Мэри Бэлоу - Хранимые ангелами

– Заходите в дом, – сказал мальчик, когда они закончили дела. – И выпейте чашку чая. Хотя я не думаю, что вы очень любите чай.

Эллиот усмехнулся.

– Сейчас чай покажется мне напитком богов.

Когда он вошел в дом, его мгновенно охватило ощущение чего-то маленького, теплого, уютного и необычайное чувство покоя. Это был всего лишь скромный коттедж, а комната – кухней и гостиной одновременно, с самой простой и практичной мебелью, с земляным полом, покрытым несколькими домоткаными ковриками. В очаге горел огонь, распространяя тепло и озаряя всю комнату веселым светом.

Он глупо подумал, что это самый прекрасный дом, который он когда-либо видел.

– Он здесь, бабушка, – высоким голосом сказал мальчик, входя следом за ним, и плотно закрыл дверь, оставив снаружи свирепствующую снежную бурю. – Я привел другого.

Возле очага стояла пухленькая и уютная женщина простоватого, даже скучного вида и неопределенного возраста. Она посмотрела на Эллиота и улыбнулась так, что сразу показалась необычайно красивой.

– Бабушка! – нежно пробормотала она и тихо засмеялась. – Хорошо, пусть будет так. Да, я вижу, что привел, Джос. Снимайте шапку и пальто, сэр, проходите и устраивайтесь у огня. Я налью чаю. Это придаст вам сил.

– Спасибо, – сказал он. – Вы очень добры, мэм. Я уверен, что ваш внук сегодня спас мне жизнь. Метель возникла как будто ниоткуда.

Он снял шапку и пальто, и мальчик забрал их. Похоже, что кто-то еще был также застигнут метелью и нашел убежище в доме. Когда он прошел в комнату, она сидела в деревянном кресле возле очага, спиной к нему. Но теперь поднялась и повернулась к нему лицом. От замешательства и потрясения у нее расширились глаза.

На миг он не признал ее. Или, скорее всего, его сознание отказывалось принимать то, что говорили ему глаза. Это было так давно – более пяти лет назад. Тогда она была почти девочкой всего-навсего семнадцати лет. Он не ожидал встретить ее в этих краях, в нескольких милях от дома его деда. Бабушка писала, что у нее в этом году какие-то другие планы. Безусловно, она была последним человеком, с кем он ожидал столкнуться здесь, в этом сельском пристанище. Такое совпадение ошеломляло.

Но она была здесь, по-прежнему маленькая, по-прежнему тоненькая, по-прежнему красивая. Не изменили цвета и были все так же пышны ее роскошные золотисто-каштановые волосы, и все так же огромны были ее зеленые глаза. Но теперь перед ним стояла женщина. Такая же красивая, как девочка, какой она тогда была. И даже более. О да, еще более красивая.

Он судорожно сглотнул.

Она прошептала:

– Эллиот.

– Джун, – он не был уверен, что ее имя слетело с его губ.

– Эллиот и Джун, – добродушно сказала бабушка Джоса, разрушая чары. – Значит, вы знаете друг друга. Проходите и садитесь, Эллиот. Вы тоже садитесь, милочка, а я налью вам еще чашечку. Скоро вы оба согреетесь. Как чудесно, Джос. Будут люди, и в доме станет теплее и оживленнее, как и полагается на Рождество.

Все было так удивительно, и во всей этой ситуации была какая-то странность, но минуту спустя его и Джун усадили по обе стороны очага. Они пили чай и украдкой бросали друг на друга изучающие взгляды. Несмотря на сильные неловкость и смущение, которые, как он понимал, должна была ощущать она, и которые должен был бы испытывать он, виконт лишь чувствовал себя завороженным теплом очага, уютом дома, и улыбчивым гостеприимством госпожи Паркс – так она представилась, когда он занял предложенное ему место. А также добродушием своего маленького морковноголового спасителя, который, скрестив ноги, сидел перед ним на полу. Его яркая голова почти касалась колена виконта.

Он чувствовал себя почти счастливым.

В конце концов, он позволил себе осознать, что правда заключается в том, что в течение всех пяти лет он жаждал увидеть ее. Увидеть хоть на миг. Но, наказывая себя, упорно ее избегал.

Выходит, она направлялась к деду? Они пытались сосватать их заново, его бабка и дед? Или, вернее, пытались подлатать их несчастный, давно мертвый брак? Если бы он встретился с ней в Хэммонде, то разругался бы с ними и умчался прочь. Возможно, чтобы уже никогда не вернуться. Он был почти уверен, что именно так бы и отреагировал. Он бы невыносимо стыдился, встретившись с ней на глазах всех любопытствующих родственников и друзей семьи.

– Мы – муж и жена, – сказал он госпоже Паркс, у которой позже мог возникнуть вопрос о странном совпадении его с Джун фамилий. Он заметил, что при этих словах щеки Джун порозовели.

– О да, – спокойно сказала госпожа Паркс, скрывая удивление, которое должна была бы почувствовать. – И вы сможете вместе провести Рождество. Ведь это самое лучшее время, которое можно провести с любимыми.

Чего-чего, а этого у него никогда не было. Он никогда не проводил Рождество с Джун. Когда он купил себе чин и ушел со своим полком в Испанию, она была еще ребенком, а он незрелым юнцом. Он окончательно вернулся домой в июле 1815, после Ватерлоо, и почти сразу же женился на ней. А к началу октября она уже сбежала от него. И он не поехал за ней. Любимыми? Их любовь давным-давно умерла.

– Это будет лучшее Рождество, – радостно сказал Джос.

– Он радуется нашей маленькой компании еще больше, чем его старая бабушка, – захихикала госпожа Паркс.

Мальчик рассмеялся вместе с ней. Это был такой счастливый смех. Джун улыбалась, хотя и не ему. Эллиот заметил это, когда взглянул на нее. И тоже улыбнулся.

–  Лучшее Рождество.

Ах, если бы!

Вскоре стало понятно, что им придется остаться здесь на ночь. Она подумала, что это было ясно с самого начала, но тогда, оказавшись в безопасности, в теплом и уютном доме, она испытывала слишком сильное облегчение, чтобы думать об этом.

Снаружи все еще шел сильный снег. Было ясно, что дороги совсем непроезжие. Вдобавок, скоро стемнеет. Увы, им придется остаться на ночь. И кто знает, что случится завтра? Возможно, и завтра они не смогут двинуться дальше. Завтра наступит Сочельник, а послезавтра будет Рождество.

Они могут застрять в этом затерянном маленьком доме на Рождество. Невообразимая и странно заманчивая перспектива.

Они сидели вчетвером вокруг стола и ужинали тушеными овощами в густой подливе и свежеиспеченным хлебом. Но прежде чем начать есть, они взялись за руки, чтобы возблагодарить господа. Прежде это смутило бы Джун: она привыкла к более сдержанной манере – чуть склонить голову и быстро пробормотать молитву. Но руки госпожи Паркс и Джоса – по счастью ее усадили напротив Эллиота, и ей не пришлось дотрагиваться до него – сжимали ее руки так сердечно и так крепко, что она чувствовала, как тепло и покой наполняют ее, овладевают всем ее существом, доходят до самого сердца.

Она подумала, что это странное чувство может быть вызвано ее недавним избавлением от страха и смертельной опасности. Это было такое необычное чувство – смесь благодарности, радости и стремления жить.

Что он делал на дороге к Хэммонду? Этот вопрос она задавала себе с того самого момента, как он вошел в дом. Хотя тогда ответ был столь же очевиден, как и теперь. Он собирался провести Рождество с семьей. Между тем, он прекрасно знал, что в этом году ее черед. Однако, он тоже направлялся туда.

Но какой-то странный и нелепый поворот судьбы свел их вместе в этом самом доме. Почему никто из остальных гостей не нашел дорогу сюда? Почему из всех только двое – она и Эллиот?

Через стол она поймала его взгляд и опустила глаза на свою тарелку.

Было нечто странное в том, что она не испытывала тревоги, страха, негодования, всего того, что ей следовало бы чувствовать. Неужели он специально направлялся в Хэммонд, чтобы наконец-то встретиться с ней? Она никогда не признавалась себе, и с трудом могла сделать это сейчас, что уже более пяти лет ждет его возвращения.

– Похоже, это Рождество будет счастливым, – сказала госпожа Паркс, добродушно улыбаясь всем сидящим за столом.

– Будет весело, бабушка, – воскликнул мальчуган, и его веснушчатое лицо засияло в предвкушении.

– Боюсь, – извиняющимся тоном сказал Эллиот. – Что этот снег и два нежданных гостя могут испортить вам Рождество. Наверное, остальные члены вашей семьи живут далеко от вас? И далеко ли отсюда до ближайшего жилья?

– Вся наша семья – за этим столом, – сказала госпожа Паркс, взяв корзинку с хлебом и снова предлагая ее присутствующим. – Во время Рождества семья – это все, в ком человек нуждается. Самые близкие и дорогие.