(Англия) Элизабет Чедвик - Хозяйка Англии

Жоффруа развязал шнурки под горлом Матильды и стянул с нее через голову сорочку. Сначала он неспешно рассмотрел ее с ног до головы и только потом погладил ее груди. На холоде ее соски напряглись, а его пальцы, хоть и покрытые нежной кожей, были тверды.

– Вашему отцу нужен молодой жеребец, пригодный для случки, – хрипло проговорил Жоффруа. – Я думал, вы окажетесь старухой, но ошибался. Мне будет приятно исполнять свои обязанности. – Его рука пропутешествовала по телу Матильды к лобковым волоскам. – Между прочим, я мастер искать в лесах потаенные источники.

У Матильды перехватило дыхание. Она хотела оттолкнуть его и в то же время испытывала возбуждение. Каким бы ни был этот ее мальчик-муж, он обладал огромным физическим обаянием.

– Я сделаю вам ребенка, вы ведь этого хотите? Этого ждете от меня вы и ваш отец?

Она смерила его ледяным взглядом:

– Делайте, что должны, и покончим с этим.

Он прижал ее к стене и начал целовать. Сквозь тонкий лен его брэ в живот Матильде уперся напрягшийся член – определенно, и в этом Жоффруа тоже был мужчиной. Сомнений не оставалось: он явно поднаторел в любовных делах, поскольку ни о какой неуклюжести не было и речи. Матильда рассчитывала, что сумеет отстраниться от происходящего, но, к собственному удивлению, отвечала на ласки мужа, и хотя ей было противно, они доставляли ей наслаждение. Она зажмурилась и перестала думать. Потом, потом. В тонком и гладком теле Жоффруа уже чувствовалась мужественность. Юноша. Мужчина. Возбуждение побежало по ее венам как наркотик. Он все сильнее прижимал Матильду к стене, без устали работая бедрами, затем развернул ее и швырнул на кровать, приник к ее рту яростными губами и языком. После, весь во власти нетерпения, Жоффруа сорвал с себя рубашку, чулки, брэ. Матильда так и не открыла глаза, потому что не желала видеть эту его часть.

Он вошел в нее резко, но боли не было – ее лоно увлажнилось. Жоффруа и вправду отыскал потаенный источник. Женщина только сжимала кулаки, пока он, нависая над ней, двигался взад и вперед. Потом поднял ее ноги, положил себе на плечи и с новой силой вонзился в нее. У Матильды в животе нарастало напряжение. Она хотела, чтобы все поскорее закончилось, и в то же время ей было очень нужно, чтобы он продолжал, чтобы он сбросил ее с края пропасти в забытье. Но Жоффруа остановился. Приподнялся на кровати, оставив ее в подвешенном положении на долгий-долгий миг. Их взгляды встретились – скрестились, словно копья врагов на поле боя. И только тогда он кончил со стоном наслаждения и финальным толчком, а Матильда замерла. Ее затапливали волны ощущений. Они раз за разом вздымались и откатывали, вздымались и откатывали…

Жоффруа оторвался от нее и перекатился на спину.

– Хоть вы и смотрите на меня так, будто ненавидите всей душой, на самом деле оказывается, все совсем наоборот, а? – ухмыльнулся он и закинул руки за голову, открыв взору Матильды кустики рыжих волос под мышками. – Уверен, вам очень понравилось.

Матильда промолчала. Во рту у нее появился горький привкус.

– Он был стариком, ваш первый муж, – продолжал супруг. – Я намерен быть более энергичным в вашей постели, чем он.

– Вам ничего не известно о моем первом муже, – вспылила Матильда, борясь с тошнотой. – Он был великим мужчиной, – с нажимом на двух последних словах произнесла она.

– Зато мне известно главное: он мертв. – Жоффруа скосил на нее красивые глаза. – Теперь вы моя. Знаю, вы считаете меня ничтожеством, а ваш отец видит во мне лишь анжуйского петушка, который должен потоптать его курицу, но я граф Анжу, а мой отец будет королем Иерусалима. И у меня есть время, чтобы построить собственную империю.

– Но вам никогда не быть королем, даже когда я стану королевой, – возразила Матильда. – И императором не быть.

Жоффруа перевернулся на живот и посмотрел на нее:

– Вообще-то, золото на моей голове мало что означает в общем раскладе, хотя, миледи, я понимаю, что вы имеете в виду. Значение имеет только одно, и это – власть. Можете называть себя императрицей, и, возможно, однажды вы станете королевой, но здесь я ваш господин, и я требую послушания. Если я прикажу вам опуститься передо мной на колени, вы сделаете это.

Матильдой овладело невыразимое отвращение.

– И вы называете это мелочное тиранство властью… милорд?

Он сжал кулак и мягко провел им по ее подбородку – в этом ласкающем жесте сквозила нескрываемая угроза.

– Да, это власть.

Руан, август 1128 года

Вильгельм Д’Обиньи чудесно проводил время. К вечеру избранные придворные собрались в личных покоях короля, чтобы посвятить несколько часов общению и развлечениям. Вилл всегда радовался подобным вечерам: там пели, рассказывали истории, и это приводило его в восторг, как ребенка. У него был хороший слух и звучный, красивый голос, он умел играть на большинстве инструментов – и струнных, и духовых, поэтому его таланты пользовались спросом на таких собраниях.

Генрих кивал и притопывал, пока Аделиза рассказывала собравшимся историю. Среди слушателей было и несколько детей из королевского двора.

– Далеко-далеко, за семью морями, в высокой башне жила-была дама, и множество рыцарей желали добиться ее руки…

Сначала плавными движениями рук она изобразила волны, а потом вытянула руки вверх, чтобы показать высокую башню. Вильгельм не отрывая глаз следил за ее грациозными жестами. Прозрачную вуаль на голове королевы удерживали маленькие золотые заколки и две побольше, из слоновой кости, в форме мышек. Ее глаза сияли как шелковистое море осенним утром. В сердце Вильгельма шевельнулась боль, но это была хорошая боль. Аделиза настолько выше его, что он мог мечтать о ней издалека, не подвергаясь опасности. Ночное небо прекрасно, но до него не дотянуться.

С тех пор как императрица вышла замуж, жизнь в королевском дворце вернулась в обычное русло. Напряженность порой возникала, так как все ждали новостей о том, что Матильда беременна, однако после свадьбы прошло всего два месяца и было еще слишком рано, чтобы знать наверняка.

В присутствии императрицы Виллу всегда было не по себе. Она казалась ему холодной и твердой, как драгоценный камень, а ее характер, на его взгляд, более подходил мужчине, чем женщине. Конечно же, он восхищался ею, но симпатии к ней не испытывал.

– И все рыцари приносили даме роскошные и дорогие подарки, шелка и меха, духи и драгоценности, серебро и золото.

Пальцы рассказчицы помогали плести нить истории, и золотая вышивка на платье вспыхивала искрами каждый раз, когда она вздымала руки. Вильгельм с улыбкой посмотрел на зачарованные лица детей. Невинность – замечательное качество, но как легко оно утрачивается. Аделиза же сохранила неприкосновенной эту чистоту, хотя уже семь лет была женой циничного политика.

Король хохотнул, когда жена исполнила пируэт, взмахнула руками – это на море разразился шторм, и герою повествования пришлось нелегко на пути к своей судьбе – прекрасной даме. Потом Аделиза усадила всех детей в ряд, чтобы они изображали гребцов на судне героя.

– И вы тоже, Вилл, – сказала она и поманила его к себе с улыбкой в глазах. – Выбирайтесь из своего угла, вставайте-ка у штурвала!

Деваться было некуда. Косо ухмыляясь, краснея от смущения, Вилл присоединился к детворе и взялся за назначенную ему роль. Нельзя же отказать королеве, а кроме того, детей он любил, и стоило ему начать игру, как он полностью отдался ей. Войдя в образ рулевого, он громогласно выкрикивал распоряжения своей «команде», спасая корабль от волн и морских чудовищ до тех пор, пока зрители не покатились со смеху.

Когда судно целым и невредимым причалило к берегу, Аделиза первой захлопала в ладоши и вывела Вилла вперед, где он склонился в низком поклоне, чуть не коснувшись темными кудрями пола. Затем королева, у которой пересохло в горле после долгой истории, отошла, чтобы выпить вина, и ее место занял один из внебрачных сыновей Генриха, Реджинальд.

Стоя рядом с Вильгельмом, Аделиза легонько провела ладонью по его рукаву.

– Кто бы мог подумать, что в вас скрывается столь храбрый и опытный мореход! – смеясь, произнесла она.

Вилл прокашлялся.

– Госпожа, в бурных морях проявляются мои лучшие качества, – хрипло ответил он.

– Я знала, что у вас все получится.

Она сжала его руку, заканчивая разговор. А мгновение спустя ее улыбка растаяла – маршал Гилберт вел к королю заляпанного грязью гонца. С каждым его шагом по комнате распространялся жаркий запах разгоряченного долгой скачкой тела и ощущение надвигающейся беды.