Пенелопа Уильямсон - Хранитель мечты

— Пей, жена.

— Да у меня в глотке застрянет даже капля, выпитая за Англию! — процедила Арианна, сжимая в кулаки лежащие на коленях руки. — С меня хватает и того, чтобы сидеть здесь и слушать, как твои друзья злорадствуют над судьбой страны от которой отсекли кусок, как от мясного пирога!

Светлые глаза Рейна сузились, рот сжался в упрямую линию. Арианна приготовилась к тому, что вино будет влито ей в горло насильно. Однако муж ограничился пожатием плеч.

— Такова цена поражения.

— По крайней мере, мне служит утешением мысль, что это ненадолго. Настанет день, когда король Артур восстанет со своего золотого ложа на острове Авалон и поднимет волшебный меч, чтобы навсегда выбросить вас за пределы страны! Настанет день, когда он снова воссядет на английский трон! Великий прорицатель Майрддин предрек ему полную и окончательную победу.

— Тот, кого у нас называют Мерлином? Хм... — длинные пальцы Рейна пробежали вверх-вниз по драконьему хвосту кубка. — Талиазин что-то говорил мне о том, что ты слывешь ясновидящей, так ты уж не поленись, дай мне знать, когда Артур начнет восставать с ложа, чтобы я мог попереживать.

— В этом и заключается недостаток нормандцев... один из великого множества присущих им недостатков. У вас нет ни на грош воображения.

— Как раз наоборот. Мне хорошо известно, какая вонь идет от человека, умершего несколько дней назад, поэтому мне нетрудно представить ужасающее зловоние короля Артура, который гнил на своем золотом ложе в течение шести сотен лет. Если настанет день, когда он окажется на английском троне, Лондон обезлюдеет через пару часов.

Разъяренная до полной потери чувства страха, Арианна швырнула ему в лицо самое страшное оскорбление, которое только могла придумать:

— Вы — не настоящий рыцарь, сэр!

В ответ Рейн озадачил ее, внезапно расхохотавшись. Он откинул голову, и солнце осветило его крепкую загорелую шею. Арианна вдруг забыла, о чем они только что спорили. До чего же у него угловатые, резкие скулы, словно высеченные из бронзы, и какой красивый рот...

Никогда еще она не чувствовала такого странного, такого противоречивого отношения к человеку. Он и пугал ее, и отталкивал — и при этом тянул. Ей это очень и очень не нравилось.

— Смейся, смейся! Все равно этот день настанет, — сказала она с возмущением и почему-то с дрожью в голосе. — Тогда нормандская кровь исчезнет с лица земли!

Рейн все еще улыбался, и глаза его были в этот момент не цвета кремния, а цвета дыма над костром. И эти дымно-серые глаза смотрели на ее губы.

— Нормандская кровь будет течь и в твоем сыне, Арианна. Будь уверена, ты подаришь мне сына.

Ей показалось, что сердце вдруг перестало биться. Когда же оно застучало снова, то неровно, рывками.

— Нет... этого не будет...

— Будет. Сегодня ночью я намерен зачать дитя в твоем лоне.

Рейн стоял коленями на сладко пахнущих камышовых стеблях, не отрывая взгляда от постели. Верхнее покрывало из серого меха было откинуто, фиалки сплошь устилали тонкие камлотовые простыни.

Епископ взмахнул кадилом, и длинные ленты ладана, свиваясь, потянулись вверх, к вышитому балдахину. Сквозняк покачивал бронзовые светильники, на цепях свешивающиеся с потолка. От этого жутковатые тени бегали по стенам, украшенным позолотой. Слабый голос старика епископа шуршал, как палые листья, когда он затянул «Dominum vobiscum».

Рейн думал о том, что никогда еще брачное ложе так не нуждалось в благословении, как на этот раз.

Как Бог свят, он предпочел бы, чтобы все произошло по согласию. Но, по согласию или нет, он собирался лишить жену девственности. В эту ночь их брак должен, обязан был осуществиться, на случай если князю Оуэну взбредет в голову завтра явиться под стены Руддлана с требованием вернуть ему дочь и замок. Более чем от соблюдения мирного договора, более даже, чем от его личного пребывания в замке, права Рейна на Руддлан зависели от его обладания Арианной.

Епископ поднял кропильницу, капли святой воды брызнули сквозь отверстия в серебряном сосуде, покрыв простыни влажными пятнышками. Каждое из пятнышек расплылось, позволив темный матрац стал просвечивать сквозь тонкую ткань. Казалось, постель испещрили капли крови. «Кровь... рано поутру мне понадобится девственная кровь Арианны на простынях», — думал Рейн. И еще он думал о том, как сильно хочет зачать этой ночью сына.

Епископ наконец удалился, сопровождаемый звуками фанфар. Рейн встал и посмотрел на склоненную голову жены. Темные волосы Арианны были разделены на две волны, и его поразила белизна кожи в проборе. Он наклонился, протянул руку, безмолвно предлагая опереться на нее и подняться. После недолгого колебания она вложила в его ладонь свою, и Рейн ощутил дрожь, сотрясшую все ее тело. Арианна подняла взгляд, и Рейн увидел в нем острый, всепоглощающий страх.

В следующую секунду ее окружила и увлекла прочь из спальни группа смеющихся и перешучивающихся женщин.

Внизу, в пиршественной зале, его брат и остальные гости уже успели совершить не одну прогулку к объемистой бочке с мальвазией. Рейн в полном молчании выдержал поток шуток и шуточек, глотая вино и ожидая, пока женщины уложат новобрачную в постель. Он вдруг почувствовал себя смертельно усталым и желал только одного: поскорее покончить с тем, что ему предстояло.

Расположение его духа постепенно стало таким мрачным, что, когда пришло время присоединиться к молодой жене на супружеском ложе, гостям стоило только посмотреть на его лицо, чтобы благоразумно воздержаться от традиционной свалки вокруг постели. Рейн поднялся по лестнице в полном одиночестве.

Когда он отворял дверь, кожаные петли издали неприятный и скрипучий звук. Арианна вздрогнула, рванув простыню вверх до самого подбородка. Висячие светильники были теперь потушены, и спальню освещали только отсвет тлеющей жаровни и свет высокой, украшенной филигранью брачной свечи у самой кровати. Этот слабый мерцающий свет то освещал лицо Арианны, то превращал его в некий загадочный, скрытый во мраке лик.

Рейн поискал слова, которые соответствовали бы случаю, но в голову, как назло, ничего не приходило. Он плотно прикрыл дверь и привалился спиной к потрескавшемуся, обитому железными пластинами дереву. Арианна не сводила с него взгляд, глаза на бледном лице казались особенно большими и темными.

— Арианна... — начал Рейн, но слов не было, и он умолк. Он думал о том, как бы приободрить ее без обещания не причинять боли, потому что знал, что боль неизбежна.

Он не нашел подходящих слов. Напряженное молчание длилось и длилось. Наконец губы Арианны искривила насмешливая улыбка — та самая, которая разом вызывала в нем желание поставить ее на место и заняться с ней любовью.

— Прекрасная речь, нормандец! Ты пришел, чтобы зачать дитя в моем лоне?

На щеках Рейна заиграли желваки. Он оттолкнулся от двери и направился к постели.

— Ну, девчонка!.. — процедил он сквозь стиснутые зубы. Пальцы Арианны конвульсивно стиснули край простыни, и она вжалась в подушки, среди которых сидела.

— Отпусти простыню! — приказал Рейн.

— По крайней мере, ты мог бы проявить хоть немного галантности...

— Я сказал, отпусти простыню!

Руки ее упали вдоль боков, и простыня соскользнула на талию. Рейн сделал шаг вперед, забрал полную горсть тонкого атласа и рывком сбросил простыню на пол.

Арианна с такой силой вдавила ладони в матрац, что на запястьях проступили сухожилия. От усилия справиться с дыханием грудь ее буквально ходила ходуном. В воздухе заструился густой запах фиалок.

При виде ее обнаженного, очень белого тела сладостное томление в паху Рейна стремительно разрослось, заставив член налиться и затвердеть от желания.

Языческое ожерелье в виде пары извивающихся змеек по-прежнему оставалось на шее Арианны. Ее судорожное дыхание порождало иллюзию того, что бронзовые пресмыкающиеся ожили и стараются освободиться. На фоне странного украшения груди выглядели особенно белыми, под тонкой кожей просвечивали голубоватые ручейки вен. Рейн наклонился и положил ладонь на левую грудь. Неровное дыхание Арианны еще больше участилось.

Он отошел от постели, чтобы снять куртку и рубаху. Прохладный воздух приятно освежил голую грудь. Присев на сундук в ногах кровати, он по очереди стянул сапоги, потом встал и начал развязывать шнуровку, крепившую короткие подштанники к штанам. Шнурок запутался, затянулся узлом, и Рейн не удержался от громкого проклятия. Наконец ему удалось снять оставшуюся одежду. Он раздраженно отбросил ее подальше и повернулся к постели. Послышался приглушенный возглас. Арианна смотрела расширенными немигающими глазами на его восставшую плоть. Потом взгляд ее скользнул вверх по животу, по груди, и Рейн словно ощутил его волнующее прикосновение, как горячее влажное дуновение ветерка.