Падчерица оттолкнула чашу, так что вино плеснулось через край.
– Вы думаете, вино утешит меня? Неужели в этом ваш совет – напиться до забытья?
Мачеха, погрустнев, промокнула салфеткой пролитое вино.
– Я думаю, что утешение вы найдете в церкви и своих детях, когда придет время.
– Господь может дать мне силы, но не уменьшит боль, и уж точно не найти мне утешения у церковников, – язвительно парировала Матильда. Аделиза отпрянула в ужасе от ее слов, отчего Матильде стало немного стыдно. – А что касается детей, в браке с Генрихом мне не было дано такого утешения, как и вам в браке с моим отцом. Так почему я должна надеяться на то, что когда-нибудь испытаю счастье материнства? – У нее срывался голос. – Я родила Генриху ребенка и в тот же день похоронила его.
– Всей душой сочувствую вам. – На лице Аделизы отразилась боль, и она потянулась к падчерице, но та отодвинулась. Королева опустила руку и стала разглаживать покрывало, хотя складок там не было. – Возможно, у мужчины имеется только ограниченный запас семени. Более молодой… – У нее порозовели щеки. – Я не хочу сказать ничего плохого ни о вашем первом муже, ни о вашем отце, но говорю вам как женщина женщине: может быть, в новом браке вы сумеете зачать и родить.
Матильда испытующе посмотрела на мачеху:
– Вы бы поменялись со мной местами?
Теперь румянец захватил все лицо Аделизы.
– На вашем месте я бы думала о своем долге перед теми, кто желает, чтобы я вступила в этот брак. Я бы думала о том, что хорошего он может принести мне. О возможных в этом браке детях и о том, что со временем, когда молодой муж повзрослеет, я смогу полюбить его. Разница в возрасте вскоре сократится и не будет уже иметь большого значения. – Она поджала губы. – Мы учимся жить с тем, чего не в силах изменить, и благодарим Господа за то, что имеем. Будем откровенны: что вам остается делать? Ваш отец не переменит раз принятого решения. Если вы откажетесь слушаться, он сделает своими наследниками блуаских племянников, вас же заточит в монастырь. А ведь вы вернулись из Германии домой, лишь бы не становиться монахиней. Так разве теперь вы предпочтете затворничество?
Матильда сморгнула слезы с ресниц, злясь на себя за то, что все-таки расплакалась.
– Хоть бы раз… – хрипло выдавила она, – один-единственный раз он увидел во мне живого человека. Нет, для него я всего лишь орудие.
– Ах нет, не думайте так! – Аделиза всплеснула руками. – Отец гордится вами, очень гордится, и именно поэтому он неуступчив. Генрих знает ваши возможности и хочет дать вам все самое лучшее.
– Лучшее! – сквозь слезы усмехнулась Матильда. – Жоффруа Анжуйский – это лучшее? Тогда упаси меня Господь от худшего.
– Послушайте. – Казалось, терпение королевы неистощимо. – Я понимаю, этот брачный союз стал для вас полной неожиданностью, но все устроится, вот увидите. – Она наклонилась и поцеловала падчерицу в щеку. – Я оставлю вас подумать об этом еще немного.
– Вы боитесь, что мой отец будет недоволен вашим долгим отсутствием?
– Король сегодня занят другими делами. – Аделиза произнесла эти слова с натянутой улыбкой, и Матильде не составило труда догадаться, что ее отец уединился с одной из множества любовниц и, вероятно, скачет на ней с той же беспощадностью, с какой загоняет своих лошадей, когда бывает рассержен. – Просто мне больше нечего вам сказать. Решение вам нужно принять самостоятельно.
После ухода мачехи Матильда поборола желание снова затянуть полог кровати и спрятаться от всего света. Слова королевы напомнили ей о том, что у нее есть обязанности и роль в государстве. За ужином она смогла думать спокойнее. Да, она оказалась в безвыходном положении. Единственный путь для нее – согласиться на брак, который уготовил ей отец.
Он говорил, что это замужество принесет ей славу. Наверное, так и есть, если смотреть поверхностно. Однако по сути анжуйский мальчишка ей не ровня. Для нее брак станет позором.
Бриан оторвался от письма, которое писал своему коннетаблю в Уоллингфорд, и увидел, что к нему шагает Роджер, епископ Солсберийский. Утыканный самоцветами посох резал воздух, темные глаза сузились, а губы плотно сжались. Бриан встал из-за стола и затем опустился на колено, чтобы поцеловать сапфировый перстень на стиснутом кулаке.
– Примете ли вы немного вина, милорд? – вежливо предложил он.
Епископ коротко махнул рукой, и Бриан наполнил для него кубок из кувшина, стоявшего на приставном столе. Затылком он чувствовал жаркое дыхание Роджера.
– Что вы знаете о тех слухах, которые ходят при дворе? – сразу приступил к делу епископ, забирая кубок из руки Бриана.
Фицконт напрягся.
– Милорд, при дворе всегда полно слухов.
– Я говорю о предполагаемой помолвке императрицы с Жоффруа Анжуйским. Вы пользуетесь доверием короля, наверняка что-то слышали. Вы не дурак и не глухой, и я тоже, хотя годы мои уже не те. – Он скривил губы.
Бриан промолчал под тем предлогом, что ему понадобилось налить вина и себе.
– Мне отлично известно: король обсуждал это замужество с вами и с Глостером, – грозно рычал Роджер Солсберийский. – Когда он собирается оповестить о своих планах остальных? Или он намерен оставить нас в неведении?
– Вряд ли я смогу сказать вам что-то, чего вы еще не слышали, сир, – глухо отозвался Бриан.
– Да, но я не желаю узнавать о делах государственной важности через задние двери и замочные скважины. Если Генрих выдаст дочь замуж за анжуйского отпрыска, то сильно пожалеет об этом. Начнутся мятежи, народ восстанет против него, попомните мои слова.
Бриан изогнул брови:
– Вам это точно известно, милорд епископ? Не поможете ли составить мне список тех людей, которые, по-вашему, могут представлять угрозу? – Он указал на свои письменные принадлежности. – И как вы считаете, не удвоить ли мне охрану, приставленную к Галерану де Мелану?
Роджер Солсберийский вспыхнул:
– Вы ведете себя нагло. Я помню вас сопливым пажом, трущимся позади настоящих мужчин. Можете считать себя умником, но любой дурак в состоянии завязать веревку петлей, чтобы повеситься. Вот вы сами – неужели находите этот брак хорошим политическим решением?
– Сир, об этом вам лучше поговорить с королем.
– Я ждал, когда же он соблаговолит призвать нас для этого разговора, в этом-то и дело. – Епископ хлебнул вина и поставил кубок на стол. – А поскольку он так и не призвал нас, а я предупреждал, что присягаю на верность его дочери только при условии, что с нами посоветуются относительно ее нового замужества, мне предстоит все внимательно взвесить. – Он плотнее запахнул полы своей блистающей мантии. – На этот раз Генрих заведет нас в трясину. Сегодня в этом дворце я, пожалуй, не единственный глупец.
– Сир, трясина и так уже вокруг нас, и король пытается навести через нее переправу. Если мы упадем с этой переправы, то чья в этом будет вина?
Епископ вцепился в свой посох так, что побелели костяшки пальцев:
– Я не собираюсь никуда падать!
Похоже, епископ не догадывается, что уже стоит по колено в воде, подумал Бриан.
– Этот брачный союз разрушит все, построенное королем, так и знайте! Люди не станут повиноваться анжуйскому молокососу, а племянники Генриха и весь род Блуа расценят такой выбор жениха как личное оскорбление. Не понимаю, о чем он вообще думал! – Сжимая посох, епископ в бешенстве удалился.
Бриан тяжело вздохнул и попытался вернуться к работе, однако мысли его были заняты другим. Во многом он соглашался с епископом, хотя и понимал, что епископ играет свою игру. Король все делает для того, чтобы у него оставалось как можно больше вариантов; беда в том, что такая политика неминуемо приведет к нестабильности. А мнение Генриха о собственной неуязвимости только осложняет дело: он не собирался умирать и отдавать кому-то власть. Планы на будущее без себя он, конечно, строит, но не представляет, что когда-нибудь наступит такое время, когда его не будет на троне и он не сможет следить за тем, чтобы его повеления исполнялись.
О Матильде Бриан вообще старался не думать, помимо своих обязанностей перед ней как своей госпожой. Все остальное было невыносимо.
Бриан в последний раз провел скребницей по холке Соболя и, утирая рукавом пот со лба, отошел, чтобы полюбоваться блестящей шерстью жеребца – она лоснилась под весенним солнцем, словно вишня. Время от времени он с удовольствием сам чистил лошадь, к тому же это был отличный способ проверить, должным ли образом исполняют свою работу конюхи. А еще, подобно письму, этот вид деятельности успокаивал Бриана, дарил ощущения порядка и полезности. И к тому же на конюшне можно спрятаться от переполоха, вызванного будущим бракосочетанием вдовы-императрицы с наследником Анжу. С тех пор как она узнала о том, что ей предстоит, Матильда не покидает своей опочивальни, а ее отец пребывает в ярости. Сегодня он приказал, чтобы начали собирать вещи для путешествия невесты к жениху. При дворе было неспокойно, поскольку с большинством прелатов и баронов из окружения короля не посоветовались относительно брачных планов. Но Генрих нетерпимым тоном и с лицом мрачнее тучи пресекает любые возражения. И не нашлось ни одного безумца, который рискнул бы противостоять ему.