Судя по меховой накидке и расшитой орнаментом котте, юноша не был простым конюхом. Черты его открытого лица притягивали взгляд прежде всего необыкновенными золотисто-карими глазами.
– Вы тоже были в Ноттингеме с милордом Фицконтом? – спросила Матильда.
Он тряхнул головой:
– Нет, госпожа, но там, скорее всего, был мой отец Вильгельм Д’Обиньи, владетель Бакенхема в Норфолке и один из виночерпиев вашего отца.
– Его я не помню, – произнесла она, – но наслышана о вашей семье.
Очевидно, этот Д’Обиньи принадлежал к группе «золотой» молодежи, обретающейся при дворе, и ему нашли дело, отправив вместе с Фицконтом встречать ее.
– А ваше имя?
– Вильгельм, назван в честь отца.
– Что ж, Вильгельм Д’Обиньи, как я посмотрю, вы разбираетесь в лошадях.
Он широко улыбнулся ей, обнажив красивые крепкие зубы:
– Только немного, госпожа, – и потер мягкий нос кобылы широкой ладонью.
– Надеюсь, у милорда Фицконта найдется для меня лошадь.
– Убежден, что найдется, госпожа.
Однако Матильда не разделяла его уверенности. До них доносились звуки жаркой перебранки – никак не могли найти колышки для закрепления шатра, и все винили друг друга.
– При дворе моего мужа такого не случилось бы, – с недовольным лицом заметила Матильда.
Д’Обиньи добродушно пожал плечами:
– Бывают такие дни, когда за что ни возьмешься – все валится из рук; сегодня как раз такой.
Он повел кобылу к привязи, где стояли остальные лошади, поощряя ее причмокиванием.
Колышки нашлись совсем не там, где ожидалось, последовал очередной обмен проклятьями, наконец их вбили в землю – шатер был закреплен. Распоряжался установкой сам Бриан Фицконт. Он то и дело ерошил волосы рукой; его смущение и отчаяние росли с каждой минутой.
Однако постепенно хаос сменился порядком, и вскоре Матильда смогла войти в шатер и по крайней мере укрыться там от ветра, хотя полотнища хлопали как крылья и, казалось, старались поднять всю конструкцию в воздух. Засуетились камеристки, приготавливая для нее кровать: на подвесной каркас постелили несколько тюфяков и накрыли их чистыми простынями и мягкими одеялами. Лакеи отгородили половину шатра занавесом, внесли стул с мягким сиденьем, появились скамья и небольшой стол.
Матильда продолжала стоять со сложенными на груди руками.
В шатер вошел Бриан Фицконт, а следом за ним слуги внесли флягу и кубки, буханки хлеба, разные сыры и копченое мясо.
– Мои люди устраивают ограду для защиты от ветра, – сообщил он. – Хорошо, что нет дождя.
– Да, – согласилась Матильда, подумав, что дождь переполнил бы чашу ее терпения.
Тем временем слуги накрыли стол вышитой скатертью, расставили еду и питье. Вдовствующая императрица опустилась на стул и, прежде чем успела передумать, мановением руки пригласила Бриана сесть. Полезно будет узнать, что происходит при дворе, до прибытия туда.
Фицконт не сел сразу, а сначала выглянул наружу и выкрикнул еще несколько распоряжений, затем закрыл полог и сам стал прислуживать Матильде. Пока он наливал вино в серебряные кубки, она обратила внимание на его длинные пальцы. Сверкнул изумрудом один перстень, витым золотом другой. Руки его были чистыми, с аккуратно подстриженными ногтями, но с чернильными пятнами, как у простого писца. Императрица попыталась припомнить свои детские впечатления о Фицконте, но не смогла: если они и встречались, то случилось это слишком давно, и был он тогда всего лишь одним из пажей при дворе.
– Как мой отец, здоров ли? – Она сделала глоток. Вино струйкой тепла потекло в ее закоченевшее тело.
– Здоров, госпожа, и рад грядущей встрече с вами, пусть и при печальных обстоятельствах.
– После отъезда из Англии мы с ним виделись всего лишь раз, – проговорила Матильда. – Знаю я, почему он рад моему возвращению.
Они помолчали. Матильда заключила, что защиту от ветра успешно установили, поскольку стены шатра колыхались меньше, чем поначалу. Она отломила хлеба и съела его с куском копченой оленины, знаком велев Фицконту тоже приступить к трапезе.
– Вы бы предпочли остаться в Германии?
Прямота вопроса застигла Матильду врасплох. Она ожидала, что Фицконт продолжит играть роль почтительного придворного.
– Отец приказал мне вернуться, и мой долг – слушаться его. Да и что бы я делала в Германии без мужа? У его преемника свой круг приближенных. Пришлось бы или выйти за одного из них, что пошло бы вразрез с политикой отца, или постричься в монахини и отдать жизнь служению Господу.
– Это достойный выбор.
– Но я еще не готова отказаться от мира. – Она пытливо посмотрела на него. – Мой отец не обсуждал с вами мое будущее?
Фицконт спокойно выдержал ее взгляд.
– О планах он говорит только в самых общих чертах и даже если бы доверил мне свои помыслы, то мне не пристало бы их разглашать. Но вы и сами, госпожа, догадываетесь о его намерениях. Не будь у вашего отца планов относительно вас, вы до сих пор находились бы в Шпайере.
– Разумеется, я знаю, что у него есть планы, но не знаю, в чем они состоят.
Матильда откинулась на спинку стула, пытаясь немного расслабиться. По другую сторону занавеса тихо переговаривались ее придворные дамы.
Бриан тоже отклонился, как в зеркале повторив ее позу.
– Вы покинули Англию маленькой серьезной девочкой, которая желала учиться и исполнить свой долг. Я хорошо помню вас в те годы, но вы меня можете и не припомнить. Вам не хотелось уезжать, но вы сжали волю в кулак и сделали то, что от вас требовали, ибо таков был ваш долг. Вижу, в этом вы не изменились, только теперь вы императрица и взрослая женщина. Вы привыкли держать в руках бразды правления и повелевать.
Она едко усмехнулась:
– Это верно, милорд, растяп я не терплю.
– Вы истинная дочь своего отца, – ответил он с невозмутимым видом, однако в глазах промелькнула искра.
Матильда едва не рассмеялась, ей даже пришлось торопливо прикрыть рот рукой. Это все вино, подумала она. Вино и усталость. А потом вдруг от скорби у нее сжалось горло – эта смесь политики и тончайшего флирта так походила на то, что было у них с Генрихом, что она вновь ощутила всю боль утраты. Женщина сглотнула и ровным голосом проговорила:
– Да, я и вправду дочь своего отца. Если вы не можете поведать, что ожидает меня в будущем, хотя бы расскажите, что происходит при дворе, чтобы я подготовилась.
Бриан предложил ей еще вина, но она отрицательно покачала головой. Тогда он подлил себе полкубка.
– Вы знали двор своего мужа, потому быстро освоитесь и при дворе отца. И там, и тут одни и те же персонажи.
– Но кто друг, а кто враг? Кому можно доверять, кто наиболее сведущ в делах государства?
– Это решать вам, госпожа, а советчиком может быть только ваш отец.
– То есть вы опять ничего мне не скажете.
Фицконт протяжно выдохнул:
– Короля окружают люди, которые хорошо ему служат. Ваш брат, граф Глостерский, будет очень рад вашему приезду. Среди тех, кто первыми встретит вас, будут также ваши кузены Стефан и Тибо.
Его лицо ничего не выражало. У Матильды остались смутные воспоминания о блуаской родне. Оба кузена были старше. Они занимались своими мальчишескими делами и мало внимания уделяли юной Матильде, кроме тех случаев, когда прислуживали ей и ее матери за столом в качестве пажей.
– Кажется, Стефан недавно женился? – Ей писали об этом в свое время, но она была слишком поглощена уходом за больным мужем, чтобы заинтересоваться новостью.
– Да, на Маго, булонской наследнице. Ваш отец счел этот брак разумным – он укрепил наши северные границы.
Матильда задумалась. Маго Булонская приходилась ей двоюродной сестрой по материнской линии, в то время как Стефан был родней со стороны отца – действительно, прочные семейные узы. Что же задумывал отец, когда сплетал все эти нити? Он был непревзойденным мастером ткать узор политики.
– Что теперь представляет собой Стефан?
Бриан пожал плечами:
– После свадьбы остепенился. Отменный наездник и воин. Легко заводит дружбу, и король благоволит ему.
От такой оценки Матильде стало тревожно. У Стефана было достаточно времени, чтобы завоевать расположение ее отца и получить влияние, которого у нее самой не было.
– А как вы к нему относитесь?
Отвечая, Фицконт подбирал слова осторожно:
– Надежный товарищ на охоте, и мы неплохо понимаем друг друга. Стефан знает, когда нужно оставить меня наедине с книгами и мыслями, а я знаю, когда он хотел бы побыть в шумной мужской компании. Сейчас на него большое влияние оказывает жена: придает ему целеустремленности, у нее всегда наготове хороший совет. – Бриан допил вино. – Ваш отец пленил Галерана де Мелана за то, что тот поднял восстание. Однако Вильгельм Клитон до сих пор остается угрозой.