— Фамилия? — химик взял со стола очки в тонкой черной оправе и, надев их, взглянул на Аню.
— Исаева, — голос ее совсем не был испуганным. Окажись я на ее месте, то скорее всего запищала бы, словно мышь.
— Как Штирлиц? — химик ухмыльнулся и взглянул на Аню из-под очков.
— Вы не оригинальны, — Исаеву часто сравнивали с этим персонажем. Она даже смеялась, что была бы рада, если про нее сочинили бы столько же анекдотов, сколько существует про Штирлица.
— А вы прямо верх креатива! Да, Димон? — последнее слово он произнес с такой издевкой, что мне захотелось провалиться сквозь замызганный школьный линолеум. Бьюсь об заклад, я покраснела до кончиков ушей.
— Я смотрю, с дисциплиной у вас совсем беда, — Дмитрий Николаевич усталым жестом снял очки и, откинувшись на спинку стула, оглядел класс. Если честно, то в данный момент дела обстояли как раз-таки наоборот. Все были настолько впечатлены новым преподом (каждый по-своему), что тишина стояла идеальнейшая, что крайне не характерно для одиннадцатого «а». — Сегодня проходим новую тему. Завтра лабораторная. Если кто-то заявится без халата — получит двойку. Сейчас отметим отсутствующих, заодно познакомлюсь с вами, а потом узнаем, насколько хорошо вы знаете технику безопасности.
— Вы так и не ответили Исаевой, — слышу с задней парты голос Королёвой и даже не оборачиваюсь — уверена, что она надула свои губки, тщательно вымазанные блеском.
— Исаевой или вам, Королёва? — химик снова нагло ухмыльнулся. Я не удержалась и все же повернулась, чтобы лично лицезреть реакцию Королевы улья. Но та выставила свои ноги, едва прикрытые коротким подобием юбки, в проход между партами, предварительно закинув одну на другую. — Сразу видно, что вы, Королёва, с техникой безопасности вряд ли знакомы. Будьте любезны, уберите свои конечности под парту, а то если вы будете демонстрировать их таким образом, например, завтра, на лабораторной, кто-то может споткнуться и украсить их скажем… Кислотой, почему бы и нет… Или же я могу неправильно расценить ваш откровенно пошлый жест.
Королева улья нахмурилась и убрала ноги, как и было велено, под парту под одобрительные смешки девчонок. Жест-то он расценил как раз правильно. А вот его реакция не могла не радовать. Так красиво «заткнуть» лапулю удавалось, пожалуй, только Паше. А что, возможно, агрессивный настрой — то что надо для кучки подростков с бушующими гормонами? Королёва была явно рассержена, что ее эротическая атака не удалась, но химик на этом останавливаться не стал.
— И если вы еще раз придете на мой урок с распущенными волосами, то я дам добро вашему товарищу лично их заплести, — Дмитрий Николаевич кивнул на Наумова, указывая, кому именно выпадет честь прикоснуться к волосам «богини». — Или поджечь горелкой при удобном случае, чтобы вы уяснили технику безопасности на всю жизнь.
— Я люблю его, — своим привычным недошепотом прошипела Аня, наклонившись ко мне. Химик тут же сверкнул глазами в нашу сторону и самодовольно усмехнулся.
— А вот я в вас разочарован, — с этими словами он отвернулся и начал корявым почерком выводить на доске название темы. Когда химик поднял руку, стало заметно, что от запястья у него начинается татуировка, скрывающаяся за рукавами рубашки. Не очень-то педагогично…
Весь урок в классе был слышен только монотонный голос нового препода, шелестение страниц тетрадки, которую мы исписывали, словно в конвульсиях и, клянусь, можно было услышать звук шевеления мозговых извилин. В компетенции Дмитрия Николаевича теперь не было никаких сомнений, что не могло не радовать: наконец химико-биологический класс будет получать знания по спец предметам в полном объеме. Это ведь так необходимо сейчас, перед поступлением в мед. По крайней мере, для меня. Но он то и дело отпускал в сторону учеников обидные и хлесткие шуточки с такой регулярностью, что это начинало сильно раздражать.
Когда прозвенел звонок с урока, я чувствовала себя морально униженной. Казалось, мой мозг полностью выдохся. Одна радость — этот урок был последний. Одноклассники, шокированные напором учителя не меньше меня, похоже были откровенно счастливы.
— Дмитрий Николаевич, добрый день, — на пороге кабинета возникла наша классная, Лидия Владимировна. — Я хотела удостовериться, что мой класс вел себя прилично. Я их классный руководитель, надеюсь, проблем не возникло?
Лида, как мы ее называли между собой, одна из трех молодых преподавателей в школе, тридцатилетняя биологичка. И ее появление в классе было, мягко говоря, странным. Несложно догадаться, что причина, по которой она решила засвидетельствовать свое почтение была в самом химике.
— Есть над чем работать, — педантично ответил Дмитрий Николаевич, подойдя к классной. Зря он это сказал, она такой душевный человек… Теперь испереживается вся. — Но, думаю, мы найдем общий язык.
— Вы об учениках? — Лидия Владимировна одернула край зеленого пиджачка.
— Вы же о них спрашиваете? — снова нагловатая ухмылка, и Дмитрий Николаевич, больше не произнеся ни слова, развернулся и скрылся за дверью лаборантской, заставив несчастную Лиду стоять, раскрыв рот, сраженную от разоблачения собственной глупости в присутствии своих учеников.
— Просто мерзавец, — прошелестела мне на ухо Аня, подхватив под руку и выходя со мной из кабинета. — Он прямо кайф ловит от внимания к своей персоне! Бедная Лидуся, теперь валерьянку пойдет себе в чаек капать.
— Да, но Королёву заткнул он красиво, — надеюсь, Исаева не расценит эту фразу, как сказанную в его защиту. Я абсолютно солидарна с Аней. — Валить небось будет. Такие любят самоутверждаться за счет молодежи.
— Ты-то что переживаешь? Ты же у нас мозг!
Аргумент, конечно, просто убийственный, но от него легче почему-то не стало. Спустившись в раздевалку, я сменила балетки на теплые сапоги, закутала нос в вязаный шарф и, плотно застегнув пальто, вышла на улицу дожидаться, пока Аня оденется и присоединится ко мне, чтобы мы вместе могли отправиться в больницу. Навестить одноклассницу, а заодно передать ей объемные конспекты по химии.
Говорят, что в школе каждый может найти себе друга по душе. Кто-то с этим соглашается, а кто-то — нет. Исходя из своего жизненного опыта скажу, что это скорее правда, чем наоборот. Да, я не скрываю, что большую половину класса считаю полнейшими олухами и недалекими озабоченными куклами, но мы все относились друг к другу довольно беззлобно. Ну, исключение, пожалуй, составят Королёва с этими самыми озабоченными куклами. Зато даже такой зашуганый ботан, как я, у которого вся жизнь расписана почти поминутно, смогла найти себе приятную компанию. Не могу сказать, что мы «не-разлей-вода-подруги», ведь само понятие «дружбы» довольно-таки относительное. Просто нам было о чем поговорить. И иногда, о чем помолчать. А это дорогого стоит.
Охранник приветственным кивком встретил меня и Аню в больнице. Гардеробщица тетя Люба расплывается в доброй улыбке и интересуется, как наша молодая жизнь… А наша молодая жизнь кипит так — будь здоров! Вот, давеча на уроке химии были пойманы в плен мои мозги и жестоко измусолены агрессивно-нагловатым, но чертовски умным преподом…
Еле сдержалась, чтобы не вывалить сей груз на тетю Любу, уверенную в том, что у молодежи над головами небо голубее, а радуга — прочнее. И, надев бахилы, мы направились к лифту.
Фаня встретила нас нетерпеливыми расспросами о том, как прошел день в школе. Ей, бедняге, не повезло: несколько дней назад провели лапару, чтобы вырезать аппендицит. Но она уже в день операции буянила и на все отделение кричала, что хочет в школу. Человек с потрясающей энергетикой.
Аня подмечает, что Фаня на удивление хорошо выглядит для больной, на что та отмахивается, дескать, в больничке скучно, нечего делать, вот и причесывается по десять раз на дню. Темно-русые волосы нашей маленькой «батарейки» и правда были уложены волосок к волоску, а серо-зеленые глаза так и светились задором. Пообщаться, наконец, втроем — настоящая отдушина. Которая, к моему огромному сожалению, длилась недолго. Дежурная сестра нашла нас в коридоре и сообщила, что отец ждет меня в своем кабинете. Пришлось наспех прощаться с подругами и плестись к лифту.
— Это ты, Марин? — папа оторвал взгляд от бумаг, разложенных на столе, когда я постучала в дверь с табличкой «Главный врач». — Заходи, у меня есть новости.
Стараясь не наступить на край огромных безразмерных бахил, я прошла в кабинет и села напротив отца.