Когда открылась дверь ее номера, я решил, что ошибся дверью, и Лола решила меня разыграть и кинуть. Но потом в этой незнакомой женщине я узнал Харлоу, она была в огромном банном халате, с полотенцем на голове, а на лице что-то белое и застывшее…

— Ты скупила всю маску в «QUE»? — спрашиваю я.

Она наклоняет голосу, сузив глаза, от чего месиво на ее лице потрескалось.

— Чего ты хочешь, Финн?

Чего я хочу? Ее. Я хочу, чтобы она открыла дверь пошире и впустила меня. Мне хочется развязать ее пояс, снять этот халат и поцеловать ее. Хочу, чтобы мы снова были вместе, и это длилось больше двенадцати часов.

Но сначала…

— Я хочу, чтобы ты смыла маску, а то, кажется, что у тебя лицо сейчас потрескается.

Вздохнув, она захлопывает дверь прямо перед моим лицом.

Коридор кажется мне просто бесконечным, и я задумался, перед сколькими мужиками тут захлопывали двери. Блять, это очень популярный отель. И мне кажется, перед многими.

Я поднимаю руку и снова стучу.

Она довольно долго не открывает, как будто отошла, после того как закрыла дверь.

Но дверь распахивается, и Харлоу сразу же идет в ванную.

— Заходи. Садись, куда угодно, только не на кровать. Не смей раздеваться, выглядеть милым и даже не думай трогать мое белье.

Я направляюсь к стулу, едва сдерживая смех.

— Я ее смою, потому что пора, а не потому, что ты так сказал. Если бы она не начала сушить кожу, я бы ее оставила, чтобы сократить твой визит и позлить тебя, козлина, — она уходит в ванную, закрывает дверь, и я слышу шум воды, когда она отправляется в душ.

Матерь божья.

Надеюсь, она меня простит.

Харлоу возвращается через десять минут, снова одетая в халат, мокрые волосы распущены, а на лице ни грамма маски. Я замираю, мне кажется, что я забыл, как дышать, глотать и моргать. Она выглядит бесподобно.

— Ты трогал мое белье? — подойдя к чемодану, спрашивает она.

С усилием я закрываю рот, вдыхаю, сглатываю и, таким образом, могу говорить:

— Конечно. Еще потер его о свою потную грудь.

Она фыркает и окидывает меня убийственным взглядом.

— Не заигрывай со мной. Я зла на тебя.

Моя улыбка тут же исчезает.

— Я знаю.

Достав из чемодана щетку, она начинает расчесывать волосы, глядя на меня.

— Знаешь, как тяжело на тебя злиться, когда ты тут сидишь и вот так выглядишь.

— Вот так — это хорошо? — я оглядываю себя: на мне выцветшая футболка, потертые джинсы и любимые старые красные кеды. По мне, так я одет просто, но то, как она на меня смотрит, заставляет чувствовать себя особенным, словно на мне смокинг. И от этого я немного расслабляюсь.

— Тебе так легче? — тихо спрашивает она и добавляет: — Видеть меня в дорогом ресторане или в шикарном номере с маской на лице, нежели на своей лодке?

Я напрягаюсь снова.

— Харлоу, я злился на тебя. Поэтому и вел себя, как мудак.

— Знаю, и я тебя уже простила. Если кто-то из близких извиняется, мне этого достаточно.

— А я не такой, — сознаюсь я. — Ты уже ушла, когда я тебя простил.

Она втягивает в рот нижнюю губу и начинает ее посасывать, широко раскрыв глаза и выглядя очень ранимой. Она даже не подозревает, что смотрит на меня так, от чего мне хочется вскрыть грудную клетку, и пусть она увидит, как быстро бьется мое сердце.

Я наклоняюсь вперед, осматривая комнату.

— Ты знаешь, та ночь в Вегасе была первой, когда я ночевал в отеле.

Она замирает, задерживая дыхание.

— Даже во время «Разъезжай и Сооружай»?

— Да. Многие так делали, но мы ночевали либо у знакомых, либо в палатках.

— Ого… это …

— Вот такая у меня жизнь. Я проучился два года в колледже, а все остальное время я жил здесь. И вчера я был настоящим мудаком, когда сказал, что ты не вписываешься, ведь это не означало, что я не хочу видеть тебя тут. Это просто означало, что моя жизнь именно такая. Она отличается от твоей.

Она кладет щетку и облокачивается спиной к столу.

— Я не хожу в бар каждый четверг и не покупаю кофе в Старбаксе каждое утро. — продолжаю я. — Не уезжаю в отпуск и не звоню друзьям-продюсерам с просьбой одолжить мне кучу денег на ремонт лодки.

— Похоже, скоро ты сможешь это делать, — отвечает она. — Когда твоя жизнь кардинально изменится.

— Я знаю, — поставив локти на колени, говорю я. — Именно это я и хочу сказать.

— И тебя это пугает?

Я смеюсь, уставившись на ковер.

— Думаю, что не боюсь. Но для меня это неизведанная территория, надо к этому привыкнуть.

— Ты не должен в одиночку проходить через все это. Я знаю, что все испортила, влезая в твои дела с Сэлом, но ты мне доверяешь?

Я поднимаю на нее взгляд и киваю.

— Доверяю, — смягчившись, она смотрит на меня, и я повторяю: — Полностью доверяю.

— Вот и славно. Тогда сейчас я оденусь, и ты меня отведешь в бар для лесорубов.

Мое сердце замирает и снова возвращается к жизни, когда я выпрямляюсь на стуле.

— Мы вот так просто помирились?

Она кивает.

— Да, так просто, — сглотнув, она добавляет: — Я люблю тебя. Нам не нужно начинать все сначала. Я напортачила, ты тоже. Уверена, в будущем у нас еще много разных ссор.

Она вытаскивает из чемодана джинсы, свитер и белье и разворачивается, чтобы пойти в ванную переодеться. Я и сам не заметил, как поднялся и пересек комнату.

— Не одевайся.

Остановившись на полпути, Харлоу облокачивается о стену. Я медленно подхожу к ней, и последние несколько шагов тянутся почти вечность. Я вижу, как на ее горле бьется пульс.

— Финн, — она запрокидывает голову, наблюдая за мной, когда я подхожу ближе и останавливаясь буквально в паре дюймов от нее.

— Ты любишь меня? — я протягиваю руку к поясу ее халата.

— Конечно, люблю, идиот, — она облизывается и снова прикусывает нижнюю губу, потому что она чертовски знает, что от этого я становлюсь твердым. — Я тебе это уже говорила. Думаешь, это пройдет за несколько дней, как временная татушка?

Смеясь, я наклоняюсь, чтобы отодвинуть полу халата и поцеловать ее ключицу. Она пахнет шампунем и легким ароматом, который я не смогу забыть и через миллион лет: как жимолость и нагретый солнцем камень, как Харлоу, как моя.

Я развязываю пояс и раскрываю ее халат, застонав от вида ее голой кожи, золотистой и гладкой.

Ее глаза закрываются, и она хрипло стонет, когда я провожу рукой от бедра до груди и обратно, притягивая ее к себе.

— Прости меня, — говорю я, чувствуя тепло кожи ее шеи. — Я так рад, что мы не начинаем все заново, но я все равно хочу тебе это сказать. Прости, что я молча уехал из города. Прости, что вчера не поговорил с тобой. И я просто чертовски сожалею, что не позвонил тебе узнать, не забеременели мы.

Она немного отталкивает меня, чтобы видеть мое лицо.

— «Мы»?

— Блять, Харлоу. Ты бы не осталась одна.

Смеясь, она согласно кивает.

— И ты меня прости.

— Малышка, это были самые жалкие гребанные две недели.

Она замолкает, прижавшись лицом к моей шее. Спустя пару секунд она икает и молча кивает, и я понимаю… она плачет.

Немного отодвинувшись, я беру ее лицо в ладони.

— Эй… Не надо. Я…

— Я думала, между нами все кончено, — говорит она. Я вытираю большими пальцами ее слезы. — На лодке. Решила, ты меня бросил. И я не знала, как смогу это пережить. Я никогда такого не испытывала.

— Я не смог бы тебя бросить.

— Но ты уехал, помнишь? — она смотрит на меня, и еще две слезинки катятся по ее щекам. — Ты взял и уехал, не захотел со мной говорить, и я испугалась, ведь с тобой я поняла, что ты мой единственный.

В моей груди что-то сжимается, я быстро стаскиваю с себя футболку и снова притягиваю ее к себе. Мне нужно почувствовать ее кожа к коже, чтобы мое сердце было как можно ближе к ней. Поведя плечами, она снимает халат и прижимается к моему жару, обняв меня за шею.

Все в Харлоу видят силу, с которой сложно не считаться. Но уязвимая Харлоу открылась только мне. Она только что сказала, что чувствует, и со мной было то же самое — я нашел свою девочку, и больше не хочу портить с ней отношения.