Пришлось останавливаться и оборачиваться. Все же в противном случае наше дальнейшее движение выглядело бы как бегство.
— Как видишь — нет. Надо продукты разложить, — спокойно ответил Макаров, показывая пакет с покупками.
Виталий был не просто зол, он был в бешенстве. Складка меж бровей, прочертившая лоб чуть ли не пополам, сжатые губы свидетельствовали о том, как нельзя лучше.
— Ирина, садись в машину, — приказал мне Слюсаренко. — А мы пока с братцем поговорим, — рука, лежащая на дверце автомобиля, побелела от напряжения, с каким мужчина сжимал эту самую дверцу.
— Она никуда не пойдет, — рыкнул Макаров. — Разве что со мной.
— Не кажется ли тебе, братец, что ты залез не на свою территорию? — рявкнул мужчина.
— Если ты по поводу девушки, то она сама в состоянии решать с кем ей быть, — Герман переложил пакет с продуктами из одной руки в другую, освобождая правую.
— Вон как ты заговорил, — криво улыбнулся Виталий, — а еще недавно звал не иначе как «шалава», — напомнил Слюсаренко, по всей видимости, забывая, какими эпитетами он меня величал.
— Я изменил свое мнение, — Макаров бросил на меня мимолетный взгляд.
— Отдай мне ее по-хорошему, — угрожающе произнес мужчина, сверля Германа тяжелым взглядом.
— Даже не подумаю.
В тот миг братья напоминали двух волков, встретившихся на узкой тропинке, где никто не хотел уступать другому.
— Последний раз предлагаю…, - у Слюсаренко разве что пар из ушей не шел, от злости.
— А я последний раз отвечаю — иди куда шел. Надеюсь, я ясно выражаюсь? — от звука голоса Макарова у меня по спине побежали мурашки, настолько угрожающе он звучал.
— Ты еще пожалеешь о своем решении, — Виталий сузил глаза. — Но будет поздно.
— Это уже мои проблемы.
— Вот именно, — поддакнул Слюсаренко.
— Тебе не пора ли, братец? — складывалось ощущение, что Макаров специально провоцирует Виталия. Но тот, при всей своей вспыльчивости вел себя достаточно хорошо, даже голоса до крика не повысил, что было на него не похоже.
— Мне решать, — прорычал он.
Мужчины еще перебросились несколькими фразами, с завуалированными угрозами, но в конце концов Слюсаренко хлопнул дверью и умчал в неизвестном направлении.
Меня же не покидало чувство опасности. И вроде бы беседа между мужчинами прошла достаточно спокойно, но что-то меня тревожило, занозой впиваясь в мозг.
— Он просто так это не оставит, — глухо произнесла, входя в квартиру Макарова и в изнеможении приваливаясь к стене.
— Это уже не твоя забота, — уверенно ответил Герман, бросая пакеты с продуктами на пол и исподлобья смотря на меня.
Как мне хотелось бы в это верить.
***
Следующие три дня не происходило ничего сверхъестественного. А точнее, вообще, ничего не происходило. Утром Макаров уходил на работу, оставляя меня одну в квартире, заставляя закрываться на все замки. Я же до вечера, пока мужчина не возвращался, слонялась по дому. Читать не хотелось, на телевизор у меня была стойкая аллергия, а приготовление пищи для себя и хозяина квартиры не занимало чересчур много времени. Лишь ночи были насыщены впечатлениями. По поводу их разнообразия никаких претензий к Герману у меня не было, зато были другого плана.
— И сколько мне еще сидеть в четырех стенах? — заявила, стоило появиться Макарову на пороге квартиры.
— Вот ты как меня встречаешь? — мужчина ослабил галстук. Днем у него должно было быть важное совещание, к которому Герман готовился целый вечер, если не брать во внимание наш секс, случившийся прямо на разложенных документах. Я принесла Макарову кофе, да так и задержалась у стола. Вернее на столе. Оказалось, что бумаги в качестве перины очень даже неудобны, поскольку скользят одна по другой, а потом вовсе мнутся и комкаются.
— Я так больше не могу, — страдальчески сообщила Герману.
— Это как еще так? — Макаров подошел ближе.
Неужели он не замечал моего состояния? Я стала нервная, дерганная.
— Я тут с ума скоро сойду. Я хочу к людям, — бездействие меня угнетало. За свою жизнь я привыкла либо учиться, либо работать, а то все вместе. Сидеть же дома было совершенно не по мне. Тем более, когда даже поговорить было не с кем. Не самой же с собой мне беседы вести? Так недолго и с ума сойти.
— Тебе не безопасно выходить, — между бровей мужчины залегла складка.
— Да что мне может сделать Слюсаренко? — именно из-за него я находилась в заточении.
Обжившись немного с Германом, меня потихоньку стал отпускать страх относительно депутата. Ощущение опасности притупилось. Я поверила, что Герман меня в обиду не даст. Мне казалось, что если мужчины вдруг сойдутся в схватке, то Макаров победит. Неспроста Слюсаренко угрожал Герману пистолетом в день своего дня рождения. Он боялся брата. И лишь с помощью оружия мог уравнять шансы.
— Ты знаешь, что Виталий очень мстителен? — устало, спросил у меня Макаров. По всей видимости, ему не было охоты объяснять очевидные вещи.
— Но ты же выходишь из дому и не боишься, — гнула свое.
— Одно дело я, а другое ты. Мне он ничего не сделает. Если бы хотел, уже давно бы…, - Герман не стал договаривать.
— И мне ничего не сделает, — я была непреклонна. — Завтра же выйду на работу.
Я на самом деле хотела это сделать. Там я чувствовала себя нужной. От меня многое зависело, это вселяло уверенность, поднимало самооценку.
— Уже не выйдешь, — устало произнес Макаров, проходя вглубь квартиры и направляясь в сторону кухни.
На обдумывание ушло несколько секунд.
— Это еще почему? — я не могла понять, с чем связано столь категоричное заявление.
— Потому как ты там больше не работаешь, — бросил через плечо Герман.
Я пошла следом за мужчиной. Информация, сообщенная им, мною была услышана, но в голове не укладывалась.
— Как это я не работаю? У меня и трудовой договор есть, и книжка.
Мне, конечно, говорили при приеме, что место декретное. Но девочка, которую я замещаю, выйдет еще не скоро. У нее ребенок маленький, а сидеть не кому. Я с ней разговаривала. Она уверила меня, что все в порядке, и я могу смело работать. Так что вряд ли она вышла на работу на свое место вместо меня.
Мысли, путаясь, проносились у меня в голове со скоростью истребителей. Однако ни одно из объяснений в должной степени меня не удовлетворяло. Не хватало данных для правильного решения задачи.
— Тебя уволили, — глухо произнес мужчина, наливая себе в стакан минеральной воды из бутылки, взятой в холодильнике.
— Как это уволили? — до меня как сквозь вату доносились шумные глотки, производимые мужчиной.
— Очень просто. Взяли и уволили. Без выходного пособия. Теперь ты официально безработная, — Макаров залпом допил воду, после чего отер губы тыльной стороной ладони.
— Но я же ничего не сделала, — прислонилась спиною к дверному косяку. Почему-то ноги отказывались меня держать. Из последних сил я старалась сохранить вертикальное положение.
В сознание ядом просачивались сведения, сообщенные Макаровым. До меня потихоньку начала доходить случившаяся катастрофа. И, кажется, я догадывалась, откуда ветер дует.
— Это Слюсаренко, да? — другого и быть не могло.
— Ты не волнуйся, найдем мы тебе работу. Хочешь, к себе устрою. Или в другое место. Ты только не волнуйся, — принялся успокаивать меня Герман. Вот только он сам понимал, что это совершенно не то, что я хотела, что меня не устроит подобная замена. И дело не в том, что предлагаемая работа хуже той, что у меня была. Дело в принципе.
Слюсарено ударил по самому дорогому, что у меня было. По моей мечте. Мечте быть независимой, ни от кого. Как-то я по глупости рассказала мужчине о своих детских фантазиях. Мне всегда казалось, что на первом месте для любого человека, неважно кто это, мужчина или женщина, стояла задача обеспечить себя, чтобы ни в чем не нуждаться. Никому не быть обузой. По всей видимости, это мое не совсем радужное детство сформировало идеал, каким должно быть будущее. Именно к подобному будущему я стремилась, не взирая на обстоятельства. Я изо всех сил карабкалась вверх, стараясь достигнуть с каждым прожитым днем все новых высот, заявить о себе, повысить уровень.