— И ты только и делал, что... — Сибил умолкла и потупилась, румянец, как две бледные розы, расцвел на щеках.
— Только и делал, что трогал твои груди сразу обеими руками, — закончил за нее Рейн.
В уголках ее рта были крохотные складочки, которые превращались в ямочки, стоило Сибил улыбнуться. В конце концов она убрала руку, но очень, очень медленно, скользя пальцами по его пояснице. На ее носу и щеках по-прежнему была знакомая Рейну россыпь веснушек. Как-то раз они затеяли игру, в которой он должен был поцеловать каждое из этих нежных пятнышек.
— Это было великолепное венчание, Рейн.
— Правда? Мне почти не с чем сравнивать. Я был только на одном — на твоем, Сибил.
Она отшатнулась, лавандово-синие глаза наполнились слезами.
— А я-то надеялась, что ты простил меня! Что мы снова сможем стать друзьями. Ты до сих пор ненавидишь меня, так ведь? Ненавидишь за то, что я стала женой Хью.
— Ненавижу — это не то слово, — ответил Рейн, наблюдая за тем, как слезинка задрожала на светлых ресницах и покатилась по щеке. — Я давным-давно убедился, что человеческая жизнь состоит из немногих больших трагедий и множества мелких разочарований. Ты, милая Сибил, стала одним из моих мелких разочарований.
Она зажмурилась. Губы задрожали, рот искривился так, что складочки в уголках
углубились. Она сразу стала выглядеть старше.
— Ну а как насчет твоего брака? Как ты его назовешь, большой трагедией или мелким разочарованием?
Рейн отыскал взглядом жену, сидящую в стороне от других за свадебным столом. Под рассеянным солнечным светом, струящимся сквозь желтый шелк тента, соболиный мех ее волос искрился, словно усыпанный золотой пылью. Овал ее лица казался нежнее, тоньше. У нее был вид княгини, и княгиней она была — и он хотел ее.
— Она принесла мне Руддлан и титул лорда, — ответил Рейн женщине, которую когда-то любил всем сердцем, хотя в этот момент глаза его оставались прикованными к жене и напряжение в его чреслах тоже было адресовано ей. — Она нарожает мне сыновей с голубой кровью в благородных венах. Я называю этот брак улыбкой судьбы.
— Ты очень изменился, Рейн. И я думаю, мне не нравится человек, в которого ты превратился.
Сибил прижала ладонь ко рту, круто повернулась и бросилась прочь. Рейн последовал за ней, но все его внимание было сосредоточено на жене, которая зачарованно смотрела на его брата.
— Перестань пялиться на него!
Арианна повернулась, неловко вскинула голову, и едва не задрожала при виде откровенной ярости на угловатом смуглом лице мужа. Упрек был настолько незаслуженным, что она не сразу, нашлась, что ответить.
Рейн сел, вытянув одну ногу, а другую прижав бедром к ее бедру. В этой позе он и остался. Сердце Арианны стучало как сумасшедшее, но она подавила начинающуюся нервную дрожь. Этот человек пугал ее, но глубоко внутри она понимала, что должна сейчас же, немедленно, восстать против его мощного напора. Иначе ничего не останется, как позволить размолоть себя на жерновах его безжалостной личности,
— Ты — самый настоящий ублюдок! — прошипела она, задыхаясь от негодования.
— И еще какой! И раз уж ты теперь приходишься этому ублюдку женой, то постарайся не забывать об этом ни на минуту. Держись подальше от постели моего брата.
— Да как ты смеешь подозревать меня в полном отсутствии чести? Как смеешь думать, что я способна нарушить обет? Даже если этот обет дан всего лишь такому, как ты, ублюдку...
— Довольно! — рявкнул Рейн, припечатав ладонь к столешнице. — Мое имя Рейн, и с этой минуты, обращаясь ко мне, изволь называть меня так!
— Отправляйся к дьяволу!
— Я не шучу, Арнанна. Не подталкивай меня к тому, чтобы...
— Я буду подталкивать тебя, нормандский ублюдок. Подталкивать до тех пор, пока ты не свалишься в английское болото, откуда когда-то выполз!
Она не замечала, что пальцы ее сомкнулись вокруг рукоятки столового ножа. Внезапно рука мужа оказалась на её запястье, намертво придавив руку к столу.
— А тебе известно, кто всегда побеждает на турнире? Рыцарь, который наносит самый сильный, самый беспощадный удар. Человек, которому незнакома жалость. — Он выхватил нож из ее онемевших пальцев. — Я еще ни разу не потерпел поражения на турнире, помни это, Арианна.
Те, что сидели за одним столом с ними, давно уже притихли, с нескрываемым удовольствием наблюдая за первой размолвкой молодых. Рейн все еще держал руку на запястье Арианны. Он не старался причинить ей боль, но она сознавала что он способен переломать ей кости, просто сжав покрепче свои длинные загорелые пальцы.
— Жена, у гостей складывается не самое лучшее мнение о наших отношениях. Улыбнись мне. — Рейн сжал ее руку чуть сильнее. Арианна ответила на это вызывающим взглядом. — Улыбнись мне, Арианна. И пусть твоя улыбка будет искренней. — Она показала все свои зубы в ужасающем оскале.
Талиазин протиснулся между ними и водрузил на стол поднос, на котором громоздилась пирамида из засахаренных блинов. При этом самый верхний свалился на помост, попутно обляпав маслом колено Рейна.
— Милорд, ваш театр двух актеров просто неподражаем! — сказал оруженосец с нескрываемым неодобрением. — Теперь всем и каждому ясно, что молодые супруги обожают друг друга.
— Я сыт твоими замечаниями по горло! — отрезал Рейн, на щеке у которого начал подергиваться мускул.
— Справедливо, милорд. Но если бы вы сами снова снова все не портили...
— Талиазин!
Оруженосец побледнел. Он отошел, ничего больше не добавив, но очень скоро вернулся с жареной оленьей ногой на подносе. Лицо его было угрюмым.
Еда и вино продолжали прибывать на стол во все возрастающих количествах: кабанья голова с подливой из пряных трав; перепела в можжевеловом соусе; щука, фаршированна спаржей. Когда гости поняли, что не могут проглотить болыш ни кусочка, распорядитель пира подал знак начинать представ— ление, в котором друг друга сменяли жонглер, ловко ловивший мячики в поставленную на лоб миску, акробаты, борцы, дрессировщик с мартышками, умеющими делать сальто.
В заключение к гостям вышли потешники, исполнители соленых деревенских сценок и плясок. Их лица были вымазаны сажей дочерна, колокольчики, привязанные пониже колен звякали при прыжках и выкрутасах, которые они проделывали под аккомпанемент волынки и тамбурина. Снова между столами начался водоворот ярчайших красок, бешеное кружение тончайших тканей, которые должны были изображать то реку, то море, то зеленый луг. Один из потешников держал в руке палку, на конце которой подпрыгивал и колыхался под ветром бычий пузырь, полный воды. Он был перевязан и раскрашен так, чтобы максимально походить на гигантский фаллос.
Гости разразились одобрительным смехом, показывая пальцами на громадный, недвусмысленно устремленный к небу символ мужской силы. Над столами послышались громкие и более чем нескромные шуточки насчет брачной ночи. Арианна сидела, окаменев и выпрямившись в струнку, изо всех сил борясь с подступающей тошнотой. Ей приходилось бывать на свадьбах, но никогда еще она не оказывалась центром внимания, мишенью для двусмысленностей и грубых намеков. Ей даже в голову не приходило, каково при этом невесте сидящей рядом с тем, кто очень скоро должен раскрыть ей суть супружеских обязанностей.
Мужчина, сидевший рядом с Арианной, кивнул в сторону потешника, помахивающего раскрашенным под фаллос пузырем.
— Смотри внимательно, моя маленькая женушка, потому что как раз такой ивовый прутик скрывается в штанах нормандца.
Господи Иисусе! Конечно же, это шутка... не может быть, чтобы это не было шуткой! Но здравый смысл вдруг изменил ей, и Арианна начала всерьез бояться, что нормандцы не только подвержены дурным наклонностям, но и противоестественно щедро одарены природой.
В этот момент граф Честер стукнул кулаком по столу, требуя тишины. Он тяжело встал, схватил полный кубок и высоко поднял его.
— Благородные дамы и господа! Я поднимаю этот тост за моего брата, лорда Руддлана, и его супругу!
Все собравшиеся за столами поднялись, кто с кубком вина, кто с кружкой эля. Местные жители, сгрудившиеся на отшибе в ожидании свадебных даров, посрывали головные уборы и разразились приветствиями, на этот раз почти искренними. Граф Хью снова застучал по столу.
— А теперь я пью за Англию и короля Генриха! И да правят они безраздельно!
Тост поддержали все приглашенные, за исключением насупившихся Айвора и Кайлида. Со стороны крестьян последовали куда менее единодушные приветствия, сопровождаемые ропотом по-уэльски. Рейн ненадолго поднес к губам кубок в форме дракона, потом протянул его Арианне.