Кэт Мартин - Храброе сердце

— Давай закроем ту дверь. А то здесь очень тепло…

— Не глупи! Для меня обнаженный мужской торс не новость.

Криста бросила на подругу многозначительный взгляд, словно говоря: «Только не такой, как у Тора». И это было чистой правдой.

Когда Криста ушла в свой кабинет, Линдси попыталась сосредоточиться на лежавшем перед ней листе бумаги, безуспешно стараясь стереть из памяти вид сильных мускулов под гладкой смуглой кожей.

Было уже почти три часа ночи, когда Линдси, опираясь на почтительно протянутую руку лакея, вышла из экипажа в фешенебельном районе Лондона. Следом вышла ее тетя Дилайла, и обе женщины направились к дому.

Войдя в отделанный мрамором вестибюль, Линдси сбросила плащ на руки худощавому седовласому дворецкому, который служил ее семье уже больше двадцати лет.

— Благодарю вас, Бендерс, — улыбнулась она ему.

Ответив на ее улыбку, дворецкий взял и накидку Дилайлы.

— Какие будут приказания, миледи? — обратился он к ней.

— Никаких, — коротко ответила тетушка Ди.

Дворецкий неслышно удалился, а Линдси направилась в Розовую гостиную, чтобы вместе с тетушкой подвести краткие итоги проведенного вечера. Это было их обычным ритуалом.

Чувствуя себя очень уставшей, Линдси опустилась на обитую розовым бархатом кушетку. Ей ужасно хотелось спать.

— Давно у меня не было такого прекрасного вечера, — бодрым голосом заявила графиня Эшфорд, вплывая в гостиную. Казалось, она ничуть не утомилась, словно было всего шесть часов вечера, а не далеко за полночь. Словно это не она танцевала до упаду и вела бесконечные светские разговоры, в то время как Линдси уже едва держалась на ногах от усталости и мышцы ее лица болели от непрестанных улыбок.

Хотя Линдси и нравились балы, на этот раз ей отчего-то хотелось оказаться подальше от шумной, пахнувшей приторно-сладкими духами и начищенной кожаной обувью толпы, заполнившей просторную гостиную дома маркиза Пенроуза.

Тетушка Ди налила себе заключительную порцию хереса и предложила племяннице присоединиться к ней. Та решительно отказалась.

Усевшись на кушетку рядом с Линдси, Дилайла негромко проговорила, чередуя слова с глотками хереса:

— А знаешь, граф Вардон определенно заинтересовался тобой.

Дилайла была такой же высокой, как Линдси, но более плотной. Она сохранила хорошую фигуру и густые черные волосы. Ее большие серые глаза, обрамленные длинными темными ресницами, поражали своей красотой. Графине нельзя было дать больше тридцати пяти, хотя ей было уже сорок шесть. Добрая половина мужчин лондонского света искала ее внимания, однако лишь немногие удостаивались этой чести.

— Но меня лорд Вардон совершенно не интересует, — пожала плечами Линдси. — Впрочем, как и все другие мужчины… Во всяком случае, сейчас.

— Полагаю, мне не следовало бы поощрять в тебе стремление к независимости, — едва заметно улыбнулась Дилайла, — но, по правде говоря, я полностью с тобой согласна. Женщина должна наслаждаться жизнью, пока она молода. Жизнь после молодости достаточно длинна, и ее с лихвой хватит на мужа и детей.

В отличие от общепринятого мнения Дилайла придерживалась твердого убеждения, что женщина должна пользоваться всеми правами и свободами наравне с мужчиной. Оставалось только удивляться тому, что родители Линдси выбрали именно ее в качестве опекунши для своей дочери. Впрочем, барон и баронесса Ренхерст всегда больше заботились о своих собственных делах, чем о проблемах дочери.

— Мне нравится моя жизнь, — сказала Линдси. — Нравится делать то, что я хочу, не подчиняясь никакому мужчине.

— Так и надо жить, моя дорогая, — кивнула Дилайла. — Женщине приходится быть осторожнее и предусмотрительнее в своих делах, чем мужчине. Но если ей это удается, у нее появляется множество способов наслаждаться свободной жизнью.

Линдси вполне могла представить себе, как наслаждалась своей свободой Дилайла. Женщине требовалось немалое мужество, чтобы жить в соответствии со своими желаниями, и Линдси не могла не восхищаться своей тетушкой.

— Интересно, вернулся ли домой Руди? — вспомнила она о брате, который тоже был на балу, но довольно скоро уехал куда-то с друзьями.

— Вряд ли он вернулся домой раньше нас, — покачала головой Дилайла. — Держу пари, он явится не раньше утра.

— Просто он еще очень молод, в нем играет кровь, и его тянет на подвиги, — попыталась защитить брата Линдси. — Каждый молодой человек проходит через это.

Хотя Руди был моложе Линдси всего на год, он был всеобщим баловнем семьи и к тому же наследником титула барона; ему потворствовали во всем.

— Твой брат крайне безрассуден и неосторожен. Этот бездельник слишком много пьет и к тому же водит дружбу с дурной компанией. Твоему отцу давно следовало взять его в ежовые рукавицы. Теперь-то уже поздно, мальчик вырос.

— Он еще совсем юнец, — возразила Линдси. — Это болезнь возраста, и со временем она у него пройдет…

Линдси искренне надеялась, что все будет именно так. Руди рос без надлежащего присмотра, ему слишком многое позволялось. Он имел ужасную репутацию повесы, и порой Линдси сомневалась, что он когда-нибудь изменится к лучшему, хотя и надеялась на это всей душой.

Выпив свою порцию хереса, тетушка Ди сказала:

— Ну что же, пора спать.

— Да, вы правы, тетя, — вздохнула Линдси. — Спокойной ночи!

Выйдя из гостиной, она медленным шагом направилась к себе в спальню, размышляя о том, что в словах Дилайлы, несомненно, была доля истины.

Руди появился дома на следующий день, в десять часов утра. Линдси уже заканчивала завтрак, когда до нее донесся неясный шум. Надеясь, что это вернулся Руди, она быстро вышла в холл.

Покачиваясь на нетвердых ногах, брат ухмыльнулся ей и попытался снять шляпу, которая тут же выскользнула у него из пальцев и покатилась по мраморному полу.

— Д-д-доброе утро, сестренка, — пробормотал он.

Дворецкий наклонился и поднял шляпу, делая вид, что не замечает состояния Руди. Линдси шагнула к брату.

— Боже мой, да ты совсем пьян!

Руди — высокий, худой юноша с рыжеватыми волосами и веснушками на лице — пьяно хихикнул:

— А что… неужели заметно? — Он глупо ухмыльнулся и, покачнувшись, повалился на пол.

— Бендерс, помогите мне отвести брата в его спальню, — повернулась к дворецкому Линдси.

— Разумеется, мисс.

С этими словами дворецкий шагнул к Руди, но тот с поразительным проворством отодвинулся в сторону и, с трудом поднимаясь на ноги, пробормотал:

— Н-н-не нужна мне… н-н-никакая помощь. Я просто зашел домой, чтобы… чтобы п-п-принять ванну и переодеться… В клубе меня ждут друзья и… и Т-т-том Боггз.

Линдси обняла брата за плечи.

— Ты в своем уме? — укоризненно покачала она головой. — В таком состоянии ты никуда не пойдешь. Ты же в стельку пьян!

— Неужели все так плохо? — нахмурился Руди.

— Хуже некуда! Ты едва держишься на ногах!

Руди недоуменно пожал плечами. Линдси заметила, что его фрак сильно помят и в нескольких местах чем-то заляпан.

— Тогда я, пожалуй, прилягу ненадолго… а то комната плывет у меня перед глазами…

— Вот именно, — подхватила Линдси, — тебе нужно поспать.

Она взяла брата под руку с одной стороны, дворецкий — с другой, и они чуть ли не волоком потащили Руди наверх, в его спальню. Он оказался тяжелым, словно куль муки, и когда им удалось наконец положить юношу на кровать, оба тяжело дышали, словно разгрузили вагон с углем. Едва голова Руди коснулась подушки, глаза его закрылись и он погрузился в глубокий сон.

— Похоже, молодой хозяин кутил всю ночь, — покачал головой Бендерс.

— И уже не первый раз.

— Просто он очень молод и жизнелюбив по натуре.

— Лучше бы он научился управлять своим жизнелюбием, пока оно не довело его до беды.

Бендерс молча кивнул. Выходя из комнаты, он позвал мистера Пича, камердинера Руди, чтобы тот раздел его и уложил в постель.

Вздохнув, Линдси вышла из спальни брата. Слава Богу, тетушка Ди не видела всего этого безобразия. Хоть она и была сторонницей независимого образа жизни, пьянство в ее понимании находилось за границей дозволенного.

Линдси работала над очередной колонкой светской хроники, посвященной на этот раз балу в доме маркиза Пенроуза. Она писала о богато украшенном бальном зале, о многочисленных вазах с роскошными хризантемами, о зеркалах в золоченых рамах, обо всем, что делало бальный зал похожим на Версальский дворец, как вдруг в редакции появился Руди. Он вошел быстрым шагом, на его заметно побледневшем лице ярко выделялись веснушки, в широко распахнутых зеленовато-карих глазах плескалась тревога.