Глава 14
Талия
Мое тело содрогалось, пока теплый мед стекал по одной из моих половых губ прямо на язык моего любовника. Он жадно впился губами в сладкую жидкость.
Я простонала, натягивая шелковые оковы, которыми он меня привязал. Четыре шелковых шарфа удерживали меня в плену. Меня поразило то, насколько прочной оказалась эта ткань. Она натягивалась с каждым мучительным движением, когда я балансировала на краю блаженного удовольствия, оставаясь все такой же жадной к его прикосновениям.
Он часами пытал меня ласками, гладил пальцами, водил языком по моему телу, а его член становился кульминацией моей пытки. Слезы потоками стекали по моему лицу, пока я молила мужчину, который не знал, что такое жалость, освободить меня.
Я попыталась поднять голову, чтобы проследить за ним, пока он шел к столу. Оттянув мою голову назад, Губернатор схватил меня за волосы и холодно посмотрел на меня сверху вниз.
— Ты слижешь каждую капельку меда с моего члена, — приказал он. Я жадно взяла его в рот в надежде, что наконец-то получу возможность освободиться, ведь это единственное, что мне было нужно. Он задвигался, толкая головку глубже в мое горло, и меня поглотил страх от того, что он просто перекроет мне кислород. Страх, как и всегда, сработал для моего тела как афродизиак, манивший все глубже в темную пропасть к моему любовнику.
Энтони сыпал угрозами, с хлюпающим звуком вынув член из моего рта.
— Я могу оставить тебя привязанной на всю ночь. Мне очень не нравится, что ты каждую ночь ускользаешь из моей постели. Твое место рядом со мной!
— Прости. Пожалуйста, Энтони, пожалуйста, — умоляла я, заливаясь слезами, катившимися по щекам. — Я больше не могу это выдерживать. Мне нужно кончить.
— Моя собственность должна находится со мной в постели всю ночь напролет, но она все равно умудряется улизнуть. Думаешь, что я не понимаю, почему ты пытаешься от меня сбежать? Думаешь, что я не знаю, почему ты скрываешься от меня?
— Тони, пожалуйста!
Я заметила, как его бровь сардонически дернулась вверх, и он переспросил:
— Тони?
— Владелец, Господин, все, что хочешь. Я буду называть тебя так, как ты мне скажешь. Я буду спать, где ты хочешь. Бл*дь, я сделаю все, что ты захочешь, только прошу тебя, умоляю, позволь мне кончить!
Его глаза казались холодными как лед, и во взгляде читалось лишь безразличие. Арктический холод его глаз пронзил меня до мозга костей в тот момент, когда он посмотрел на меня.
— Я прекрасно знаю, что ты сделаешь все, что я скажу, и так же знаю, что ты будешь страдать от последствий, если ослушаешься. Сегодня ты будешь спать в моей постели, прикованная наручниками.
Я отчаянно закивала головой, так как была согласна выполнить любой приказ. Мне было нужно, чтобы меня оттрахали, и даже если бы он попросил об еще одном годе контракта, то я бы согласилась.
Внезапно, он резко дернул головой в сторону, взглянув на меня.
— Я хочу продлить контракт на полгода. Ты сможешь сделать это для меня?
Я заколебалась, и он подошел к столу, медленно ввел в меня средний палец и начал надавливать им на переднюю стенку моего влагалища.
— Это не честно! — закричала я.
— Разве ты не помнишь старую поговорку: в любви, как и на войне — все средства хороши!
Я закричала еще громче:
— Не честно!
Он наклонился, прижал язык к моему клитору и, надавив, втянул его. Он начал слегка прикусывать его, посылая по моему телу укол сладкой боли, и не останавливался до тех пор, пока я не прокричала «Да!» Я все глубже утопала в темной пучине Энтони.
Он обошел стол, отвязал шелк от моих запястий и стащил меня на край стола. Энтони положил мои щиколотки на свои плечи. Толкнувшись в меня, он начал рисовать круги вокруг моего клитора до тех пор, пока мое тело не содрогнулось в оргазме по его новой команде.
Этот человек пленил меня не только физически. Я была связана с Губернатором больше, чем просто контрактом.
*****
Я проснулась в постели Энтони, прикованная наручниками, как он и обещал. Открыла глаза и увидела его, нависавшего надо мной.
— Отпусти меня, Энтони. Мне нужен кофе.
Он нагнулся, и, не проронив ни слова, вытащил одну из страниц контракта.
— Ты ведь не серьезно?
— Я выгляжу не серьезным?
— Дай мне этот гребаный документ, — прорычала я.
Я заметила легкую тень, омрачившую его лицо, но больше не стала на него смотреть.
Он наклонился и расстегнул наручники, чтобы я могла дописать поправку к контракту, и, сделав это, я швырнула бумаги обратно ему. Энтони бережно сложил ручку и бумаги, а затем жестко сжал мои волосы в свой кулак. Я подпрыгнула от неожиданности, потому что была абсолютно сбита с толку его порывом. Уставилась на него, насколько это позволяло мне боковое зрение и угол, под которым Энтони удерживал мою голову.
Слизав слезу, которая скатилась по моей щеке, он носом коснулся моего и заговорил, приправив свой голос ноткой звериного рыка:
— Я. Никогда. Тебя. Не. Отпущу, — в одно мгновение его голос превратился в низкий бас. — Я бы хотел отшлепать твой зад, пока ты стоишь передо мной на четвереньках, а потом дико и бешено отыметь тебя.
Через идеально сшитые брюки я видела его растущую эрекцию, осознав, что доминирование надо мной возбуждает его.
— Даже не думай о том, что мой высокий социальный статус означает милосердие. Когда дело касается тебя, моя маленькая голубка, меня ничто не остановит на пути к тому, чтобы ты осталась со мной, — он наклонился ближе и прошептал мне на ухо: — Давай назовем это извращенной формой моей любви к тебе.
Энтони оттолкнул меня назад на подушки и развернулся с видом, свойственным лишь птицам такого высокого полета, как он. Губернатор был поглощен одержимостью мной. Очень. Опасной. Одержимостью.
Следующие свои слова он бросил через плечо, не оставив мне выбора.
— Не забудь, что на этих выходных у нас официальный прием у моей матери. Платье тебе принесут, и не дай Бог, ты наденешь что-нибудь кроме него.
— Мистер Диктатор…
— Я все слышал!
Я задорно покачала головой из стороны в сторону, сделав ударение на своем ответе:
— Мне плевать.
Интересно, нравился ли этому высокому, темноволосому, требовательному мужчине тот факт, что я единственная женщина, которая не стелилась перед ним и не гналась за малейшим кусочком известности, которая прилагалась в комплекте с Губернатором. Я могла бы наплевать на все это сразу же, как только получила бы степень в университете и перестала бы обращать внимание на подобную чушь.
Мне хотелось думать, что с возрастом я не превращусь в циничную стерву. Я уже знала, что мое восприятие мира изменилось со смертью родителей и жадностью дяди. Мне не нужны были пожизненные курсы терапии, и я уж точно не стремилась стать сукой. Я собиралась стать счастливым звеном между идеализмом и реализмом.
Ну, у меня было много времени, чтобы определить все свои проблемы. Мысль о встрече с матерью Энтони щекотала мои нервы. Я готова была сделать то, что обычно делала, когда находилась в растерянности — начать поиск. Я была уверена, что в интернете о его матери есть масса информации. Кое-что — правда, а кое-что — нет, но это даст мне хотя бы небольшое представление о ней.
Меня осенило, что если кто и знал мать Энтони, то это Гретхен. Я встала и направилась вниз на кухню.
— Привет, милая. Позволь, я налью тебе чашечку кофе.
Она смотрела на меня, словно пыталась понять, как я себя чувствую, и мне стало легче от того, что она угадала.
— Милая, когда речь идет о матери Энтони, тебе не о чем волноваться. Хоть мне и не нравится это признавать, но отношения между ними больше деловые, чем родственные. Она работала не покладая рук, чтобы увидеть его в губернаторском кресле, но, когда речь идет о какой-либо душевности, они ведут себя, будто едва знакомы.
Мне стало легче от мысли, что она не была светским снобом, которым я себе её нарисовала, но мне становилось грустно от мысли, что Энтони вырос практически без матери, которая должна была быть центром его жизни. Как бы сильно мне не хотелось промолчать, любопытство взяло верх.
— Гретхен, что ты думаешь о чувствах Энтони ко мне?
Она нежно опустила руку на мою и посмотрела на меня с самой глубокой искренностью.
— Я никогда не видела, чтобы Энтони был так увлечён какой-нибудь женщиной. То, что ты воспринимаешь как одержимость — на самом деле и есть его любовь к тебе. У всех нас есть проблемы из прошлого, которые превращают нас в тех, кто мы есть. Как бы тяжело тебе не было впустить Энтони в свою жизнь, ему так же тяжело отпустить тебя. Здесь и слепой заметит, что он боится потерять тебя.