурой из двух пальцев, как только тот вышел, а затем снова упал в кресло, чтобы прикончить виски. Никакой полет воображения не сможет убедить его, что все будет хорошо. Из-за этой проклятой записки, он только что оказался впутанным в семейные распри, в то, чего умело избегал с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать, и его отец, наконец-то, был предан забвению.

Себастьян, должно быть, был в отчаянии, если пришел к нему. Даже сейчас, вопреки вышеупомянутым герцогом качествам, Валентин был далеко не самым мудрым выбором в качестве чьей-то компаньонки. И если неделю назад он посчитал бы эту услугу лишь немного раздражающей, то со вчерашнего дня происходящее стало беспокоить его гораздо больше.

— Говорят, послали как-то раз лису охранять курятник, — пробормотал он, поднимаясь, чтобы приказать оседлать лошадь.

Проблема была в том, что у этой лисы в руках сейчас была честь престижной семьи, честь его друга. Так что Элинор Гриффин останется в безопасности вне его досягаемости, независимо от того, о чем маркиз мог думать в глубине души.

— Я никак не могу понять, как вы сумели этого добиться, — произнес Стивен Кобб-Хардинг, поворачивая спортивный, высокий гоночный фаэтон в тень нескольких дубов.

В центре парковой дорожки собралась группа мамаш, вероятно, чтобы обсудить брачные сделки между их сыновьями и дочерьми. Элинор не могла представить своего строгого брата Мельбурна в подобной толпе сплетниц, но при этом девушка сомневалась, что он никогда и не с кем не обсуждал ее матримониальное будущее.

— Как я уже говорила, его светлость и я пришли к взаимопониманию. Я предпочитаю не обсуждать детали этого соглашения.

— Очень хорошо. Боже меня упаси испортить этот день неприятными вопросами.