Дженнифер Вайнер - Хорош в постели

– Так что в Принстоне мы, можно сказать, проездом.

– Тогда... э... хорошо. – И внезапно я уже глотала слезы. Как могла кусала губу и с такой силой прижимала к себе табличку, что потом полторы недели на животе держался синяк размером восемь на двенадцать дюймов. – Спасибо, что заехали.

Мой отец кивнул, шагнул ко мне, будто собирался обнять, но лишь взял за плечи и легонько потряс, как поступают тренеры со спортсменом, не отработавшим на все сто. «Прибавь, парень», – говорил этот жест.

– Поздравляю тебя, – сказал отец. – Я тобой горжусь. Но когда он целовал меня, его губы не коснулись моей кожи, и я знала, что все это время он думал только об отъезде.

Каким-то чудом я пережила церемонию, сбор вещей, долгую дорогу домой. Диплом повесила в спальне и начала думать, что делать дальше. Продолжать учебу не представлялось возможным. Даже с работой в столовой, со всеми этими тарелками, которые я очищала от остатков яичницы с беконом, за мной оставался долг в двадцать тысяч долларов. Вот я и начала искать работу в маленьких газетах, которые брали выпускников колледжей, и провела лето в поездках по Северо-Востоку в стареньком мини-вэне, который купила на деньги, заработанные в департаменте обслуживания студенческих столовых. Садясь в автомобиль, чтобы ехать на собеседование, я всякий раз говорила себе, что больше не буду лабораторной крысой отца. Буду держаться подальше от стержня, за нажатие на который можно получить гранулу сухого корма. Это могло принести мне только несчастья, а их в моей жизни и так хватало.

Я услышала от брата, что наш отец перебрался на Западное побережье, но не стала узнавать подробности, а добровольно ими со мной никто не поделился. После развода прошло уже десять лет, и у отца отпала необходимость платить алименты. Чеки перестали приходить. Как и открытки на дни рождения и любые свидетельства того, что он помнит о нашем существовании. Люси закончила колледж, на выпускной церемонии он не появился. Когда Джош отправил отцу сообщение о своем выпускном, письмо вернулось со штемпелем «Адресат выбыл». Наш отец переехал, не сказав нам куда.

– Мы можем найти его через Интернет или как-то еще, – предложила я. Джош зыркнул на меня.

– А надо?

И я не смогла найтись с ответом. Если б мы нашли отца, приехал бы он? Волновало его, окончил ли Джош колледж? Скорее всего нет. И мы трое договорились: пусть все так и будет. Если наш отец не хочет нас знать, мы не будем навязываться.

И мы привыкли жить без него. Джош переборол страх перед склонами и полтора года переезжал с одного горнолыжного курорта на другой. Люси на короткое время уехала в Аризону с каким-то парнем, по ее словам, бывшим профессиональным хоккеистом. В доказательство она однажды заставила его снять мост во время обеда и продемонстрировать отсутствие передних зубов.

Такие вот дела.

Я знаю, что поведение моего отца, его оскорбления, критика, развившееся чувство неполноценности причинили мне немало вреда. Прочитала достаточно статей в женских журналах, чтоб понять: столь жестокое отношение оставляет глубокие раны. Встречаясь с мужчинами, я всегда держалась настороже. Мне действительно нравится этот редактор, гадала я, или я просто ищу замену отцу? Я люблю этого парня, задавалась я вопросом, или просто думаю, что он никогда не покинет меня в отличие от моего отца?

И куда завела меня вся эта осторожность? – спрашивала я себя. Я осталась одна. Мужчина, которому я настолько нравилась, что он хотел взять меня в свою семью, умер, а я даже не смогла как следует выказать свое сожаление. И теперь Брюс, вполне возможно, более того, очень даже вероятно, вошел в тот период жизни, когда он может понять меня, посочувствовать тому, через что мне пришлось пройти, потому что сам прошел через то же... но он даже не стал со мной разговаривать. Из-под моих ног словно выдернули ковер, лишили точки опоры. Другими словами, я чувствовала себя так, как чувствовала себя тогда, когда меня предал отец. Все повторилось.

Весы в Центре профилактики избыточного веса и нарушений питания выглядели как телега для перевозки скота. Площадью в четыре раза больше обычных весов, с перилами по сторонам.

Взбираясь на них, я поневоле чувствовала себя коровой, а с сентября приходилось проделывать сие каждую неделю.

– Все это очень необычно. – Доктор К. смотрел на красные цифры на дисплее, показывающие мой вес. – Вы потеряли шесть фунтов.

– Я не могу есть, – ответила я.

– Вы хотите сказать, что стали есть меньше? – уточнил он.

– Нет, я хочу сказать, что меня рвет всякий раз, когда я что-то кладу в рот.

Доктор пристально посмотрел на меня, вновь на дисплей. Цифры не изменились.

– Пройдемте в мой кабинет, – предложил он.

Мы заняли прежние позиции: я в кресле, он за столом, перед ним – мое досье, ставшее заметно толще. Доктор К. еще больше загорел и, возможно, похудел. Прошло шесть недель с того дня, как я в последний раз видела Брюса, и наши отношения развивались совсем не так, как я надеялась.

– Большинство пациентов набирают вес перед тем, как мы начинаем давать им сибутрамин. Напоследок дают себе волю. Вот я и говорю: ваш случай необычный.

– Кое-что случилось, – ответила я.

Он всмотрелся в меня.

– Еще одна статья?

– Умер отец Брюса, – ответила я. – Брюс – мой бойфренд... бывший бойфренд. Его отец умер в прошлом месяце.

Доктор перевел взгляд на свои руки, мою папку, наконец вновь вскинул глаза на меня.

– Это печально.

– Брюс позвонил мне... сказал... попросил приехать на похороны... но не позволил мне остаться. Не позволил остаться с ним. Он был в ужасном состоянии... такой грустный... А рабби рассказывал, как отец Брюса ходил по детским магазинам и покупал игрушки для будущих внуков... у меня разрывалось сердце...

Я часто-часто заморгала, чтобы сдержать слезы. Доктор К. без слов протянул мне коробку с бумажными салфетками. Снял очки и двумя пальцами потер переносицу.

– Я плохая, – промямлила я. Он ответил добрым взглядом.

– Почему? Из-за того, что порвали с ним? Это глупо. Как вы могли знать, что такое случится?

– Нет. – Я всхлипнула. – Я знаю, что не могла. Но теперь... получается, будто... я хочу только одного: быть с ним, любить его, а он мне не разрешает, и я чувствую себя такой... одинокой...

Доктор вздохнул.

– Всегда тяжело, когда что-то заканчивается. Даже если никто не умирает, даже если вы расстаетесь мирно и в ваши отношения не затесался кто-то третий. Даже если вы первая решили уйти. Это нелегко. И всегда больно.

– Я чувствую, что совершила огромную ошибку. Похоже, не продумала все до конца. Думала, что знаю... каково мне будет без него. Но не знала. Не могла знать. Не представляла себе ничего похожего. Мне так недостает его... – Я шумно сглотнула, подавив очередное рыдание. Я не могла объяснять... что всю жизнь ждала мужчину, который принял бы меня, какая я есть, понял бы мою боль. Я думала, что знаю эту боль, и только теперь поняла, что ничего-то не знала.

Пока я плакала, доктор смотрел в стену над моей головой. Потом выдвинул ящик, достал блокнот, начал что-то писать.

– Меня вычеркивают из программы? – спросила я.

– Нет, – покачал он головой. – Разумеется, скоро вы снова начнете есть. Но я думаю, будет неплохо, если вы с кем-нибудь поговорите о ваших проблемах.

– О нет, – возразила я. – Только не психотерапия. Он озорно улыбнулся.

– Вы испытываете к ней антипатию?

– Нет, в принципе я ничего не имею против психотерапии, но знаю, что мне она не поможет. Я реалистично смотрю на ситуацию. Я допустила огромную ошибку. У меня не было уверенности, что я люблю Брюса, а теперь знаю, что люблю, но его отец умер, и Брюс больше меня не любит. – Я распрямила спину и вытерла лицо. – Но я все равно хочу похудеть. Действительно хочу. Хочу навести порядок хотя бы с одним. Хочу хоть одно сделать правильно.

Доктор вновь посадил меня на стол для осмотра, я чувствовала его мягкие руки на спине и руках, когда он накладывал жгут на мой бицепс и велел сжать пальцы в кулак. Я отвернулась, когда он воткнул иголку мне в вену, но сделал он это так умело, что я едва почувствовала укол. Мы оба смотрели, как пробирка наполняется моей кровью. Мне оставалось только гадать, о чем он думает.

– Готово, – объявил доктор, ловко вытащил иглу, прижал к ранке кусочек ваты.

– Я получу конфетку? – пошутила я.