Но что-то в голосе верной Зейнаб заставило Роксолану насторожиться.

Так и было, хитрая Махидевран привезла не кого попало, она подобрала таких, чтобы поговорить умели тоже. Обе знатного рода, много знали и умели. Серьезная опасность…

И злиться на Махидевран глупо, это ее право иметь красивых, умных служанок. Но к возвращению из похода Повелителя этих красавиц быть в гареме не должно, Роксолана хорошо помнила лже-Фирюзу и свои тогдашние мучения. От воспоминаний на сердце похолодело: а вдруг и эти приехали, чтобы отравить Повелителя?! Махидевран была бы выгодна смерть Сулеймана, ее сын становился следующим султаном, а она сама валиде-султан.

– Зейнаб, разве можно быть уверенной, что это не новые Фирюзы?

– Не бери грех на себя дурными мыслями, Хуррем, – в минуты серьезных разговоров старуха обращалась к Роксолане, словно к младшей, а не старшей по положению, – не подозревай Махидевран в страшном.

Но возникшая мысль уже не отпускала…

– Зейнаб, Махидевран может ничего не знать. Откуда они? Конья совсем рядом с Тебризом, может, их Тахмасп прислал?

– Конья рядом с Тебризом? Совсем рядом, месяц пути, госпожа.

Но Роксолана стояла на своем:

– Тахмасп хитрый, если смог прислать Фирюзу в Стамбул, что стоит прислать убийц в Конью?

Резон в ее словах был, но Зейнаб не видела смысла в этих разговорах.

– Сделай что-то, чтобы эти служанки перестали быть привлекательными.

– Госпожа!

– Зейнаб, я прикажу кому-то другому…


Но поступила иначе.

– Махидевран, продайте мне ваших красавиц?

– Каких?

– Тех, что привезли с собой, – Роксолана кивнула на стоявших в стороне и явно шепотом обсуждавших ее служанок. – Вы же хотите, чтобы они были ближе к Повелителю? У меня будут ближе…

– Но я не собиралась их продавать.

– Тогда подарите. Я вам подарю других, еще моложе и красивей, которые понравятся шех-заде Мустафе. Не для себя же вы покупали красавиц?

Глаза Роксоланы смотрели с вызовом, Махидевран невольно смутилась. Конечно, не для себя, а для Сулеймана она привезла Джамилю и Надиру. Имена девушек соответствовали сути – «Красавица» и «Редкая». Отказать Хуррем опасно, но и отдавать девушек тоже не хотелось. Но Роксолана не отставала:

– Что или кого вы хотите взамен? Или… – она понизила голос почти до шепота, – лучше посоветовать Повелителю перевести шех-заде Мустафу править в Манису?

Это был удар в самое яблочко! Сумеет ли попросить за внука валиде, послушает ли ее султан, а вот если попросит Хуррем, наверняка послушает.

Роксолана наблюдала, как у Махидевран борются два чувства – осторожности и ненависти. Поскольку теперь цель появления красавиц в гареме больше не была секретом, стало ясно, что Роксолана просто не допустит их до Повелителя, зато сделает все, чтобы навредить Махидевран, а то и просто оклеветать баш-кадину. Взгляд женщины не обещал в случае неуступчивости соперницы ничего хорошего, Роксолана решила отстаивать свои интересы любыми способами. Появление Махидевран подсказало ей, что спокойствия не будет даже при отсутствии баш-кадины в гареме.

– Так что вы предпочтете – переехать в Манису, отдав мне этих красавиц, – Роксолана кивнула на насторожившихся служанок, – или вернуться с ними в Конью? Не думаете же вы, что я позволю им попасть на глаза Повелителю?

Сказано откровенно, но никто, кроме Махидевран, не слышал, Роксолана тоже научилась беседовать одними губами. Перед Махидевран стоял нелегкий выбор – принять выбор Хуррем, рискуя не получить ничего, или согласиться с ее предложением, получив Манису для Мустафы.

Роксолане надоела нерешительность Махидевран, она поднялась и, прощаясь, вдруг добавила:

– Что даст вам их появление на ложе Повелителя? Едва ли они станут рисковать жизнью ради вас и шех-заде, скорее воспользуются случаем ради себя.

Махидевран вдруг поняла, насколько права Роксолана: даже попав в спальню Сулеймана, любая из девушек не стала бы рисковать, пытаясь убить его, скорее наоборот, сделала бы все, чтобы в этой спальне задержаться.

– Я дарю их вам, Хасеки. Если они вам так нравятся.

Роксолана на мгновение замерла, потом обернулась, приложив руку к сердцу:

– Благодарю, баш-кадина, вы очень щедры. Я выполню свое обещание…

Не стоило говорить, что султан и так намеревался после возвращения из похода перевести наследника в Манису, пусть это выглядит подарком от Хуррем для Махидевран. Конечно, намекнуть и даже попросить Сулеймана нужно обязательно, он очень любит, когда Хасеки просит о том, что близко его собственным мыслям и что легко выполнить. Роксолана просто научилась предугадывать многие мысли и чаянья Сулеймана и просила о том же.


Джамиля и Надира перешли в комнаты Хуррем. Гарем не удивился: Хасеки держит самых красивых наложниц перед глазами, чтобы знать, не в спальне ли они у Повелителя.

Обитательницы гарема на все лады обсуждали новость:

– Хуррем зря надеется, что Повелитель не заметит красавиц…

– Рядом с ней-то заметит скорей…

– Да, не во всем Хуррем умна. Иногда совершает глупости.

– К тому же их красота так заметней…

Девушки не рисковали уточнять, как это «так», но все понимали, что не такие уж большие глаза Роксоланы будут казаться меньше по сравнению с огромными темными очами Джамили, а высокий рост Надиры только подчеркнет небольшой самой Хасеки.

Но гарем забыл, что главное у Роксоланы не красота, она красива, в гареме нет уродин, а главное – умна и душевна. В данном случае душевность не поможет, нужно применять ум.


В уголке рыдали две красавицы – Джамиля и Надира. Почему? Новая хозяйка – Хасеки Хуррем – решила срочно выдать их замуж. О, это были очень выгодные браки, не за евнухов или базарных нищих, девушки становились женами богатых стамбульцев. Правда, четвертыми, и мужья стары, а их старшие жены тяжелы на руку, но и это для рабынь подарок судьбы.

Стать четвертой, зато законной женой богача – разве не радость? Что же плакать? Стар, болен, мало на что способен, а старшая жена дерется? Зато законно замужем.

Хафса и Самира, услышав о таком поступке Хуррем, долго смеялись:

– Двух воробьев одним камнем убила! Ох и хитра…

– Интересно, чем она сманила Махидевран, ведь не для подарка же Хуррем баш-кадина привезла красавиц?


Конечно, Роксолана своих секретов раскрывать не стала, как и Махидевран, понимавшая, что признаваться в содействии соперницы в переезде в Манису не стоит.

Роксолана слово сдержала, возможно, ее просьба была последней каплей, а может, султан и без того решил вопрос о наследнике, но со следующего года шех-заде Мустафа правил уже в Манисе, как и положено наследнику престола. Все довольны…

Не все? Недовольны красавицы, выданные за стариков? Но кто же спрашивает их согласия или несогласия? Гарем понял, что идти против Хасеки себе дороже, она умела расправиться с неугодными и без кинжала или яда.

А сама Роксолана взяла этот способ на вооружение, теперь она выдавала замуж наложниц с завидным постоянством. Ничего не стоило намекнуть Сулейману, что какая-нибудь девушка нравится какому-то паше, а то и просто богачу… а самому Повелителю красавица и не нужна… ни разу на ложе не брал… может, отдать, чтоб все были довольны?

Рисковала? Конечно, ведь мог и взять на ложе. Так бывало трижды, что стоило Роксолане немало переживаний и даже слез, но постепенно она научилась подсовывать султану красавиц так, чтобы испытывал только отвращение. Напоить чем-то перед самым визитом в спальню Повелителя, чтобы беднягу всю ночь тошнило, чтобы обмочилась… чтобы заснула в неподходящий момент… мало ли что может сделать одна женщина против другой, не уродуя лицо и тело?

Чтобы опозорившаяся неудачница не страдала, ее тоже быстро выдавали замуж. Постепенно гарем осознал: для Повелителя существует только одна женщина и делать что-то против нее опасно для жизни. Нет, Хуррем никого не убила, не отравила, не изуродовала, даже не вырвала и клока волос, но легко уничтожала любую, кто оказывался к Повелителю ближе, чем позволила она сама.

Чтобы не было разговоров о том, что султан не способен обладать многими женщинами, Роксолана даже подбирала красивых дурочек, осторожно учила, как вести себя в спальне, а потом изображала искреннее недоумение, почему Повелителю не понравилось, конечно, умалчивая о том, что советовала противоположное необходимому. Одни красавицы оказывались слишком развязными, другие слишком пугливыми, третьи слишком глупыми, четвертые… Если хорошо знаешь человека, всегда можно посоветовать то, что будет «слишком». Роксолана хорошо знала Сулеймана, хотя для всех он оставался замкнутым и таинственным, а потому советовать умела. Конечно, не сама, но через Зейнаб, Гёкче, Марию, а то и просто рассказывая о лжепристрастиях Повелителя в присутствии очередной жертвы ее хитрости.