Я представила себе псаря, и слезы жалости навернулись на глаза. Тихий самоотверженный человек. Его послали мальчиком со мной на юг, когда я отправилась на свадьбу с Артуром. Он влюбился в девушку из саксов и всю жизнь служил своему королю. Благодаря таким людям и стал возможен Камелот.
– А Артур? Где он теперь?
– Его нет, Гвен. Забрала госпожа озера. Король послал меня спрятать Экскалибур, не хотел, чтобы меч достался саксам, а когда я вернулся, то увидел, как маленькая лодочка выгребала на стремнину. Артур лежал на корме, а его голова покоилась на коленях Морганы. Они направлялись в сторону Гластонбери – на Авалон или Стеклянный остров. Не могу сказать, был ли он жив или умер. Но теперь о нем заботится сестра, и если кто-нибудь в силах его исцелить, так это только она.
Итак, она сдержала обещание, а Артур то ли жив, то ли мертв. От этой неопределенности я слабо улыбнулась, а Бедивер неуклюже двинулся к столику у двери. И только тут я поняла, что он хромает, без сомнения, от ран, полученных при Камланне.
– Я приехал к тебе по двум причинам, – произнес он, протягивая руку к свертку на столике. – Мордред хоть и умер, но саксы рыскают по всей округе, и я боюсь, что они найдут Эскалибур. Ничто так не подтверждает смерть предводителя, как захват врагами его меча. И поэтому я достал его из потайного места.
Бедивер развернул промасленный сверток и вынул из него ножны и меч. Даже в сумерках монастырской кельи он засверкал, как сокровище из легенды. Опустившись на одно колено, однорукий воин подал его мне – рукоять на ладони, острие на крючке перчатки.
– Наших осталось немного. Константин из Корнуолла, Гвин Нитский, который до сих пор бродит по полю, как его бог-тезка, выводящий убитых к славе. Я уверен, он горит желанием возглавить уэльсцев. Увейн из Нортумбрии, кто не прибыл к Камланну, но кто, без сомнений, поддержит общее дело против саксов. Если ты возглавишь союз и поднимешь меч как жена короля Артура…
Я медленно покачала головой, и он замолчал.
– Даже если бы я хотела следовать тропой войны, я не могла бы так поступить, друг мой. Жизнь Артура, если он еще жив, зависит от того, останусь ли я в монастыре. И я не рискну уйти отсюда, пока не станет очевидным, что он мертв. Но даже в этом случае для «великой» правительницы у меня слишком мягкое сердце.
Я провела пальцем по убранному в ножны мечу. Рисунок на ножнах был таким же изящным и таинственным, как его вышила Моргана еще в добрые времена. Золотая с серебром рукоять сверкала, как в первый день, когда я увидела меч, и я с любовью и благоговением потрогала замысловатое переплетение металла. Лишь огонь аметиста угас. Он покоился в оправе темный, как любой другой камень, словно дух, озарявший владельца оружия, ушел и из него.
И глядя на меч, я будто прощалась с мужем. Я склонилась и поцеловала рукоять, которую так часто сжимала его рука.
– Если Артур жив, меч ему еще понадобится. А если нет… Думаю, тебе нужно забросить его в озеро как приношение Богине. Ведь это она дала его Артуру. Круг замыкается. Моргана тогда и вынула его из вод Черного озера.
Бедивер молча кивнул, со вздохом упрятал меч в сверток, направился к скамейке и взял мои руки в свои.
– Тебе необходимо знать и это. Ланселот перешел на сторону Артура, но прибыл слишком поздно. Было еще несколько мелких стычек с войсками союзных племен, но большинство людей Ланса уехали обратно в Бретань без него. Сам же он пришел со мной и ждет во дворе в надежде, что ты пожелаешь его увидеть.
Слова донеслись до меня точно издалека, будто ветер прошелестел по траве на холмах и эхом отозвался в ушах, и я прошептала в ответ:
– Как он, Бедивер? Цел? В здравом уме? Как все мы, раздавлен происшедшим?
Бедивер кивнул и снова заговорил с трудом:
– Да. Всё вместе. То он безжалостно винит себя за то, что случилось. То целыми днями молится, впадая в транс, какого мечтают достичь мистики. Артур, может быть, и нашел свою смерть, но Ланс до сих пор проходит испытание и, думаю, поэтому пожелал тебя видеть.
Я сидела очень тихо и вспоминала дни, ночи и годы, проведенные вместе, потом своей рукой накрыла ладонь Бедивера.
– Скажи, что я не смогу заменить ему Бога. Передай ему, что всегда буду его любить, как всегда любила Артура. Но ему нужно найти грааль, а мне соблюдать условия сделки с Морганой. – Единственная слеза скатилась по щеке и упала на тыльную сторону ладони. – Я не буду с ним встречаться, но освобождаю от всех прошлых обещаний.
Так и умерла эта прекрасная, свободная мечта о любви, взлетевшая вверх к облакам и погрузившаяся затем в реку времени. Ни один из нас ее не забудет, но остаток жизни мы должны провести врозь.
Я попрощалась с Бедивером, но до этого спросила, не хочет ли он повидаться с Бригитой, которую любил в молодости до того, как она выбрала путь святости.
– Я говорил с ней, как только приехал. Славная девочка, и я рад, что она снова будет с тобой.
Молочный брат Артура забрал меч и открыл дверь. За ней простирался покой коридоров монастыря. Бедивер повернулся и, прощаясь, склонил голову.
Только когда дверь за ним закрылась, я отвернулась к стене и заплакала.
ЭПИЛОГ
Как давно это было! Трудно поверить, что я, сестра Гвенхвивэра Регедская, столько же лет провела в святой обители, сколько на верховном троне Британии! Занятно, что я, привыкшая бежать по утру своей жизни, теперь состарившаяся и слабая, довольствуюсь тем, что ковыляю от старушечьей скамейки в саду к задней скамье в часовне. Когда-то я бранила судьбу, что разметала Камелот и ограничила свой мир четырьмя стенами. Но теперь я вспоминаю об этом с улыбкой. Можно ограничить горизонт, но нельзя сделать меньше сердце.
Годы и годы обрывки новостей просачивались в монастырь, пробираясь сквозь буковые стены, как возвращающиеся весной ласточки. Про Артура говорили, что он похоронен в Гластонбери, что спит в пещере, что живет на Авалоне с Морганой. Никто не мог точно сказать, где он и жив ли вообще. Но если жив, я не осмелюсь покинуть монастырь, потому что уверена, Моргана не забыла о моем обещании.
В первую половину жизни я всегда знала, где находился Артур, а Ланс всегда куда-то исчезал. Теперь же я молюсь за Артура, а Ланс с Борсом и Бедивером спокойно живут в приюте отшельников в Гластонбери.
Они поселились там и возносили молитвы у подножия Тора в тени языческого укрепления Гвина. Поговаривали, что некоторое время с ними жил и Паломид перед тем, как отправился в Святую землю на поиски Персиваля. С ним он хотел продолжить поиски грааля. Не такой уж необычный союз, как можно сначала подумать: философ и юродивый. Вдвоем они способны познать некое божество.
Доходили вести о поражении бриттов и победах саксов. Когда пал Лондон, сюда приехали обе дочери Линетты, хотя осталась одна Лора. Миган оказалась слишком живой и увлеченной подвигами героев, чтобы надеть покров монахини, и отправилась к брату Ланселоту, который сражался в Корнуолле на стороне герцога Константина.
После того как у нас решил поселиться отец Болдуин, мы провели не один зимний вечер, вспоминая дни былой славы… смеялись и шутили. Иногда я старалась разглядеть, куда простиралась тень от длани Господней или каким путем вела нас мойра-судьба. Настойчивое, ставшее всепоглощающим чувство чести Гавейна; безуспешные искания Ланселотом Бога; приверженность Галахада граалю; стремление Артура вытащить наш мир из анархии и хаоса. И я – занятая от рассвета до заката, живущая со смехом и любящая каждое мгновение своей жизни.
Нет сомнений, что во всем этом есть определенный смысл, но я никогда не могла его разглядеть. Из трагического я по-настоящему оценила крушение сердца маленькой девочки Морганы и болезненное предательство, которое Мордред разглядел в холодности отца.
Как-то нас навестил Талиесин. Он ехал на север, где собирался стать бардом у сына Маэлгона, Руна. Кузен покинул монастырь, как только узнал, что Артура больше нет на верховном троне Британии. Вернувшись в Гвинедд, он снова сделался деспотом. Когда округу потрясла чума, Маэлгон распорядился замуровать себя с годичным запасом еды и питья в маленькой сельской часовне. Но, к несчастью, те, кого он оставил снаружи, заболели и умерли. Через год некому было вскрыть окна и двери. И когда кончилась еда, Маэлгон умер. Так по иронии судьбы похитивший меня и сделавший узницей, умер узником сам. Может быть, в конце концов, в мире есть какая-то справедливость.