Карина Рейн - Грубиян

— Это твой упырь так тебя испортил, да?

Вероника смеётся, и на душе отчего-то становится легче.

— Я всего лишь говорю на понятном тебе языке, раз нормальная речь до тебя не доходит. — Сестра тяжело вздыхает. — Но я серьёзно, перестань жить прошлым. Там тебя всё равно уже нет, и исправить то, что случилось, у тебя не получится. Наслаждайся каждым днём последнего года учёбы, потому что студенчество — лучшая пора в жизни, к которой ты, к сожалению, относишься наплевательски, и после окончания будешь сожалеть о том, что всё пропустил. Проводи время с друзьями, потому что никогда не знаешь, по каким углам раскидает вас жизнь, и увидитесь ли вы ещё раз. Приезжай на семейный ужин к родителям, потому что им давно уже не восемнадцать, и однажды ты можешь с удивлением обнаружить, что приезжать тебе не к кому. Найди девушку, ради которой тебе захочется просыпаться по утрам и делать что-то хорошее; самому стать лучше. Просто живи настоящим, Макс, и ты увидишь, что на самом деле жизнь не так уж и плоха.

Каждое слово Вероники я впитываю, словно губка, и чувствую, что тяжёлый груз спадает с плеч, а на глаза набегают слёзы, которые я сдерживаю, кажется, последние двенадцать лет. При сестре рыдать мне совсем не стыдно, потому что я нигде не видел столько понимания, сколько было сейчас в её глазах.

И впервые за последние три месяца я чувствую себя лучше.

Нашу семейную идиллию нарушает звонок мобильного сестры, и по довольному выражению её лица легко можно догадаться, кто звонит.

— Привет, любимый, — поёт она в трубку, и я готовлюсь блевать сахарной пудрой. — И тебя с Новым годом!

Вероника бросает на меня красноречивый взгляд — «не вздумай ляпнуть какой-нибудь херни!» — и вновь окунается в общение с мужем.

— Упырю — привет, — бурчу на ходу, направляясь к двери.

Если останусь тут ещё хоть на секунду — сдохну от отвращения и сахарного диабета…

— Максим тебе «Привет» передаёт и очень сожалеет, что ты не смог приехать, — воркует сестра.

Закатываю глаза к потолку: ну и кто из нас ребёнок?

Выхожу за дверь и словно в другую реальность попадаю: здесь даже воздух какой-то колючий; а всё потому, что рядом нет сестры. Даже думать не хочу о том, что будет, когда закончатся её выходные, и Вероника вновь махнёт за океан…

С упырём сестра треплется довольно долго, хотя я в своей голове уже давно исчерпал возможные темы для разговора с человеком, которому прищемили мозг. Он был одинаково далёк и от политики, и от религии, — иными словами, от всего на свете; даже в любви был полным профаном, но видел это почему-то только я один. Ну, может отец был со мной солидарен, но счастье дочери для него важней.

Когда Вероника, наконец, возвращается в гостиную, я уже похож на энергетического вампира, который вот-вот склеит ласты от голода: мне нужна была твёрдая поддержка сестры, что бы выжить. А если я хочу дотянуть хотя бы до своего дня рождения, придётся присосаться к ней до конца каникул.

Что я, собственно, и делаю.

За все восемь дней с друзьями не встретился ни разу; ну они парни зачётные, поняли, что к чему, вошли в положение и даже особенно не возникали. Лёха только напрашивался на мордобой, но это дело привычное.

После Рождества Вероника засобиралась обратно к своему убогому упырю, хотя я пытался отговорить её не совершать такой ошибки.

— Дурак ты, Макс, — беззлобно ругает меня сестра. — Вот влюбишься — поймёшь, что у тебя нет против второй половинки никаких шансов.

— Да что вы все заладили одно и то же, как попугаи! — не выдерживаю «пытки». — Говоришь прямо как Кирилл; тот ещё и угрожает постоянно, что в этом случае припомнит мне все мои издевательства над влюблённым собой…

— Потому что Кирилл, слава Богу, нашёл в себе силы повзрослеть. А ты по-прежнему остаёшься маленьким глупым мальчишкой!

Вероника хохочет и начинает на все лады расхваливать «достоинства» своего любимого мужа: какой он хороший бизнесмен, и как здорово у него получается управлять предприятием. Честное слово, будто обсуждаем племенную кобылу на торгах: какие зачётные у неё зубы, и какое отличное потомство она даст в будущем. И при этом ни слова о том, как сильно он её любит, или когда в последний раз этот жмот ей хотя бы цветы дарил. Ей Богу, когда встречу его в следующий раз, для профилактики расхуярю лицо, чтобы неповадно было мою сестру как должное принимать. Привык, упырь, что она вечно поёт ему дифирамбы, пылинки с него сдувает и постоянно хвалит на пару с тёщей…

Ранним утром девятого января мы всей семьёй провожали Веронику в аэропорту, и я буквально видел, как отстойное настроение поганенько ухмыляется мне из дальнего угла зала ожидания.

— Не смей впадать в хандру, ты меня понял? — строго спрашивает сестра. — Даже если между нами океан, это не значит, что я не смогу дать тебе хорошего пинка под зад, ясно?!

Усмехаюсь и киваю, прекрасно осознавая, что моя уверенность завянет, стоит только её самолёту подняться в воздух, но говорить об этом сестре не собираюсь.

Вероника подозрительно щурится и обречённо вздыхает, потому что ей и не обязательно слышать от меня ответ: она уже давно научилась угадывать мои мысли.

Меня сестрёнка обнимает крепче и дольше всех, и я изо всех сил пытаюсь удержать в себе хотя бы сотую часть её стойкости. Но вот она отстраняется.

— На твой день рождения я приеду вместе с мужем, чтобы хоть кто-то держал тебя в тонусе, — со смехом грозит Вероника, чем вызывает у меня улыбку. — А ещё проверю, насколько внимательно ты меня слушал, и какие выводы для себя сделал. И поверь мне, Соколовский: если с мёртвой точки ничего не сдвинется, я покажу тебе, что такое настоящий ад.

При этом в её глазах полыхает адское пламя — ни больше, ни меньше — но это именно те слова, которые я хотел услышать.

Её хрупкая фигура исчезает из поля зрения, и я вновь напоминаю себе унылое говно.

Бросив взгляд на часы, включаю безлимитную функцию похуиста и запрыгиваю в тачку: веселье закончилось, а это значит, что начались безрадостные учебные будни.

Парни уже ждали меня на университетской парковке, куда я притащился с пятиминутным опозданием.

— Вы только гляньте на него! — восклицает Лёха. — Рожа светится, как новогодняя ёлка! Где топливо брал?

А нет, Лёха — всё тот же недалёкий идиот; наверное, за праздники перезагрузился…

— А то ты не в курсе, — закатывает глаза Костян. — К нему сестра приезжала.

Парни пропускают пару сальных шуточек о том, что я зависим от женской юбки, но заряд, полученный от Вероники, ещё не выветрился, так что я даже могу безболезненно для себя усмехнуться. Единственное, чего я всеми силами стараюсь избегать — это даже случайно обратить взгляд на пару Кирилл — Ксюха, потому что при виде их в груди начинало печь не то от ревности, не от злости, не то от бессилия.

Потрепавшись пару минут, мы входим в универ и направляемся в сторону родных аудиторий, и я изо всех сил пытаюсь помнить слова сестры про «жить сегодняшним днём».

В арке, ведущей на факультет психологии, сталкиваемся с двумя девушками, по которым я мимоходом мазнул взглядом, и что-то заставляет меня застыть столбом на месте, отчего незамолкающий Лёха впечатывается в мою спину всем прикладом и тут же затыкается.

— Ты чё так резко тормозишь? Я чуть зубы себе не выбил об твою бетонную спину…

Его недовольное ворчание я идентифицирую лишь вторично, потому что в данный момент мои глаза скользят по лицу перепуганной девчонки, и в её чертах есть что-то неуловимо знакомое. Перевожу глаза на её подругу, — ну, здесь всё намного проще: её я видел в клубе в тот злосчастный вечер. И, насколько помню, она там была не одна…

Возвращаю ошалелый взгляд на первую девушку, которая теперь смотрит на меня со смесью страха и злости на лице, и в голове яркой вспышкой озаряется память.

— Какого хера?!

Прошло уже целых две пары, а я всё никак не могла отойти от неожиданного столкновения с Максимом в коридоре. Всё-таки я непроходимая и неисправимая тупица: за прошедшие с головокружительной скоростью каникулы я так и не позволила Алисе поделиться со мной подробностями о Соколовском. В основном из-за того, что мне не хотелось знать о нём абсолютно ничего, да и не нужна была мне эта информация, потому что встречаться с ним я не собиралась. И на тебе!