— В таком случае позвольте покинуть вас, ваше величество. — И Хью с поклоном удалился, оставив Арианну лицом к лицу с королем.
Ей уже приходилось видеть его, но мельком, и было это как раз после случая в шатре Черного Дракона. Естественно, она была так потрясена и растеряна, что едва бросила взгляд на короля Генриха. Он лающим голосом спросил, действительно ли она приходится дочерью Оуэну Гуинедду, и у нее даже не хватило сообразительности отпереться. Она остро чувствовала присутствие черного рыцаря, который стоял рядом с Генрихом и смотрел как бы сквозь нее. Она не могла отвести взгляд от безжалостной линии его рта... продолжала ощущать поцелуй-наказание, в котором было что-то от примитивной, звериной жестокости. Человек, который находился рядом с черным рыцарем, был тогда все равно что невидим для нее. — А я и не знал, что уэдьские девчонки такие хорошенькие, — тем временем говорил король.
Его взгляд несколько раз смерил Арианну с головы до ног, в улыбке появилось что-то плотоядное. Несмотря на то, что женой Генриха была красивейшая женщина всего христианского мира, он успел заслужить репутацию волокиты. Поговаривали, что он довольно часто проводит ночи в спальнях фрейлин, а не в спальне королевы.
Плюхнувшись на походный трон, Генрих бросил Арианне: «Сядь!» — и тотчас, не дожидаясь, пока она повинуется, схватил ее за руку и усадил на скамью рядом с собой. Находящийся поблизости слуга поспешил на щелчок пальцев и протянул королю кубок с вином. Арианна кротко опустила ресницы, пользуясь случаем,
чтобы украдкой рассмотреть монарха. Хотя наряд его был роскошным, как того требовал королевский статус, Генрих носил его без всякой элегантности. Поверх рубахи на нем была надета короткая куртка из венецианской парчи, отделанная мехом горностая. На волосах, подстриженных непривычно коротко, красовалась золотая корона, унизанная крупными рубинами. Квадратное, довольно грубо скроенное лицо, все в веснушках, несло на себе отпечаток власти, могущества. Арианна решила, что король Англии разительно напоминает ее отца. Должно быть, он тоже был непоколебимо уверен в своем умении управлять государством и достаточно проницателен, чтобы видеть мотивы человеческих поступков, кто бы их ни совершал, будь то наследник престола или последний слуга, выливающий ночной горшок.
— Кого ты предпочитаешь видеть победителем, леди Арианна? — спросил король, устремляя на нее свои выпуклые глаза.
— Осмелюсь признаться, ваше величество, мне отвратительна мысль о браке с нормандцем, кто бы он ни был.
— Тем не менее отец повелевает тебе выйти замуж за нового лорда Руддлана.
— Я исполню свой дочерний долг, ваше величество.
Некоторое время король смотрел на нее молча, с интересом, поглаживая рыжую бороду. Наконец он мягко потрепал ее по руке.
— Хочу дать тебе отеческое напутствие, дорогая моя, и очень, очень советую прислушаться к моим словам. Скорее всего в поединке победит Черный Дракон, а значит, ему и быть твоим мужем. Веди себя с ним кротко и послушно, девочка моя. Характер у этого человека поистине дьявольский, и ты жестоко пожалеешь, если рискнешь показать свои коготки.
— Ваше величество, я получила воспитание, достойное настоящей леди, — сказала Арианна, хотя руки ее были до боли сжаты на коленях. — Кто бы ни стал моим мужем, я буду почитать его и подчиняться ему.
Но она усомнилась в своих словах раньше, чем они слетели с языка. И в самом деле, она была воспитана так, чтобы ублажать мужа, предвосхищать его желания, присматривать за его замками, сколько бы их ни было, а главное — подчиняться ему, подчиняться всегда и во всем. Но она была внутренне готова к такой доле лишь потому, что надеялась на брак столь же счастливый, в каком жили ее родители: брак, полный любви и взаимного уважения, брак с человеком, который лелеял бы ее, желал бы с ее стороны не повиновения, а товарищества, подлинной духовной близости. Каким невозможным казалось все это сейчас! Арианна вдруг не обнаружила в себе ни на йоту желания подчиняться. Все, чего она хотела, — это негодовать и бунтовать против несправедливой судьбы и нормандского рыцаря, который собирался владеть ею, как вещью.
В это время к ярусу самых знатных гостей приблизился распорядитель турнира. Важный, разодетый в алый бархат, он склонился перед королем в ожидании знака. Получив кивок, он взмахнул белым жезлом и провозгласил:
— Ввести участников турнира!
Зазвучали фанфары. Четыре герольда в одеяниях из пурпурного шелка ступили внутрь палисада — это был авангард блистательной процессии. За ними следовал верхом на лошади жонглер, раз за разом подбрасывающий высоко вверх наточенный меч, чтобы потом ловко поймать его за рукоять. И, наконец, один за другим на место будущего ристалища выехали рыцари, распевающие под ритмичный аккомпанемент барабанов и тамбуринов. Начищенные доспехи немилосердно отражали солнечные лучи, ярко раскрашенные щиты и пики казались букетом гигантских полевых цветов, чудесным образом передвигающимся по полю.
Бессознательно, сама того не замечая, Арианна отыскала среди них черного рыцаря. Это было нетрудно. Он ехал бок о бок с графом Честером в арьергарде процессии. Это означало, что поединок между ними состоится последним.
Рыцари продефилировали перед ложами, намеренно горяча коней, и без того возбужденных предстоящим сражением, пусть даже потешным. Ленты, перчатки и подвязки дождем посыпались на арену. Арианна заметила, что наибольшее их количество предназначалось черному рыцарю. Тот ухитрился подцепить кончиком пики летящий чулок в желтую и голубую полоску. Нервно похохатывающая дама — очевидно, владелица чулка — испустила крик восторга. Черный рыцарь засмеялся, заставив своего коня проделать сложный пируэт. Зрители разразились приветственными криками.
Миновав центральные ложи, рыцари разделились на две цепочки и галопом поскакали в разные стороны арены. Две фанфары пропели вызов друг другу, и это означало, что турнир начался.
Арианна сидела рядом с королем совершенно неподвижно, не издавая ни звука, стараясь не выдать ничего из того, что чувствовала. Двух рыцарей уже вынесли с поля на щитах: у одного была сломана нога, другой был весь залит кровью, обильно текущей изо рта и носа. Похоже, черный рыцарь мог бы зарабатывать на жизнь, сражаясь на турнирах, когда поблизости не было ни одной войны. Он казался единым целым со своим конем, бросаясь вперед с яростным неистовством, ломая пику за пикой о щиты противников, нанося удар за ударом с такой силой, что невольно возникал вопрос, не трещат ли при этом его собственные сухожилия, не хрустят ли суставы.
К тому моменту, когда на арене остались только два рыцаря, было уже далеко за полдень. Напряженная тишина окутала ряды зрителей. Почему-то при этом глаза всех и каждого обратились на Арианну. Она почувствовала это и сумела сохранить полную неподвижность и бесстрастное выражение лица, и только боль в ладонях заставила ее бросить взгляд вниз. Лежащие на коленях руки были сжаты в кулаки с такой силой, что ногти до крови впились в ладони. Оруженосцы отвели боевых коней под уздцы на противоположные стороны арены. Черный Дракон и граф Честер застыли в седлах, как статуи, — черная и серебряная. Их поединок, в отличие ото всех предыдущих, не прекращался после трех сломанных пик, он должен был продолжаться до тех пор, пока один из рыцарей не попросит пощады или не потеряет сознания.
Некоторое время соперники молча смотрели друг на друга, потом практически одновременно опустили длинные тяжелые пики и прикрылись щитами. Оруженосцы отошли на несколько шагов, распорядитель торжественно вознес вверх свой белый жезл.
— Сразитесь же во славу Бога и Девы Марии, покровительницы всех рыцарей!
В следующее мгновение оба коня рванулись вперед. От бешеного галопа задрожала земля, целые фонтаны гравия и грязи полетели во все стороны. Хотя оба животных были могучими, черный конь Дракона выглядел более широкогрудым и тяжелым. Всадник прирос к седлу, слился с ним, и этот громадный черный кентавр несся вперед наподобие невиданного и смертоносного оружия. Пика ударила в самый центр щита графа Честера и разлетелась с таким оглушительным треском, что взволнованный ропот умолк. Удар оказался так силен, что конь графа был отброшен назад и припал на задние ноги, почти усевшись на круп. Пика Хью соскользнула со щита Рейна, не нанеся какого-либо ущерба, за исключением длинной неровной царапины.
— Хороший удар! Хороший удар! — раздалось со всех сторон.