— Так, ну со мной всё понятно, — перевожу стрелки на Ёжика. — Теперь твоя очередь.

Пару секунд Корсаков испепеляет меня взглядом, и, послав нахер правила приличия, закуривает вторую сигарету — прямо в помещении. Упрекать его даже не думаю: у меня у самого уже чесались руки сделать затяжку.

— Сейчас расскажу вам сказку, — начинает он наконец, и мы с парнями, не сговариваясь, вопросительно поднимаем брови: не хило так ему потрепало нервы, раз он с такого пролога начал. — Про прекрасного принца, которого злобная ведьма чуть не посадила за изнасилование.

Где-то внутри начинает неслабо так печь, потому что я каким-то шестым чувством догадываюсь, о чём именно сейчас пойдёт речь. У Егора и Кости, в отличие от меня, Лёхи и Кира херовые воспоминания никак не были связаны со старшим братом последнего, что, однако, не делало эти проблемы менее важными. Я, кстати, до сих пор ловлю себя на мысли, что вместо лица лучшего друга вижу рожу Никиты. Правда, теперь это скорее заставляет чувствовать себя сукиным сыном, чем выводит из себя. Ёжику просто не повезло, а Костян… Скажем так, нехуй было садиться за руль в неадеквате. Будь я на месте того мужика, которого он сбил, я бы накатал на него заяву и посадил хотя бы на полгода, чтобы вся дурь вышла из его головы, и в следующий раз он тысячу раз подумал, стоит ли его «крутость» таких проблем. Кому-то может показаться, что я херовый друг, но я бы хотел, чтобы со мной поступили именно так, если б я попал в похожую ситуацию.

— Только не говори, что тебя снова развели, как лоха! — стонет Шастинский.

Я отвешиваю ему подзатыльник — заебал строить предположения, не дослушав весь экшен до конца — и киваю Егору, чтоб он продолжал.

— Никто меня не развёл, одного раза хватило. Я просто её встретил.

Несколько секунд мы с парнями тупо смотрим на Корсакова, пытаясь понять, о чём он толкует. Правда, ступор накрывает не всех: Романов-то в курсе и даже не пытается это скрывать.

Кого там Ёжик встретил?

«Одного раза хватило», — настырно вертится в голове, словно заело пластинку. А вот это в самую точку. Нам всем одного раза хватило.

— Блять, да не тупите! — не выдерживает затянувшейся паузы Кирилл. — Опять высосали всю тормозную жидкость из тачек? Сучку он ту встретил, которая его четыре года назад чуть не посадила!

Я молча охуеваю — второй раз за сутки.

— Нет, ну а чего вы хотели, если мы все в одном городе живём? Этого следовало ожидать.

Лёха опять умничает, и меня это отчего-то раздражает.

— Четыре года спустя?! — взрывается Егор. — Она пропала с радаров так же резко, как и появилась, и вот решила вновь о себе напомнить? С хера ли? Неужели только мне одному это кажется подозрительным?

— И как же это произошло? Не позвонила же она тебе с предложением повторить?

Глаза Корсакова вспыхнули праведным гневом.

— Она перевелась в наш универ, — огорошивает. — Видел её вчера, она выходила с исторического. Блять, будто не было этих четырёх лет!

— И что? — не понимаю я. — По-моему, ты становишься параноиком. С чего ты взял, что это ради того, чтобы трепать твои нервы? Как бы она узнала, где ты учишься?

— Не знаю и знать не хочу, но меня это напрягает.

— Так отгрохай себе отдельный закрытый вуз и наслаждайся!

— Тебе бы всё шуточки шутить… Прав был Кир, ты тот ещё пиздабол.

Ну да, это про меня. Но он-то чем недоволен? Разве я неправ?

— Заебись, — кивает Лёха и проводит рукой по волосам. — Нас, парни, кажись, в кольцо берут…

— Никак, опять чёрной полосой накрывает? — хмурится Костян. — Я, пожалуй, сегодня не бухаю.

— А меня, пожалуйста, держите подальше ото всех своих родственников, — вновь кривится Лёха. — Не хочу опять по реабилитационным центрам таскаться и обратно в человека эволюционировать…

Не сдерживаю ржача: всё-таки, жизнь нас всех кое-чему научила. Костян недобро косится в мою сторону, и я тут же замолкаю и напускаю на себя виноватый вид — чисто ради приличия, потому что на самом деле виноватым себя не чувствую. Если ты не дружащий с головой придурок, будь готов к тому, что мой безжалостный сарказм сожрёт тебя нахуй с потрохами.

— Думаешь, беды по второму кругу пойдут? — иронично приподнимаю бровь. — Не-а, дружище, у судьбы явно другие планы, так что советую всем пристегнуться: что-то подсказывает мне, что эта стерва в ближайшем будущем неслабо нас удивит. В самом поганом смысле, естественно.

— Ты проповедником заделался? — ухмыляется Лёха.

Злорадно усмехаюсь в ответ.

— Ты бы поостерёгся от таких высказываний. В моём тихом омуте и лещей можно выхватить.

— Эх, не умеешь ты ценить мою тонкую иронию и уровень полёта мысли…

От неожиданности пару раз моргаю, словно стряхивая наваждение: это Лёха только что высокопарным слогом распинался? Лёха, у которого, если судить по его поведению и ответам, мозгов и такта обычно как у зубочистки? По-моему, за эти выходные я что-то пропустил, раз перестал друзей узнавать…

Вопреки моим ожиданиям до бухла у нашей компании так и не доходит, хотя очень хочется: Костян реально поверил в байку про «чёрную полосу», а остальные отказались пить неполным составом. Я, конечно, поддержал общее решение, как от меня того ожидали, но рассказывать им о том, что на квартире собираюсь бухать один, не стал, а то меня окончательно распнут.

По домам расходимся ещё до наступления сумерек. Напоследок шучу что-то про ясельную группу детского сада и «ловлю» рожей снежок от Костяна. Пару секунд офигеваю от неожиданности и наглости друга под дружный ржач остальных, а потом в голове что-то щёлкает — и, видимо, не у меня одного — и на парковке начинается настоящий снежный бой. Примерно через полчаса мы, уставшие и мокрые, но довольные, расползаемся по машинам и разъезжаемся по домам — праздник всё-таки. Я немного завидовал парням, которых прошлое грызло не с таким аппетитом, как меня (да ещё и настоящее охуительно подпорчивало настроение), но почему-то менять ничего не хотелось. Хер знает, почему. Может, я мазохист, и ловлю кайф каждый раз, как получаю смачный пинок от жизни? Вряд ли, — чё тогда с недовольной рожей хожу? А раз нет, значит, в живых остаётся только один вариант: где-то в прошлой жизни я накосячил так, что проблем с лихвой хватит даже моим внукам, если я когда-нибудь рискну обзавестись семьёй.

Вообще-то, с моим генофондом стоит поостеречься с желанием остепениться: несмотря на полную адекватность отца, со стороны матери вся ветвь прогнила основательно. Одно дело отвечать за собственные приступы идиотизма, и совсем другое — пускать на свет продолжателей неудачной династии.

До квартиры доехать не успеваю, потому что телефон разрывается от непрекращающихся звонков матери. Поднимаю трубку и с долей обречённости выслушиваю целую лекцию о том, что Новый год — семейный праздник, и отмечать его отдельно от семьи — «кощунство над традициями предков». Эту отповедь слушаю краем уха, потому что мозг лихорадочно пытается подобрать этичную и цензурную альтернативу моему «Я заебался делать вид, что мне весело, когда на душе скребут кошки».

Мать ставит мне шах и мат, прервав мысли новостью о приезде сестры. От неожиданности я со всей дури впечатал ногу в педаль тормоза и остановился прямо под светофором. Внутри зажглось что-то вроде надежды, и я почувствовал, как тьма внутри меня нервно расползается по углам: вернулась единственная женщина, способная вытащить из меня это беспросветное дерьмо.

В задний бампер один за другим начали раздаваться гневные гудки клаксона и отнюдь не этичные возгласы, выводящие меня из ступора. Так же резко срываюсь с места, выжимая из тачки всё, на что она способна, и руки начинают трястись мелкой дрожью. Пальцы сами тянутся за сигаретой, но в этот раз от волнения не спасает даже никотин: если мать соврала про приезд Вероники, чтобы просто заманить меня домой, я там нахуй всё разнесу.

За городом движение всегда менее оживлённое, поэтому я получаю возможность разогнаться без оглядки и до дома добираюсь буквально за десять минут. На территории вижу три припаркованных машины: одна принадлежит отцу, вторая — матери, а третья явно взята напрокат, потому что в нашей семье на таких давно не гоняют. И я знаю только одного человека, у которого так безбожно хромает вкус.

Словно в подтверждение мыслей на звуки моего ревущего мотора открывается входная дверь; в проёме появляется фигура девушки, и моё сердце пропускает удар.