Потоптавшись еще немного на крыльце, махнула рукой на этого мусорного фетишиста и пошла к калитке.
Взяв корзинку в магазине, первым делом закинула в нее хлеб и яйца. Уж яичницу и я смогу сварганить. Бич-пакеты? Не люблю их, зато они недорогие. Беру. Тем более с ними тоже просто: кипятка налила — и вот тебе жратва. Так, что там еще мне по силам? Пельмени. Тоже штука хорошая и безгеморная. Закинула пару первых попавшившихся пачек, но тут здоровенная знакомая ручища вернула их обратно, и у меня отобрали вообще всю корзинку.
— Ну и какого? — возмущенно обернулась на мрачного гризли.
Он молча переместил яйца и хлеб в свою тележку, где уже лежали масло, сметана и фрукты, добавил несколько пачек пельменей другого производителя, а всю мою лапшу быстрого приготовления оставил в корзинке на полу. Так и не говоря мне ни слова, двинулся дальше, закидывая что-то по ходу. Это что еще за самоуправство, бля?
— Ты типа в молчанку со мной играешь, медведина? — спросила в спину, цепляя дурацкие бич-пакеты из чистого упрямства. — Детский сад!
— Я эту дрянь все равно выброшу, — ответил он невозмутимо, зыркнув на мою ношу.
— Права не имеешь. И мусор мой больше не воруй, ясно, извращуга?
Ответа я не получила, он знай себе шел и заполнял тележку. Мне только и оставалось тащиться следом, сверля злобным взглядом его затылок. Да еще спрашивать себя, почему это делаю, вместо того чтобы плюнуть и уйти отсюда к хренам, пусть и с пустыми руками. Не помру сразу с голоду небось.
Кассирша с обесцвеченными кудрями и ярко-алой помадой на тонких губах внезапно повысила градус моего раздражения. А все потому, что при виде гризли вся аж заерзала, разулыбалась, как щеки не треснули, и давай кудахтать: «Давно вы не показывались», «А как ваш котик?», «А это ваша сестра, наверное». Ага. У нас же реально фамильное сходство. Оба стоим с мрачным рожами. Даже не знаю, как и сдержалась и не ляпнула что-нибудь в своем привычном стиле. Но, во-первых, я тут не в последний раз и не хочу, чтобы тетка потом мне на продукты ядом капала — изжога будет. А во во-вторых, Яр это опять решит приступом ревности выставить, а хер ему. Оплатить покупки я и не пыталась — охота была бы устраивать представление для очередной фанатки медведины.
— Смотрю, ты любимец всевозможных тружениц торговли, — не сдержала-таки желчи я уже на улице.
Ляпнула и утопала в сторону дома, не оборачиваясь. Яр шел следом, без приглашения ввалился в мою половину и загрузил покупки в холодильник под мое гневное сопение. Встать в позу и начать тут цирк «ничего мне от тебя не надо»? Часть моей гадской натуры на это так и подмывала, но разумная половина ее побеждала. Это было бы глупо, ни черта не практично и вообще брехня. Потому что… кое-что мне от него все же надо. Аж руки зачесались подойти, пока он стоит, согнувшись, перед холодильником, искушая облапать его суперскую задницу. Но не пойду. Не-а. Я вчера сама приходила. Его очередь. Ну да, Роксана, и ты еще умничала про детсадовское поведение.
— Слушай, гризли, а ты это прям серьезно с утра про «если зашла, то навсегда»?
— Да.
— Несправедливо получается. Типа мне к тебе можно только с условием, а тебе ко мне просто так?
— Если хочешь, чтобы остался насовсем — скажи, — ответил так, будто речь шла об остаться чайку попить, а не о чем-то окончательном.
— А без «насовсем» и всяких там условий никак, что ли?
— Рокс, это не условие. Это осознанный выбор.
— Какой он, к херам, осознанный? Ты на меня давишь!
— Это не так.
— Да неужели? То есть, если я сейчас предложу тебе трахнуться без всяких этих твоих заморочек, ты согласишься?
— А ты действительно этого хочешь? — спросил Яр мигом просевшим голосом, поворачиваюсь ко мне.
— Хочу ли я трахаться? Да, хочу. И не пытайся мне прогнать, что ты — нет. Я твой стояк и отсюда вижу.
— То, что у меня на тебя стоит всегда, мы вроде еще на речке выяснили. Но мне нужна ты вся, Рокс, а не частями и уж тем более не частями исключительно тела.
Вся — это много. Вот до хренище. Я уже через это проходила. И до сих пор прохожу. Вся — это когда у тебя тебя-то как раз уже больше не остается. Ничего не остается. Нет.
— Вот! — обвиняюще ткнула я в него пальцем. — Говорю же: ты на меня давишь!
— Это не так.
— Тогда подойди и вставь мне.
— Нет. Вчерашнего было достаточно, погремушка.
— Мне — нет.
— И тебе выше крыши.
Он направился к дверям, явно давая понять, что разговор окончен.
— Идиотизм все это! — крикнула ему вслед. — Не сработает, Яр! Не будет по-твоему.
Вот как-то так мы и жили следующие дни. Хрен поймешь, в каких отношениях, но однозначно в них. Пошла я вывешивать героически постиранное белье на веревки за домом и обнаружила, что почти всему моему дорогому кружевному белью пришла п*зда в бабушкиной стиралке, да и вообще многие вещи чудным образом преобразилась не в лучшую сторону. На мои вдохновенные матерные вопли из-за угла появился гризли, босой и голый по пояс. Тут же досталось и ему. А какого хера шляется он в таком виде? Сука, почему-то именно вид его босых здоровенных ступней пробрал меня больше остальной обнаженки. Короче, все закончилось расшвыриванием испорченного тряпья и моим позорным бегством в дом, или бы тупо сама на него взобралась, как на дерево. Похотью так по мозгам шарахнуло, что они за малым не отключились полностью.
А утром кроме завтрака на столе красовались пакеты из магазина дорогого нижнего белья. Все мой размер. Я хотела сходить поблагодарить. Но передумала. Условия же у него, и он мне тоже кое-что попортил, так что должен был.
Вечером, борясь с желанием двинуть куда-нибудь оттянуться (а ломало знатно, такое чувство, что в тюрьме какой-то, в добровольном, мать его, заточении), я снова занялась дикцией. Неделя уже почти прошла, до начала работы всего ничего, не хотелось бы сразу закосячить. Как раз положила, как рекомендовалось в видео, карандаш за клыки и начала, скалясь своему отражению, зачитывать текст из первой попавшейся бабулиной книги, когда без стука явился гризли с какой-то коробкой в руках. Посмотрел на меня, я на него, ни слова не было сказано. Я продолжила читать и гримасничать, будто его и нет, он же принялся распаковывать и устанавливать новый музыкальный центр.
Через полчаса тишина в доме была разбавлена музыкой, и часть давящего на мои нервы груза растворилась. Закончив, Яр умостил задницу на диване и так и остался до самой ночи, изображая пялящуюся на меня мебель. Делать вид, что его тут вроде нет, ощущая на себе каждую секунду его взгляд, — та еще дурость. Но это не я придумала правила.
На следующий день все та же песня: готовый завтрак, он приходит-уходит без стука, как у себя дома, я злюсь на это, но молчу. Когда долго не приходит, злюсь тоже. Еще сильнее. Я ничего не могу поделать с тем, что слежу за всеми его передвижениями, он сидит на моем диване весь вечер, пока занимаюсь артикуляцией. Стоит над душой, когда что-то себе сама готовлю. Действует на нервы, наполняет каждую минуту своим чрезмерным присутствием, но я почему-то не слетаю совсем с катушек и не пытаюсь его выгнать.
На третий день я сбежала, позвонив-таки Длинному.
— Прости, что я свалила молча, — извинилась в лоб при встрече, и у друга брови поползли вверх.
— Да нормально все, Рокси. Я же приезжал позже и узнал, что ты в порядке.
Ах вот оно что. Потому и не дергался. И, выходит, общался с гризли, я-то была в отключке.
— Нормально?
— Ага, — кивнул Антоха, хлебнув кофе и рассеянно разглядывая улицу за окном кафе.
И что, ни словечка про гризли? Вот про Комара даже и то высказался со своим «не одобряю», а тут молчит.
— Что-то происходит? — с подозрением спросила его.
— Не-а.
— Брехня ведь.
— Рокси, не происходит ничего, о чем я мог бы тебе сказать. — Длинный глянул на меня непривычно серьезно.
— Ну и фиг с ним! — вспылила я и умотала. Домой.
В следующий раз я увиделась с Антохой уже на проходной радиостанции утром нашего первого рабочего дня. Потряхивало меня от волнения душевно, так что привалиться к его боку в лифте было очень кстати.
Двенадцать часов промчались как пять минут. Меня то и дело начинало трясти, в голове каша какая-то, все казалось: ни черта не понимаю, не запоминаю и вообще я полный ноль и дерганая тупица и ничему ни за что не научусь. Поэтому когда в конце смены все встречные, чьи лица у меня от нервяка сливались и не откладывались, стали хвалить нас, я поймала себя на том, что еще чуть — и разревусь. Да что за ерунда такая?