Значит, их только двое. По-видимому, родители Джоса умерли. И их только двое. Это должно было бы очень печалить, но похоже, это совсем не так. Джос казался таким счастливым маленьким мальчиком. И теперь он смотрел на бабушку сияющими глазами.
– И они – самые лучшие гости. Ведь так, бабушка? Это будет самое лучшее Рождество.
Лучшее Рождество.
Самый близкий и дорогой.
Ах, если бы.
Джун снова посмотрела на Эллиота и встретилась с его непроницаемым взглядом.
Он стал старше. О нет, не хуже. Скорее наоборот. Теперь он выглядел более внушительно. Исчез тяжелый, жесткий, беспокойный взгляд, каким он смотрел после возвращения с войны. Его темные глаза потеряли тот фанатичный блеск, который так часто появлялся и так сильно пугал ее. Как, впрочем, и многое другое, что пугало ее в течение всех трех месяцев их брака. Его темные волосы были такими же густыми, но стали короче, а прическа более аккуратной, чем пять с половиной лет назад. Когда она выходила за него замуж, то думала, что не может быть мужчины красивее. Однако, теперь он стал еще красивее.
– Завтра, – сказал мальчуган высоким взволнованным голосом, барабаня пятками по перекладине своего стула. – Мы с вами, приятель, пойдем и наломаем зеленых веток, а потом украсим ими дом. А потом возьмем в сарае деревяшки, вырежем Рождественский ковчег и поставим его на окно. И еще мы сделаем звезду и…
– Подожди минуту! – Эллиот поднял руку и рассмеялся. Когда он смеялся, то становился ошеломляюще привлекательным. – Завтра я надеюсь оказаться на пути к Хэммонд-Парку в моем фаэтоне, с моими лошадьми и с моей же… моей ж-женой. Мои бабушка и дедушка, герцогиня и герцог, будут ожидать нас. Если мы не отпразднуем Рождество дома со своей семьей – это будет не Рождество.
Значит, они ожидали его. Они знали, что он приедет. Это было запланировано. Но никто и не подумал уведомить об этом ее.
– Подождем и посмотрим, Джос, – мягко сказала его бабушка. – Подождем и посмотрим, что принесет нам завтра.
Джун подумала, что присутствие нежданных гостей привнесло немного радостного волнения в жизнь мальчугана, который жил один с бабушкой в деревне. Особенно, учитывая то, что один из этих гостей – молодой мужчина, вроде отца, который мог бы заняться с ним каким-то общим увлекательным делом.
– Когда Эллиот был мальчиком, он постоянно вырезал деревянные фигурки, – сказала она и улыбнулась ребенку. – Он был очень талантлив.
– Да, – сияя глазами, согласился ребенок. Так, словно бы не допускал и мысли о том, что у его гостя может не хватить мастерства, чтобы за один день вырезать фигурки для вертепа(1).
– А Джун всегда делала обрамление для фигурок, которые я вырезал, – сказал Эллиот. – Луга для овец из мха, с воткнутыми в него маргаритками. Деревья из прутиков, для того, чтобы посадить на них птиц. И рисовала на бумаге реку, протекающую под вертепом.
– Когда мы были детьми, – тихо добавила она, чувствуя, как от подступивших слез у нее перехватывает горло. С того времени, как распался их брак, она запретила себе вспоминать годы детства, когда они вместе росли.
Когда они закончили обедать, она помогла госпоже Паркс убрать со стола и вымыть посуду, а Джос с Эллиотом принесли еще дров и посильнее разожгли огонь в очаге. После этого Эллиот занял прежнее кресло, а ребенок уселся у него в ногах, и, глядя на виконта снизу вверх, попросил, чтобы он рассказал Рождественскую историю.
Вытирая посуду и изредка поглядывая на них, Джун снова почувствовала боль от непролитых слез. Они, ребенок и Эллиот, смотрели друг на друга. Мальчик, слушая Рождественскую историю, – внимательно и восторженно, а Эллиот – мягко, почти нежно.
Она подумала, что он был бы хорошим отцом. Он был бы… Внезапно ей стало так больно, что она закрыла глаза.
– Все будет хорошо, милочка, – очень тихо, чтобы не услышали те двое у очага, сказала госпожа Паркс. – Я обещаю, что у вас все будет хорошо.
Конечно, она, должно быть, уже поняла, что они с Эллиотом живут врозь. Ее слова необычайно утешали, хотя почему так происходит, она не могла себе объяснить. Неужели сила доброты, проявленной посторонней женщиной, может сделать так, что действительно все будет хорошо?
– Ах, ангелы, – сказал мальчик и счастливо вздохнул. – Поющие пастухам. Я хотел бы быть одним из них.
– В длинных белых одеждах и с белыми крыльями? – Эллиот, посмеиваясь, взъерошил рыжую шевелюру мальчика.
Парнишка посмотрел на бабушку, которая перестала ловить посудную тряпку и оглянулась на мальчика. Джун увидела, как они смотрели друг на друга. В этом было столько глубины, тепла и радости. Это был обмен взглядами между равными, необычный и даже странный. Совсем не то, что можно было ожидать в отношениях между бабушкой и внуком.
– Крылья! – подивилась госпожа Паркс и следом так сердечно засмеялась, что все рассмеялись вместе с ней, а звонче всех заливался мальчик. – Как на картинах и скульптурах, сэр? Умоляю, скажите, как они вообще могли бы на них летать? И зачем им нужны крылья, если они – духи и могут перемещаться силой желания?
– О, госпожа Паркс, вы не должны портить наше романтичное представление об ангелах, – шутливо упрекнул Эллиот.
– Почему бы им не являться в виде цветка? – все еще посмеиваясь, сказала госпожа Паркс. – Или ягненка, или мальчика с рыжими волосами и ушами, торчащими в стороны, чтобы ловить ветерок?
Джун быстро глянула на ребенка, чтобы посмотреть, не обидело ли его это описание, но у мальчугана лицо порозовело от смеха.
Он только сказал:
– Бабушка, поосторожнее!
– Прекрасно, тогда так, – сказал Эллиот. – Это было небесное воинство Джосов, поющих и возносящих хвалу Господу. Но пастухи приняли их уши за крылья, и в таком виде история сохранилась в веках.
Он снова взъерошил волосы ребенка, и снова все безудержно рассмеялись.
Вечер прошел очень быстро. Или, может быть, так только казалось, потому что бабушка и внук ложились по-деревенски рано, но очень скоро наступила ночь.
Над кухней был чердак, где, по-видимому, спал Джос. Когда вечером Джун задумалась о том, где они будут спать, она предположила, что на эту ночь Эллиот разделит с мальчиком чердак, а госпожа Паркс как-нибудь устроит ее с собой в спальне. Но, в конце концов, все получилось совсем иначе.
– Ну, милочка, – обратилась к Джун госпожа Паркс, когда зевающий Джос упомянул о постели. – Вам нужно умыться и надеть ночную рубашку, я найду вам ее. У меня припрятана подходящая. Этой ночью, а, возможно, и следующей я буду спать у Джоса. А вас и вашего мужа милости просим в спальню.
Как же так – она же должна была понять, что они живут врозь!
От шока Джун окаменела.
– Я… я не собираюсь выгонять вас из вашей постели.
Но госпожа Паркс улыбнулась ей теплой, ослепительной, удивительно красивой улыбкой.
– Это меня нисколько не затруднит, милочка. Я буду только рада.
Беда заключалась в том, что противостоять такой доброте и такой любви было просто невозможно. Это глупо, подумала Джун, но все выглядит так, будто, несмотря на краткость их знакомства, госпожа Паркс любит ее.
Она ждала, что Эллиот возразит, объяснит, что он будет счастлив разделить чердак с Джосом. Она ждала, что Джоса обрадует перспектива разделить свое место наверху с новым другом.
Но ни один из них не промолвил ни слова.
– Спасибо, – пробормотала Джун, следуя за госпожой Паркс сначала в спальню, а из нее в маленький закуток, отделенный занавеской – что-то вроде туалетной. – Вы очень добры.
Госпожа Паркс погладила ее по плечу.
– Все будет хорошо, милочка, – повторяла она снова и снова. – Верьте мне, так и будет.
Примечания
(1) Вертеп
В данном случае – воспроизведение сцены Рождества с помощью фигурок (кукол), изображающих младенца Христа, ангелов, пастухов и т.д.
Примерно в таком виде:
Так же "вертеп" это