Видно, психологесса надеялась, что я совсем дура и ничего не пойму, а она меня осторожненько и изящненько оскорбит. Настал черед мне обозлиться. Особо я себе, конечно, воли не дала. Просто тоже так аккуратненько предположила, что она из породы женщин, уж не знаю к какой их отнести категории, которые завидуют всем подряд, и чужое счастье им, как кость в горле. Вот они изо всех сил и стараются его испоганить. Согласны, чтобы самим было плохо, пусть только соседу станет в два раза хуже.
Я долго и складно говорила, даже удивилась. И мне опять хлопали. А ведущая поблагодарила за передачу, которая благодаря мне получилась очень острой. Потом женщины из зала стали подходить. Одни сочувствие выражали, другие говорили, что сами в похожей ситуации оказались, и слова мои очень их поддержали. Теперь они знают, что надо до конца бороться. Это, естественно, уже не про мои споры с психологом, а про то, что я после твоей смерти осталась с детьми одна и справляюсь. А еще нашлись такие, которые расспрашивали про кулинарные рецепты из моих романов. Одна женщина попыталась приготовить фаршированную щуку, как моя героиня, и получилась совершенная гадость. Пришлось объяснять ей все тонкости. Так еще помнишь, как тебе нравилась моя щука? Точнее, не моя, а наша. Щук-то вы с Ванькой ловили и мне приносили. А вообще для меня хороший урок. Надо точнее процесс приготовления блюд описывать, раз женщины ими интересуются.
Вот как, Паша, выходит. Раньше ты мной гордился и друзьям про меня рассказывал, а теперь я рассказываю о тебе. И раньше тобой гордилась, а теперь горжусь еще больше. Интересно, начни я писать, пока ты был еще жив, одобрил бы ты мое занятие? Одно дело — домашняя жена, и совсем другое, когда у нее своя жизнь появляется, интервью приходиться давать, выступать… Вдруг бы тебе не понравилось? Что мы с тобой стали бы делать? Но этого я уже никогда не узнаю, хочется думать, что стал бы мной еще больше гордиться. Хвастался бы перед друзьями. Жена то у меня, знаете, не только хорошая хозяйка и мать, но еще известная писательница! На все руки мастер!
Что же, почти готова твоя ограда, Паша. Еще через недельку у Лизы учебный год кончится, тогда все вместе соберемся и тебя навестим. За ребят не волнуйся, с ними полный порядок. Хотя ты наверняка и без меня об этом знаешь. Почему-то мне кажется, ты приглядываешь за нами!
— Здравствуйте, Наталья Михайловна! Вот и снова встретились! — диссонансом ворвался в ее разговор с мужем чужой голос.
От неожиданности она вздрогнула. Кисть выпала из рук. Ойкнув, Наталья оглянулась. Никита Евгеньевич!
— Простите, я, кажется, вас напугал.
— Да нет. Я просто задумалась, — смущенно пролепетала она.
У нее было такое чувство, будто ее подслушивали.
— Какие-то проблемы? — Он поднял с земли кисточку. ™ Давайте помогу.
Она растерялась еще сильнее, толком не понимая, к чему относятся его слова: к покраске ограды или к предполагаемым проблемам.
— Да нет, спасибо. Я уже почти закончила.
— А вы на туфли краской капнули, — заметил Никита Евгеньевич. — Сотрите скорее, пока не высохла, а я докрашу.
И не успела она возразить, как он весьма ловко начал работать кисточкой.
Туфля, к счастью, не пострадала. Наталье удалось стереть серебрянку тряпочкой, даже следа не осталось.
— Ой, Никита Евгеньевич, мне даже неловко. Еще сами испачкаетесь.
— Во-первых, давайте просто Никита, — профессионально накладывая на прутья слой краски, сказал он. — А то как-то очень официально выходит. Все-таки мы с Пашей друзьями были.
— Да, хорошо. Но тогда и вы меня называйте Наташей.
— С удовольствием.
Ей показалось, что он покраснел, может, правда, из-за того, что потянулся рукой к дальнему пруту.
— Никита, действительно ведь испачкаетесь.
— Да уже завершаю. Последние штрихи.
Докрасив, он оценивающе оглядел результаты своего труда, кое-где подправил там, где красила Наталья.
— Теперь полный порядок.
— Спасибо.
— Вот уж не за что благодарить.
— А вы опять к дяде заходили?
— Да. Оказался неподалеку и заскочил. Специально-то выбраться редко выходит. А обратно пошел, вижу, вы тут.
«Ничего себе, обратно, — удивилась Наталья. — Крюк какой сделал! Верно, и Пашу решил навестить».
— Наташа, а вы куда сейчас? Домой?
— Да. Вроде все уже сделала. Только жаль, воду забыла с собой прихватить. Жара такая. Солнце голову напекло.
— Тогда давайте я вас довезу до дома. Я на машине.
— Спасибо, не откажусь.
Она действительно, кажется, перестояла на солнце, да и ноги от долгого сидения на корточках, когда красила ограду, подкашивались.
— Ну, пойдемте, — вопросительно глянул он на нее.
— Там, возле входа, вроде какие-то ларьки были. По дороге водички куплю.
Однако, когда они дошли до ворот, выяснилось, что память несколько подвела Наталью. Ларьков было действительно много, но в основном ОНИ торговали цветами. В окошке же того единственного, где продавалась вода, белела картонка с корявой надписью: «Ушла на пять минут».
— Диагноз ясен, — развел руками Никита. — В ближайшие полчаса не жди. Может, и к лучшему. Сильно подозреваю, водичка тут левая, из-под крана. Поехали, Наташа. Я тут, чуть дальше, кафе заприметил. Там наверняка есть и вода, и сок, и мороженое. Посидим. Охладитесь.
Наталья согласилась. В голове продолжало шуметь. Похоже, солнечный удар заработала. Не рассчитала, какое жаркое солнце.
К счастью, Никитина машина, припаркованная в тени, не раскалилась, а он к тому же сразу включил кондиционер, пояснив:
— В такую жару по московским пробкам можно ездить только с риском для жизни.
В прохладном салоне Наталье стало немного легче, да и ехать было недалеко, и вскоре они уже усаживались за столик небольшого, но уютного кафе, в котором тихо звучала музыка.
— По-моему, я все правильно придумал, — заглянув в меню, произнес Никита. — У них здесь десять видов мороженого, молочные коктейли, соки, морс, квас… Напитки на любой вкус. Выбирайте. Может, и что-нибудь посущественнее хотите?
— Нет, сперва пить. Воды с газом, — выдохнула она. — А после можно и мороженого.
— Ладно. Справимся с мороженым, а дальше определимся.
Она жадными глотками осушила два бокала ледяной минералки. Никита, молча поглядывая на нее, тянул сквозь соломинку молочный коктейль.
Наталья, немного придя в себя, потянулась к мороженому, когда Никита спросил:
— А вы по-прежнему тем же занимаетесь?
Она согласно кивнула, подразумевая, что по-прежнему пишет книги, и лишь, потом спохватилась: он же не в курсе, как у нее резко жизнь повернулась. Считает, что она все еще работает в библиотеке. Про это и спрашивал.
Наталья заколебалась. Сказать? Но зачем? Начнет ведь рассказывать, выйдет, будто похвастаться захотела. И книг он таких стопроцентно не читает. И передачи для женщин по телевизору не смотрит. Незачем ему об этом знать. Неизвестно еще, как он к подобной литературе относится. Начнет, например, гнилые шуточки отпускать. Или, того хуже, заведет серьезный, с его точки зрения, разговор на литературные темы.
Наталья таких бесед терпеть не могла! И почему большинство людей полагают, что если перед ними писатель, то он мечтает поговорить о литературе? Хотя вот Паша, например, тоже жаловался. Стоило людям узнать, что он инженер-строитель, мигом начинали рассказывать, как им неправильно на даче фундамент положили, и требовать совета, как лучше устранить допущенный просчет. Варвариного мужа пытали по поводу автомобилей, а саму Варвару в гостях принимались закидывать симптомами болезней. Нет, наверное, это общая беда, однако о литературе Наташе сейчас рассуждать совсем не хотелось. Предпочла бы, чтобы Никита вспомнил о Павле. Ведь он знал ее мужа совсем с другой стороны, чем она.
Однако Никита завел речь не о покойном друге, а о собственной жизни.
— У меня тоже тяжелое время было. Нет, Наташа, конечно, с вашим горем не сравниваю, но очень паршиво пришлось. На Пашино место такую сволочь взяли! У нас с ним война началась буквально с первого дня. Понимаете, жулик первостатейный. Но хитрый… В общем, народ у нас раскололся, дрязги пошли. Потом он меня подставил по-крупному. И от гастарбайтеров вечно одни неприятности. Они же нелегалы. Ни за что толком не отвечают, их вроде как вообще нет, а отдуваться мне пришлось. Короче, решил сам уволиться, пока не уволили. Неприятно, конечно, но, думал, не трагедия. У дяди своя фирма, побью челом, место найдет. Сам давно звал. Это я не хотел на родственника работать, и с Пашкой в связке мне было отлично. И вот дядя понадобился, а я с ним даже поговорить не успел. Опухоль у него обнаружили, положили в больницу. Обследовали, оказалось — рак. К операции стали готовить. Я его навещал, но своими проблемами в таком состоянии грузить не хотел. Надеялся, может, подлечат, тогда и поговорим.