— Тем, что не люблю его.

— Да хрен с ней, с твоей любовью. И вообще, какой смысл ты вкладываешь в слово «люблю»?

Света задумалась.

— Словами не объяснишь, — наконец тихо произнесла она.

— Не объяснишь, потому что сама себе мозги запудрила. Придумала такую любовь, которой вообще на свете не существует, и все ею меряешь. Может, ты его все-таки любишь и просто сама этого не понимаешь? Потому что ждешь страсти, а у тебя нормальная, спокойная, разумная — взрослая любовь.

— По-твоему, любовь бывает разумной?

— У разумных она разумная. А у безумных — безумная. Тебе, считай, повезло. Безумную любовь уже испытала. А теперь пришла разумная. Только ты ее за любовь не признаешь.

— Значит, считаешь, с Артуром у меня была безумная любовь?

— Двух мнений быть не может. Сплошной мазохизм с твоей стороны. Я бы так не смогла.

— Раньше ты мне этого не говорила.

— Какой смысл. Раньше ты и слушать бы не стала. Втюрилась в своего Артура, как кошка, и глаза бы мне выцарапала, скажи я хоть слово против. Зато теперь могу признаться: считаю большой для тебя удачей, что он съехал и растворился. Этот мазохизм не мог продолжаться вечно.

— По-твоему, у нас все было так плохо?

— Хуже, конечно, бывает. Он мог тебя колотить, сесть целиком и полностью на твою шею, да мало ли что мужики еще выделывают. Но ваши отношения здоровыми тоже не назовешь. Он ведь тебя морально совсем задавил. Разве так можно? Ты уже вообще ради него готова была на все. Про себя совсем забыла. И вот теперь появился нормальный мужик, который, наоборот, ради тебя готов на все, а тебе пресно. Острых ощущений не хватает. Наверное, если бы он тебе иголки под ногти загонял, тут бы ты в него и влюбилась.

— Перестань чушь нести! — рассердилась Светлана. — Какие еще иголки?

— Моральные, — ответила Даша. — Признайся как на духу: тебе ведь именно этого не хватает? Просто Григорий твой дурак наивный. Влюбился и сразу честно тебе показал, что ты для него свет в окошке, больше ему никого не нужно. Пушкина, видать, в детстве читал невнимательно. «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей.» Вот я бы на его месте пропала пару-тройку раз с твоего горизонта. Почти уверена: ты сразу бы воспылала к нему большой и острой любовью.

— Боюсь, большой не воспылала бы, — с сожалением проговорила Светлана. — Но когда мы поссорились, мне и впрямь стало его не хватать.

— Вот! Уже ближе к делу! — обрадовалась Даша. — Только ведь ты сама с ним поссорилась и знала, что в любой момент можешь помириться. А ты представь, что инициатива исходит от Гриши?

— Не могу, — призналась она. — Потому что тогда это был бы не Гриша.

— Мне лично диагноз ясен, — обреченно бросила Даша. — Надеюсь, у тебя хоть хватит ума его не бросать?

— Не собираюсь я его бросать, наоборот, как раз хочу к себе его пригласить, — поделилась ближайшими планами Света.

— Задумка полезная, — одобрила подруга. — Но тут у меня вопрос: почему Григорий тебя к себе-то никогда не зовет?

Для Светы теперь это уже не было тайной, и она объяснила:

— Гриша живет вместе с мамой и с братом, у которого какие-то проблемы. Он из института вылетел. Сейчас, правда, заканчивает, а Гриша за него платит. Говорит, как только брат получит диплом, пристроит его на работу и немедленно съедет. Наш Леонид Петрович обещал ему кредит на квартиру дать.

— Славная перспектива, — оценила Даша. — Значит, и тут все нормально. Ты только, пожалуйста, не передумай.

— Будешь давить, обязательно передумаю. Из вредности, — засмеялась Света.

— Я не давлю, а взываю к твоему разуму, — не унималась Даша. — Мужик тебе, дура, попался редкостный.

— Еще хоть раз его похвалишь, и я решу, что ты сама в него влюбилась.

Глаза у Дашки подернулись поволокой.

— Если бы не Славка, увела бы его у тебя. Сама. Лично. Не отказалась бы.

— Учту на будущее.

— Ты учти не на будущее, а на настоящее. Такого любая уведет.

— Между прочим, уже пытались, только Гриша не поддается.

— Сегодня не поддается, а завтра поддастся, если ты по-прежнему с ним так обращаться будешь, — сочла своим долгом предупредить Даша.

— Да он пока вроде не жалуется.

— Еще дождись, когда жаловаться начнет.

— Дашка, хватит меня пугать.

— А-а-а, — в голосе подруги послышались торжество и одновременно удовлетворение. — Испугалась! Выходит, он для тебя все-таки что-то значит. И появляется надежда на большее. Ой, я за тебя так рада! Честно сказать, боялась, что ты этого своего Артура никогда не забудешь.

Вскоре Света действительно пригласила Гришу к себе домой, и ничего страшного не произошло. Мало-помалу он становился частью ее жизни. В чем-то, конечно, история повторялась. Жить он к ней не переехал, ссылаясь на брата, которого хотел довести до окончания института. Мол, дальше может поступать как угодно, но, по крайней мере, хоть высшее образование у него будет, и он, Гриша, может считать свой долг выполненным.

— Олег у нас младшенький, мамин любимчик, она его избаловала, — жаловался он Свете. — А мне теперь приходится перевоспитывать великовозрастного недоросля. Как распускать его, так мама. А как из всяких историй вытягивать, сразу: «Гришенька, помоги!» Я бы хоть завтра к тебе переехал, но ведь Олег тут же воспользуется моим отсутствием и распустится. А я столько сил и денег в него вложил. Уж доведу его до конца последнего курса.

И Григорий оставался у нее ночевать лишь изредка. В основном, на выходные, да и то не каждую неделю. Зато они ежедневно виделись на работе, и Света была спокойна. Она всегда знала, где он.

Какое-то время спустя он познакомил ее с мамой и Олегом. Свету поразило, насколько родные братья не походили друг на друга. Обаятельный и привлекательный, но не более, Гриша и настоящий красавец Олег, лицо которого, будто изваянное античным скульптором, портил только тяжелый мутный сонный взгляд. Насколько старший брат располагал к себе, настолько младший отталкивал высокомерием и снисходительной хамоватостью. Тем удивительней показалось Свете, что мать, располневшая женщина неопределенного возраста «со следами былой красоты», сполна унаследованной Олегом, обожала именно младшего. Любую сказанную им банальность она воспринимала как откровение. И смотрела на него с нескрываемым восторгом.

Визит Светы она восприняла настороженно и держалась с ней, хоть и вежливо, но с подчеркнутой холодностью. Это не имело ничего общего с весьма распространенной ревностью матери к предполагаемой невестке. Гриша явно не относился к числу ее героев, чувствовалось, что ей, в общем-то, все равно, на ком он женится. Куда больше ее волновало другое. Гриша был единственным добытчиком в семье, и мама тревожилась, как бы из-за Светланы не оказался обделенным младший сын.

Провожая Свету домой, Гриша спросил:

— Тебе они не понравились, правда?

— Как ты можешь так говорить, — смутилась она.

— Нечего тут стесняться, — продолжал он. — Ты совсем не должна заставлять себя насильно их любить. Мне-то приходится, — он погрустнел. — Куда я от них денусь? Это мой крест. Но ты не обязана. Я пойму.

— Но они твои самые близкие родственники. — Свете по-прежнему было неловко.

— Мои, а не твои.

— Боишься, что из-за них я откажусь от тебя? — она посмотрела ему в глаза.

— Все бывает, — откликнулся он. — Начнутся какие-нибудь скандалы.

— Знаешь что, — решила она поставить точки над «i». — Помогать мы им, разумеется, будем, а жить с ними вместе, по-моему, не обязательно. Это я о нашем с тобой будущем. В ближайший год, насколько я понимаю, ты выполняешь свой долг перед братом, а потом…

Он перебил, просияв:

— То есть ты согласна выйти за меня замуж? Ну через год?

И Света, не позволяя себе ни на секунду задуматься, ответила:

— Да.

Подхватив ее на руки, он закружился по тротуару.

— Осторожнее, молодой человек! — взвизгнула идущая навстречу женщина. — Вы не у себя дома!

Гриша ее не услышал, да и вообще не заметил. Продолжая кружить Светлану, он зашептал ей на ухо:

— А я так боялся, что ты откажешься! Как же я счастлив! Я самый счастливый на свете!

Узнав, что Гриша сделал предложение, Даша радовалась, кажется, гораздо сильнее подруги. Во всяком случае, гораздо громче.