Самид Агаев - Хафиз и султан

– Я внушаю страх?

– Ты внушаешь трепет.

Султан улыбнулся, взял в руку чашу, наполненную служанкой.

– Я хочу выпить за тебя, – сказал он. – И все-таки ты ешь, теперь ты моя жена, и ты не должна бояться меня.

Малика-Хатун засмеялась.

– Расскажи мне о себе, – попросила она.

– Что рассказать?

– Все.

– На все ночи не хватит, а я хотел бы этой ночью заняться еще кое-чем.

– Тогда расскажи, что на тебя произвело сильное впечатление, что изменило твою жизнь?

Она сделала знак служанке, чтобы та налила султану вина. Султан ненадолго задумался.

– Пожалуй, вероломство моих братьев. Перед смертью мой отец изменил мнение о престолонаследнике. Первоначально по настоянию Теркен-Хатун, матери отца, наследником был назначен Узлаг-Шах. Но перед смертью отец призвал меня и братьев, Узлаг-шаха и Ак-шаха, и сказал: «Узы власти порвались, устои державы ослаблены и разрушены. Чингиз вцепился в нашу страну когтями и зубами. Отомстить ему может лишь мой сын Джалал ад-Дин Манкбурны. Я назначаю его наследником престола, а вам обоим надлежит повиноваться ему. Затем он собственноручно прикрепил свой меч к моему бедру. После его смерти мы с братьями вернулись в Хорезм. С нами было всего семьдесят воинов. Затем к нам прибилось еще около семи тысяч из султанских войск, большая часть их была из племени Байавут, а предводителем у них был Буга-Пахлаван. Они питали склонность к Узлаг-шаху из-за родственных связей с ним, они не согласились с его отказом от наследования престола и сговорились убить меня. Но меня предупредили об этом, и я скрылся. За несколько дней я пересек пустыню, отделяющую Хорезм от Хорасана, в то время как караваны проходят ее за шестнадцать дней. Из пустыни я вышел к округу Насы. Там меня уже поджидали татары в количестве семисот человек. Со мной же было всего триста всадников. Но я сразился с ними и победил, из татар спаслись лишь одиночки. Это была моя первая победа над татарами.

– А что стало с твоими братьями?

– После моего бегства, в Хорезм пришло сообщение о прибытии татар, они оставили город, но попали в западню и погибли.

– Возмездие за предательство не заставило себя долго ждать, – заметила принцесса.

– Выходит, что так. Но все равно я плакал, когда узнал об их участи. Мне бы не хотелось, чтобы орудием возмездия выступали татары.

– Аллаху виднее, – сказала Малика-Хатун. – Ведь за какие-то прегрешения он послал монголов в мусульманские страны.

– Аллах здесь не при чем, – возразил Джалал ад-Дин. – Это все происки халифа. Мои лазутчики перехватили письмо, в котором он призвал Чингиз-хана сюда, обещая ему свое покровительство. И смерть моего отца целиком лежит на ан-Насире. И за это ему рано или поздно придется держать ответ передо мной.

– Прости меня султан, – возразила Малика-Хатун, но в это трудно поверить. Халиф – повелитель мусульман, защитник и покровитель, наместник Бога на земле.

– В каком мире ты живешь, принцесса? Халиф давно уже не защитник мусульман, но защитник своих интересов. С тех пор, как твои предки сельджуки ограничили его в правах, он только и делает, что стравливает мусульманских владык.

– Признаю твою правоту, – сказала Малика-Хатун. – Я хорошо помню, как отец рассказывал мне о том, что халиф Мустаршид даже объявил войну султану Масуду. В сражении, в котором на стороне халифа было восемь тысяч воинов, а у Масуда три тысячи, халифские войска были разбиты. Халифу предложили спастись бегством, но он ответил: «Подобный мне не убегает». Пленив его, султан Масуд обратился к великому султану Санджару с просьбой распорядиться судьбой халифа. Санджар ответил посланием, в котором предлагал просить прощения у халифа за причиненные неудобства, а затем, оказав ему самые большие почести вернуть его в Багдад. Однако вслед за этим к Масуду с тайной миссией прибыл второй посол Санджара, эмир Кыр-хан. Когда Масуд со своими военачальниками вышел ему навстречу, в лагере остались только халиф и несколько его телохранителей. Воспользовшись этим, исмаилиты в количестве семнадцати человек, бросились в шатер халифа, перебили охрану и убили самого Мустаршида, нанеся ему 20 ножевых ран. Затем отрезали ему уши и нос, подрубили стойки шатра и бежали. Схватить удалось лишь семерых убийц. Остальные успели скрыться.

– Ты осведомлена не меньше моего, – с улыбкой сказал Джалал ад-Дин.

– О чем только мы не говорим в брачную ночь, – грустно произнесла принцесса. – О чем угодно, кроме любви.

– Ты права, – сказал Джалал ад-Дин. – И это моя вина.

Он поднялся из-за стола и подошел к ней.

– А где находится твое ложе, я почему-то его не вижу.

– Там, – сказала Малика-Хатун. – За той дверью.

– Отпусти рабынь, мне нужно сказать тебе кое-что наедине, – сказал хорезмшах. – А точнее, придать правильное направление нашей беседе.

Султан поднялся до восхода, невидимое еще солнце позолотило верхушки редких облаков. Встал, подошел к окну. Дворец был оцеплен его личной гвардией.

– Уже уходишь? – услышал он сзади голос.

Султан обернулся. Малика-Хатун смотрела на него, приподнявшись на локте. Сейчас, в утреннем свете она не была так хороша, как накануне вечером, но все равно красива. Джалал ад-Дин вдруг почувствовал к ней жалость и удивился этому. Обычно наутро он испытывал совсем другие чувства.

– Я разбудил тебя?

– Я не спала, – ответила принцесса, помедлив, добавила, – не сомкнула глаз.

– Почему?

– Потому что это была лучшая ночь в моей жизни, – сказала Малика-Хатун.

– Даже не знаю, что сказать.

– Ничего не нужно говорить.

– Я выступаю в поход против грузин.

– Ведь ты уже покорил их.

– Они вновь подняли головы.

– Стоит ли растрачивать силы перед лицом такого грозного противника, как татары?

– Вот уж не ожидал услышать такие речи от женщины, – улыбнулся султан. – Ты мыслишь, как стратег.

– Я не обычная женщина, я дочь султана и правительница страны.

– Я встречал немало принцесс с обыкновенным бабьим умом.

– Я могу это принять, как хвалу?

– Конечно. Но ты правительница страны, которой грузины принесли много бед, они постоянно вгрызаются в тело Азербайджана.

– Меньше всего правитель должен руководствоваться чувством мести.

– В этом ты права. Но перед лицом грозного, как ты выразилась, врага недопустимо иметь в тылу еще одного, надо покончить с ним. Я предлагал им союз против татар, но они отказались.

– Когда татары в первый раз вторглись в пределы Азербайджана, мой муж предложил грузинам союз и получил согласие.

– И что же помешало им отразить наступление татар?

– Предательство одного мамлюка. Все беды страны от этих бывших рабов.

– Мне нужно идти, – сказал Джалал ад-Дин.

– Счастливого пути, я буду ждать тебя.

Хорезмшах быстрым шагом прошел по коридорам дворца. На всех этажах стояли вооруженные люди – его гвардия и приветствовали его. У крыльца двое нукеров [41] держали оседланного коня. Джалал ад-Дин вскочил в седло и поднял голову, глядя на освещенные солнцем окна резиденции. В одном из них он увидел Малику-Хатун. Султан кивнул ей и, пришпорив коня, выехал со двора.

Табриз.

Вопреки ожиданиям Изз-ад-Дин Казвини не был назначен судьей Табриза. Все это произошло потому, что султан Джалал ад-Дин оставил в должности вазира Шамс ад-Дина, так же, как и его племянника раиса Низам ад-Дина и вообще не тронул никого из защитников города, несмотря на то, что у хорезмийцев были погибшие во время семидневной осады. К дому вазира ежедневно стекалось множество народа. В тревожные дни они приходили, чтобы защитить его, а в обычное время, просить помощи, искать покровительства. Отстраненный принцессой судья Кавам Джидари приказом Шамс ад-Дина был вновь назначен на свою должность. Сама принцесса отбыла в Хой, город, который она получила от султана в качестве свадебного подарка. В конечном итоге должности лишился один Али, единственный, кому она была жизненно необходима. Судья, надо отдать ему должное, вскоре послал за ним, желая, чтобы он вернулся обратно. Но Туграи не отпустил Али, сказав, что видно так было угодно Аллаху. Вазир назначил его своим помощником.

В один из дней Шамс ад-Дин послал Али к себе домой за документом. Вазир жил недалеко от здания городской администрации в трехэтажном особняке с башенками, шпилями и высокими стрельчатыми окнами. У дверей стоял чауш и ковырял в носу. Увидев Али, он прекратил это увлекательное занятие, взялся за кинжал и грозно спросил: