— Не вешай нос, сестрица, — Леха размашистым движением растрепал мой аккуратный хвост на голове, превратив его в абсолютнейший хаос и, обхватив рукой, крепко прижал к себе. — Если твои преподы будут тебя сильно доставать — просто скажи мне и все.
— И что ты сделаешь? Кастрация? Прививка от бешенства? — я злобно усмехнулась.
— Пожму им руку в благодарность, кто-то же должен портить тебе жизнь, когда брата рядом нет… А то ты совсем расслабишься!
— Дебил, — буркнула я, отпихнув его от себя.
— Да ладно, макак, — снова прикосновение пятерни к моей «гриве» и привычное прозвище. — Садись в машину.
Подъехав к лицею, я заставила себя поверить в то, что смогу пережить этот день, и, умело нацепив маску полного безразличия, я попрощалась с братом и вышла из машины. Прежде чем зайти в это чистилище, я на мгновение остановилась, оглядев белое здание с зелеными наличниками. Странно это все. Вроде ничего страшного нет: ну, подумаешь, немного повздорила с химиком, подумаешь, дополнительные занятия с ним же и с нашей классной… Но почему тогда на душе такое гадкое тревожное чувство? Может, позвонить Лехе и попросить забрать к себе на работу, пока не поздно? Черт, тогда мама будет рвать и метать.
— Димон, чего стоишь? — подошедший ко мне Наумов вырвал меня из размышлений и, схватив за локоть, потащил ко входу. — Слушай, дашь историю списать? Я что-то не въехал, что там надо было сделать.
— Конечно, не вопрос, — вяло ответила я.
— Спасибо, Димон! Буду должен! — Наумов развернулся ко мне лицом и, указав на меня пальцем, добавил: — Услуга за услугу. Давай на русском спишу, ладно?
— Ладно, — так же безжизненно ответила я и принялась разматывать шарф, одновременно расстегивая пуховик.
Вручив тетрадку по истории своему однокласснику, я уселась за свое привычное место на первой парте и, в пол-уха слушая разговор Ани и Фани, задумчиво уставилась в окно.
Марина Викторовна, с которой у нас стояло сразу несколько уроков: два часа русского и два — литературы, присев за свой стол, выждала минутку, а затем, перегнувшись через него, тихо спросила:
— Дмитриева, на тебе лица нет, может, «по валерьяночке»?
Я, грустно посмотрев на улыбчивую темноволосую преподавательницу, тяжело вздохнула и так же тихо, как она, ответила:
— Лучше сразу водочки…
— Ну, ты скажешь тоже! Давай, мы бодры! Веселы, ну? Знаешь, какая сегодня веселая Лидия Владимировна? Как будто она перешла на препараты посерьезней своих успокоительных!
— Марина Викторовна! — я прыснула от смеха, хоть и прекрасно понимала, почему Лидуся сегодня в ударе.
— А? Что? — чуть громче ответила руссичка. — Я что-то такое сказала?
— Ничего лишнего, все по делу, — улыбнувшись, отчеканила я любимую фразу Марины Викторовны. И она, увидев, что мое настроение немного улучшилось, с чувством выполненного долга отвернулась и гаркнула на весь класс: — Королёва, здесь тебе не публичный дом, а храм науки! Убрала свои шпалы из прохода и застегнула верхние пуговицы блузки, а то на следующий урок принесу тебе холщовый мешок!
***
Пятница — самый ненапряжный день по расписанию. Был. Раньше. Четыре урока с руссичкой, потом два урока истории и еще два — информатики. День, когда наш измученный мозг может отдохнуть от профильных предметов. Но только не я и не сейчас. А ведь в другой ситуации я бы радовалась, словно ребенок, попавший на шоколадную фабрику.
Все дело в том, что я не то, что бы любила учиться… Нет, не совсем так. Я привыкла учиться. Я привыкла так жить. Вставать по будильнику, затем выполнять нехитрый алгоритм действий: собираться, завтракать и отправляться в лицей, где я ежедневно вгрызалась в гранит науки, как оголодавший хомяк, а затем, отучившись, спешила либо к репетиторам, либо на факультативы, либо в больницу на практику, правда конкретно это счастье было недолгим. Все это время на следующих занятиях так же упорно и добросовестно занималась, изредка отвлекаясь на сообщения подруг в соц. сетях, и то, к телефону я прикасалась только в перерывах. А вечером, поужинав в компании одной мамы, изредка обоих родителей, еще реже, всей семьи, я отправлялась к себе в комнату. И там, расслабившись, я начинала… Делать домашнее задание.
Свободного времени — ноль. Хобби, увлечений — ноль. Если не считать чтение научной медицинской литературы. Единственное, что я себе позволяла — немного послушать музыку перед сном. Но только в наушниках. Чтобы не привлекать внимания к своей персоне.
И, если честно, меня вполне устраивает такое существование. Если бы не одно «но», которое ударило мне в голову именно сегодня, когда я плелась к кабинету химии на дополнительные. Сейчас, обхватив ручку кабинета холодной ладонью, я мысленно назвала свою жизнь самым правильно подобранным для этого словом.
Существование.
В который раз шмыгнув носом, я глубоко вздохнула и медленно выдохнула через рот, а затем, опустив ручку до упора, приоткрыла дверь.
— Дмитрий Николаевич? Это Дмитриева, — чуть не бросила привычное «Димон». — Можно войти?
— Да, — грубый голос химика донесся из лаборантской. Затем — звук закрывающегося окна и едва уловимый, но такой едкий запах табачного дыма. Я теперь точно стану пассивным курильщиком.
Войдя в класс, я огляделась. К моему удивлению, биологички в кабинете не было. Я внезапно поймала себя на мысли, что это просто подарок судьбы — не встретить ее за день ни разу. А то если ее личико действительно сияет, словно начищенный пятак, как говорили остальные, мое настроение затерялось бы где-то в районе плинтуса.
— Чего встала? Вникаешь в свой внутренний монолог? — резко окликнул меня химик.
Я вздрогнула и поняла, что действительно неподвижно стояла перед кафедрой, грустно глядя в окно. Со стороны выглядела, наверное, просто невероятно глупо!
— Садись.
Как на автомате, я неторопливо переставляла ноги по направлению к своему месту. И, опустившись на стул, впервые за день поймала себя на мысли, что мне не грустно, нет. Мне просто чудовищно паршиво!
— Давай начнем, Дмитриева, у меня еще море дел, помимо тебя.
— А Лидия Владимировна? — настороженно спросила я.
— Я не собираюсь ее ждать.
— А-а, — я взяла из сумки толстую чистую тетрадь и ручку и, вопросительно уставившись на нахмуренного химика, задала именно тот вопрос, который он меньше всего от меня ждал. Почему — не знаю, хоть убейте. — У вас смена сегодня?
— Что? — Дмитрий Николаевич отвлекся от поисков нужной книги на своем столе.
— Я… — сердце гулко ударилось о ребра. Только сейчас поняла, что у Дмитрия Николаевича голубые глаза. Голубые, полные ненависти ко всему живому, черт подери, глаза. — Я спросила, мне учебник доставать?
Химик слегка прищурился, затем, видимо, найдя нужную книгу, взял ее в руки и прошел вдоль кафедры, чтобы добраться до моей парты.
— Нет, не доставать, — он положил передо мной толстый-претолстый учебник. — Вот по этому заниматься будем, — откуда-то из кармана халата он достал еще и сложенный вчетверо листочек и бросил мне его на стол. — И тест. Но это в конце, — затем он сделал несколько шагов по направлению к своему столу и, устало облокотившись о него, тихо проговорил не поворачиваясь: — Да, «ночная» сегодня. Надо успеть поспать хотя бы пару часов.
Я завороженно смотрела на широкую спину химика. Он выглядел настолько вымотанным! Неудивительно, что он такой агрессивный. Может и хорошо, что биологичка сейчас придет, вдруг у них и правда что-то завяжется. Есть ведь самый простой и элементарный способ снять стресс… Одна станет уверенней в себе, а второй — добрее.
— Дмитрий Николаевич, можно вопрос не по делу?
— Нельзя, — бросил химик, выпрямившись и присев в свое кресло, и злобно уставился на меня.
— Почему вы пришли сюда преподавать? — смелости во мне сегодня хоть отбавляй. — Это не любовь к детям, в этом вы признались, тогда почему?
— Я же сказал, — он чуть наклонился вперед. — Нельзя.
— Простите, — буркнула я и открыла учебник.
Но в этот момент дверь кабинета химии раскрылась, и мы с Дмитрием Николаевичем замерли, уставившись на биологичку.
Лидия Владимировна… Нет. Лидочка, вошедшая в кабинет, не просто не была на себя похожа, она показалась мне абсолютно неузнаваемой! И, к сожалению, это ей не в плюс.