Парни ухмыляются, в том числе и Егор, и я протягиваю ему сигарету в качестве трубки мира, потому что, что бы между нами ни происходило, все четверо останутся моими друзьями, за которых я нахер любого порву.

— Уравняем шансы, чтоб ты не сдох в одиночестве, — ржёт Ёжик и ловко вытаскивает сразу две штуки.

Я ехидно ухмыляюсь, потому что всё ещё не верю, что Егор вытянет никотин хотя бы раз: вообще-то, дешёвые понты — это из репертуара Лёхи, но они, видимо, сегодня поменялись местами. Мозговитый Шастинский и отбитый Корсаков — это ж как сильно надо бухнуть, чтоб такое забыть?

Но Ёжик приятно удивляет: не заходится кашлем, не зеленеет, не морщится даже. Аж гордость за него берёт!

Хмурюсь, пресекая последнюю мысль. Кажется, никотиновый яд уже просочился в мозг, и последний начинает выдавать на анализ всякую херню. Поощрять самолюбие парней категорически противопоказано, ибо в этом случае слишком высок уровень возникновения «звёздной болезни». Тушу недокуренную сигарету носком зимнего кроссовка и теперь уже сам в порядке очереди вглядываюсь в лицо друга.

— Я смотрю, тебе ещё хуёвей, чем мне, — выдаю прописную истину.

Корсаков согласно кивает, хотя я и без этого вижу на его лбу неоновую вывеску в свете софитов «здесь засела баба». Кирюхе вот повезло: никакой трагикомедии; увидел, повёлся, влюбился, женился. А вот для нас с Егором подобные увертюры категорически противопоказаны. Пожалуй, на роль ответственного семьянина ещё подходит Костян — весь такой чинный, благородный, справедливый и муторно-правильный. И, если мы с Корсаковым ещё каким-то боком вписываемся в формулу «жена — дети», то Лёху в этой области даже представить не могу; на ум ничего кроме слова «полный пиздец» не приходит.

— Поделиться не хочешь? — вновь спрашиваю.

И на всякий случай окидываю взглядом остальных парней, но, кажется, они тоже не в курсе. Все, кроме Кира: это паршивец уж очень подозрительно хмурился и удивлённым или хотя бы заинтересованным нихера не выглядел.

— Не хочу, — качает головой Корсаков, но слететь с катушек не успеваю, потому что он продолжает: — Пиздец, как не хочу, но должен, иначе ебанусь.

Мы дружно ждём, пока Ёжик докурит, а после втягиваемся во внутренности клуба, только на боулинг никто не настроен. И ещё я дал себе установку на то, что ни один хлыщ до бухла не дотянется, пока я не узнаю, что там за конец света у Корсакова, и сам не получу парочку советов о том, как окончательно не озвереть.

Прокручиваю в голове всю эту хуету и понимаю, что с головокружительно скоростью приобретаю статус женоненавистника: если б не грёбаный противоположный пол, проблем с психикой бы не предвиделось. Да и наша крепкая мужская дружба не дала бы трещину.

Несмотря на то, что мы все были настроены на серьёзный разговор, между нами несколько минут царило абсолютное молчание. Впервые в жизни я осознал, что никто из нас не знает, с чего начать. Мне не хотелось быть первым, но исповедь всё равно состоится, с моим желанием или без него, так что нет смысла копировать памятник.

— Я уже исколесил все круги ада, так что черти просят меня покинуть нахуй преисподнюю, — нарушаю молчание, и на меня как по команде устремляются четыре пары глаз. — Сказали, что я заебал их своим нытьём и мрачным видом. У них босс дружелюбнее меня, и всё такое…

— Это из-за моего брата? — спрашивает Кирилл, и по его тону я понимаю, что он абсолютно уверен в моём «да».

А вот херушки.

— До вчерашнего вечера всё действительно было завязано на нём, — согласно киваю. — А потом я трахнул девственницу, и как-то всё завертелось…

Вот ей Богу, если бы не трагичность ситуации, я бы с выражения лиц парней орал, как птеродактиль.

— Что ты сделал? — ошалело вылупился на меня Костян.

— Кого трахнул? — одновременно с ним поинтересовался Егор.

— Когда ты успел?! — подключился Кирилл.

— Бля, как же скучно я живу… — заржал Лёха и шмякнулся на диван.

Ему весело? Заебись. Оказывается, я тут распинаюсь, чтобы этот мудила хорошенько поугарал…

— Вот нихуя не смешно, — бурчу заливающемуся соловьём другу и поворачиваюсь к тем, кто действительно готов слушать. — Я вообще хз, как так вышло. Она пускала на меня слюни, ещё и одета была как шлюха, я и решил, почему бы и нет.

— Ты где её встретил? — спрашивает пришедший с горем пополам в себя Костян.

— В «Золотой клетке».

Егор подозрительно прищурился.

— Ага, то есть, как с нами у Кирюхи собраться, так тебе западло, а как одному в клубе тёлок трахать — это пожалуйста?

Я поморщился от чувства вины, которое несказанно раздражало. Раньше, примерно за несколько месяцев до свадьбы Кира, мы собирались вместе от силы пару раз в неделю, и всем было похуй, где ты проводишь остальное свободное время. А теперь, когда традиция собираться вместе в «Конусе» более-менее вошла в привычку, шаг влево считался дезертирством и карался расстрелом. Какого, спрашивается, хера?

— Не думал, что должен отчитываться за каждый свой шаг… — хмыкаю в ответ.

— Да не в отчёте дело! — вспыхивает Ёжик. И как можно воспринимать его в серьёз, когда у него такая безобидная кличка? — Ты сказал, что хочешь побыть один, и никто из нас не стал на тебя давить, а ты, выходит, начинаешь играть без нас?!

Отчасти, я его прекрасно понимал: меня и самого бесило до скрежета зубов, когда кто-то из парней отбивался от стаи. Стоит ли вспоминать, сколько раз я мысленно называл Кирилла предателем всякий раз, когда он предпочитал нам компанию Ксюхи?

— Не психуй, Корсаков, — хмурюсь в ответ. — Я ж не собирался там с альтернативными друзьями, чтобы пропустить пару стаканчиков бухла и постебаться над кем-нибудь!

— Ладно, это всё лирика, — перебивает меня Кирилл. — Что там насчёт девственницы?

Перед моими глазами вновь появился образ сероглазой блондинки в обтягивающем платье чуть выше колена и с призывно горящим взглядом. Она была как раз из того типа девушек, который я терпеть не мог: тощая вобла, которой впору исполнять роль торшера или напольной вешалки. Но когда она обратила на себя моё внимание, сказав, что я в её вкусе, а после покраснела под моим оценивающим взглядом, меня слегка занесло. Сколько раз зарекался идти на поводу у Макса-младшего, и вот опять наступил на те же грабли. Интересно, как сильно надо въебать мне по голове, чтобы мозги встали на место?

— На экзотику потянуло? — встрял Лёха, внимательно изучая моё лицо.

Я вновь нахмурился.

— И чего ты ждёшь? Сдачи со своих пяти копеек? — спрашиваю. — Как, блять, по-твоему, я должен был определить её невинность? Попросить справку от гинеколога?!

— Да у тебя уже должен был выработаться на них нюх! — отзеркаливает Лёха обратно. — Ты уже столько баб перетрахал, неужели тебя всё ещё надо жизни учить?!

— Если бы ты её видел, ты бы понял, о чём я. Порядочные девственницы так вызывающе не одеваются. Глядя на неё, складывалось впечатление, что она сама переспала с половиной города!

Егор подозрительно прищурился.

— Знаешь, что мне это напоминает?

Я знал. В тот раз мы его еле отмазали от тюрьмы из-за той твари, которая хотела развести его на бабки. Правда, об этом мы узнали немного позже; после того, как она сама намекнула, что не против вступить в переговоры и забрать заявление, если условия её устроят. Я в своей жизни много чего повидал, но не думал, что среди девушек попадаются такие суки.

— Я пока ничего не получал. Кстати, когда я пригрозил ей проблемами, если она окажется дурой и решит меня шантажировать, она вроде как обиделась.

Костян округлил глаза.

— В смысле?

— Какой, к херам, ещё смысл может быть у слова «обиделась»? — взрываюсь, потому что вся эта ситуация уже в печёнках сидит. — Это когда девушка мечет глазами молнии и говорит тебе, что ты — распоследнее чмо на планете.

Разумеется, девушка выразилась более культурно, но до парней ведь надо было максимально доходчиво донести суть, а то они без мата уже русскую речь понимать разучились.

— А ты не допускал мысли, что тебе действительно попалась хорошая девчонка, которой ты понравился, а ты повёл себя с ней как утырок? — подкидывает версию Кирилл.

На добрую пару минут я замолкаю, потому что это предположение для меня кажется фантастичным. Хорошие девушки, конечно, ещё существуют — взять хотя бы Ксюху в пример — но я не знаю, чем мог заслужить такую честь. К тому же, общение со шлюхами мне было гораздо ближе, потому что с ними можно быть грубым и не особо следить за речью.