— Успокойся, дорогая. — Лори пустила в ход свое обаяние. — Не надо ссор в Рождество. Лично мне не нравится мартини, ужасный у него вкус. Я предпочитаю «Кремдемент», обожаю ментоловый привкус! Но я не могу понять людей, которые пьют каждый день. Жизнь так прекрасна и удивительна, зачем превращать ее в кошмар, в пустоту? Это странно, но, конечно, если ты несчастен или… Вики, извини, что перехожу на личности, но не кажется ли тебе, что лучше всего в своем случае заняться чем-нибудь творческим, не обязательно благотворительностью, благотворительность в больших количествах это черт знает что… О, извини, Рози! — Но есть многое другое, чем ты можешь заняться в Нью-Йорке. Например, можно Пройти курс искусства икебана.

— Лори, если мне захочется узнать твое мнение о том, как мне лучше жить, я спрошу тебя об этом. Сейчас я не нуждаюсь в твоих советах.

— Ну что ж, я хотела помочь тебе!

— Мы все очень обеспокоены твоим состоянием…

— Заткнитесь, — прикрикнула я на них и выбежала из комнаты.

— Что случилось с Вики, Корнелиус? Она кажется расстроенной более, чем обычно. Тебе не кажется, что лучше поговорить с ней? Жаль, что она не может показать себя с лучшей стороны, когда рядом дети.

— Алисия, сейчас совсем не время критиковать Вики.

— Извини. Но я считаю, что это некрасиво с ее стороны сначала разрушить жизнь моего сына, а теперь ломать собственную жизнь, делая несчастными окружающих ее людей.

— Она не разрушала счастья Себастьяна! Себастьян сам решил уйти из банковского дела, хотя я и предлагал ему восстановление, и он самостоятельно решил уехать жить в. Англию. А Вики не делает несчастными никого из окружающих! Она не делает несчастным меня! Оставьте ее в покое.

— Ш-ш, тихо, кажется, это она… здравствуй, дорогая. Как ты?

— Здравствуй, Алисия. Спасибо, хорошо. Здравствуй, папа.

— Привет.

Я выдержала паузу и вежливо добавила:

— Спасибо, что вы привели детей. Надеюсь, няне удалось справиться с ними, и проблем не было?

— Конечно, нет, дорогая.

Еще одна пауза.

— Вики, — внезапно сказал отец, — приходи ко мне после обеда. Я научу тебя играть в шахматы.

— Но, папа, я так устала… Ты сказал, шахматы? Ты ведь всегда уверял меня, что шахматы это мужская игра…

— Неужели я так говорил? Чем старше я становлюсь, тем больше удивляюсь глупостям, которыми щеголял, когда был молод. Шахматы — это удивительная игра. Она отвлекает от проблем. В нее должны играть все.

— Но я такая глупая. Мне никогда не научиться.

— Брось притворяться! Ты вовсе не какая-нибудь глупенькая блондинка! Не будь такой хилой, и не будь такой эгоистичной. Ни одно из моих лекарств не может заменить эту игру. А мне не с кем играть. Неужели ты бросишь своего бедного несчастного отца.

— Папа, ты монстр, хуже, чем Бенджамин. Он тоже всегда знает, чем подкупить. Хорошо, я постараюсь научиться. Если ты действительно считаешь, что это мой нравственный долг, не буду спорить. Но имей в виду, ты скоро поймешь, что учить меня — это пустая трата времени…

— Мама, — попросил Эрик, — ты не могла бы заставить Пола выключить этот отвратительный проигрыватель? Я не могу больше выносить этой музыки.

— Но он увлекается музыкой «Битлз»! — Глаза Саманты блестели от счастья. — Это такая замечательная группа!

— Если бы он слушал хор, «Аллилуйя Богу», я бы не стал возражать. Предупреждаю, если он не прекратит включать «Битлз», клянусь, я возьму топорик для мяса и…

— Боже, день, когда ты уедешь в свой Чоат, будет самым счастливым в моей жизни! — закричал Пол с порога комнаты. — Жду не дождусь, когда смогу избавиться от тебя!

— Не ругайтесь, не деритесь! — заплакала маленькая Кристина, — я не хочу, чтобы здесь дрались!

— Мама, — в разговор вмешался Бенджамин. — Мои белые мыши куда-то исчезли.

— Мама, пусть они не дерутся!

— Пол, поставь одну из песен Ринго. Ту, где он поет: «Дай мне денег! Вот, что мне нужно!»

— Попробуй только поставить хоть одну песню из своего идиотского репертуара…

— Нет, вовсе не Ринго, а Джон Леннон поет эту песню про деньги!

— Миссис Фоксуорс, миссис Фоксуорс, в кухне полным-полно белых мышей!

— Мама, можно мне съесть печенье?

— Миссис Фоксуорс…

— Боже, ненавижу жить взаперти в этих городских квартирах, да еще с кучкой идиотов! Мама, почему мы не можем вернуться в Вестчестер и жить там, как когда отец был жив? Мне хочется, чтобы был сад, комната, где можно дышать свободно. Где было бы место, чтобы скрыться от этих ужасных идиотов?

— Мама, повар убил мою любимую мышку!

— Миссис Фоксуорс, я ухожу! Это невозможно вынести…

— О, мамочка, бедная мышка…

— Мама…

— Мама, ты не слушаешь, что я говорю…

— Мама, мама, мама…

«Основные проблемы, которые поднял в своих произведениях Кьеркегор, были: в чем сущность человеческой жизни; в чем заключается смысл человеческого бытия; и что является целью всех жизненных событий. Кьеркегор попытался в своих литературных трудах описать человеческую жизнь как абсурдную и несправедливую, бессмысленную и мучительную…»

Я закрыла книгу. Была полночь, но я сидела в небольшой комнатке, которой пользовались как спасительной гаванью, когда мне надоедал шум голосов. Это было замечательное уединенное место, где мы часто занимались любовью со Скоттом.

Мне хотелось думать о нем, но я знала, что не должна этого делать. Мне хотелось выпить, но опять же мне не следовало пить. Я беспокоилась не потому, что боялась, что окончательно сопьюсь. Я быстро полнела и поэтому ограничила себя стаканом вина в день. Удивительно, но бросить пить мартини оказалось не так уж трудно. Потом я попыталась бросить курить, но это оказалось намного сложнее. Я взглянула на расписание, которое составила для себя, и обнаружила, что в моем рационе осталась еще одна сигарета на сегодня. Я выкурила ее и тут же подумала, а не покурить ли еще. Но потом решила, что не стоит. Нужно было быстро чем-нибудь заняться, чтобы не успеть пожалеть о невыкуренной сигарете.

Если бы я только была творческой натурой. Если бы я могла заняться чем-нибудь полезным. Но мне не удавалось придумать ничего, что бы не было бессмысленным. Я не могла даже сконцентрироваться на чтении. Отсутствие каких-либо талантов делало меня бесполезной. Хотя я понимала, что не должна вести такое существование, но я никак не могла решить, чего мне хотелось: я чувствовала, что мой разум подобен паре глаз, которые могли хорошо видеть, если точно навести резкость. И я пыталась найти этот фокус, ища тот стиль жизни, который позволит мне просыпаться каждое утро с удовольствием, а не с апатией, как сейчас. И мне начинало казаться, что я уже никогда не соберу мир воедино. Я была уже не молода, и моя жизнь напоминала струю воды, стекающую в канаву.

— Я чувствую себя виноватой, — сказала я однажды Себастьяну, — Почему я испытываю это чувство, когда у меня есть все, что хотела бы иметь женщина?

— Ты имеешь в виду, что у тебя есть все, что бы хотела иметь обыкновенная женщина, — ответил Себастьян. — А чего хочется именно тебе, Вики?

На это можно было только опустить голову и со стыдом признать, что я сама не знаю.

— Это не важно, — ответила я. — Даже если бы я знала, что мне хочется, я не смогла бы этого сделать. Дети отнимают у меня все силы.

Когда у меня оставалось время на себя, я обычно была такой уставшей, что могла только опуститься в ближайшее кресло и уставиться на стену.

— Мне почти тридцать, — сказала я однажды Себастьяну в шестидесятом году, — я ничего не сделала толкового в жизни, и все считают меня глупой, поверхностной и легкомысленной, даже я сама иногда считаю себя такой. И все-таки я понимаю, что-то в жизни я совершила.

— Цезарь не совершил ничего великого до сорока лет, — заметил Себастьян. — Он был богат, красив, и все считали его светским повесой. Однако, после того как ему исполнилось сорок, он предпринял попытку захвата Галлии, а позднее завоевал весь мир. Неплохо для человека, которого все считали глупым, поверхностным и легкомысленным!

Я задумалась над словами Себастьяна. Я вспомнила, когда он их говорил мне, как будто это было вчера. И вдруг я громко сказала: «Себастьян, я скучаю по тебе», и мой голос резко прозвучал в пустой комнате. Затем уже подумала про себя: и я вспоминаю тебя в такие дни, как сегодня, когда все идет кувырком дома, да еще Кьеркегор уверяет тебя, что жизнь пуста и абсурдна. И мне не остается ничего другого, как думать о том, как мне не везет…