Спина которую гладили ее руки, стала скользкой от пота. Дыхание возле уха становилось все более громким и хриплым. Рейн выгибался все сильнее, толчки становились все чаще и резче. Наконец он отстранился, замер на мгновение, запрокинув голову, и буквально ворвался в нее снова. Всем телом Арианна ощутила его содрогания. Она раскрыла глаза в неосознанной потребности видеть... и увидела лицо, искаженное, словно в момент агонии.
— Арианна! Боже, Боже! Арианна!
Крик прозвучал так, как будто вырвался из сдавленного горла, словно Рейн хотел удержать его, но не смог. Зато она не сдалась, не уступила ему! Он взял ее тело, но не душу... не ее самое!
Тогда почему же она испытывала сейчас не гордость, а печаль?
Прошло немало времени, прежде чем Рейн пришел в себя. Он оставался поверх нее, одной ногой прижимая к постели ее бедра. Его широкая грудь ходила ходуном, с силой нажимая на ее груди.
Арианна чувствовала себя совершенно измученной, словно над ней потрудились вальки целой толпы прачек. Его плоть все еще была внутри у нее, и даже ее вялость и неподвижность были болезненны для Арианны. Однако когда Рейн попробовал отстраниться, она сжала ноги. Не понимая, почему именно, она все же не хотела, чтобы он оставил ее. Она чувствовала неприятную пустоту внутри. И печаль.
Они оставались в этой позе долгое время, молча, потом Рейн перекатился на бок, и выскользнул из нее.
— С каждым разом будет все легче, — сказал он, приподнимаясь на локте. — Постепенно ты совсем перестанешь бояться и даже начнешь испытывать удовольствие.
— Долг велит мне уступать вам, милорд, но и только. Супружеские обязанности не включают в себя чувство удовольствия.
— Проклятие! Не смей называть меня милордом, когда мы в постели!
Глаза Рейна сверкнули, отражая пламя свечи. Они казались плоскими и твердыми, словно были выкованы из серебра, но движение, которым он проследил линию ее рта, было удивительно нежным.
— Считается, что женщине легче зачать ребенка, если она испытывает удовольствие.
— Так это все, что тебя интересует? Наследник? ... Рейн наклонился ближе, так же легко коснувшись дыханием ее щеки, как и пальцами — ее волос.
— Нет, не все, — сказал он.
Теперь щеки коснулись губы, и Арианна ощутила внизу живота сладостное предвкушающее стеснение. Он собирался поцеловать ее, и она успела привыкнуть к этой ласке... нет, она начала жаждать ее, даже слишком! Она тихонько вздохнула, приоткрывая губы.
И тут она отстранилась. Рейн, казалось, оцепенел. Потом рука рванулась куда-то за голову Арианны, и подушка полетела на пол. Сердце не успело ударить и пары раз, когда лезвие кинжала прижалось к ее горлу — кинжала, который она спрятала под подушкой.
Кончик был острым, как игла, он только что не пронзил ей кожу. Ярость заставила глаза Рейна сузиться, рот сжался с такой силой, что превратился в прямую безжалостную линию. Теперь это вновь был тот самый человек, каким oн предстал Арианне впервые. В ее видении.
Она увидела, как сжались, белея, пальцы на рукоятка кинжала. Губы хищно растянулись, обнажая белизну зубов.
— Ты сказала «верь мне»!
Ни один из них не шевельнулся, даже звук дыхания умер в тишине комнаты. Взгляд продолжал впиваться в ее глаза. Он был холоден как лед, возможно даже холоднее.
Арианна сделала глотательное движение. Кончик лезвия больно уколол ее в шею.
— Трудно говорить, когда кинжал прижимается к горлу.
Рейн прорычал проклятие и бросил оружие через плечо. Кинжал воткнулся в спинку кровати и остался там, заметно подрагивая.
— Зачем ты опять сделала это? — Он грубо схватил Арианну между ног так, что она вскрикнула. — Может быть, боялась, что я снова засуну язык в твой горшочек с медом? — Теперь он ткнул внутрь нее пальцы, сразу несколько, резко и болезненно. — По-твоему, твой мед слишком изысканного вкуса, чтобы тратить его на какого-то ублюдка?
— Я не думала над тем, что именно ты станешь делать! Здесь полно нормандцев, и некому защитить меня, если вдруг тебе взбредет в голову наказать меня... наказать за то, что случилось вчера. Я не могла тебе позволить... ради своей чести я не могла позволить, чтобы ты опозорил меня... чтобы ты обращался со мной... обращался...
Слезы застлали глаза, и она умолкла, боясь, что они прольются.
— Ради чести, — повторил Рейн таким странным голосом, словно был по-настоящему изумлен.
Он смотрел на Арианну в упор непроницаемым взглядом, продолжая пугающе сжимать рот. Рука его так и оставалась между ее ног, а пальцы — внутри. Она чувствовала, как там горячо и как влажно. Рейн шевельнул пальцами. Арианна застонала, извиваясь, стараясь втянуть их еще глубже в себя.
Лицо его медленно и разительно изменилось. Знакомая жесткость (но не жестокость!) появилась на нем, скулы обострились, глаза потемнели и приняли жадное, голодное выражение. Он слегка потерся о ее груди — дразня, волнуя.
— Поцелуй меня! — вырвалось у Арианны, прежде чем она успела остановить себя.
— О, дьявольщина! — вскрикнул. Рейн и поцеловал ее.
***
Арианна проснулась внезапно. В спальне было прохладно, поэтому, садясь в постели, она до подбородка натянула меховое покрывало. Жаровня давно догорела, крохотное пламя свечи едва освещало помещение, заставляя тени на стенах тревожно шевелиться. Арианна прислушалась, стараясь понять, что же ее разбудило, но единственными звуками были шелест ветра в кронах вязов и мышиный шорох под полом.
Очевидно, ночь была в разгаре, утро еще не начинало и брезжить. Арианна повернулась узнать время: свеча прогорела больше чем наполовину, но три метки оставалось. До рассвета было далеко.
Они спали с раздвинутым до отказа пологом, так как Рейн не мог и ночью обойтись без свежего воздуха. Он был таким странным, ее муж, он ничего не делал так, как было принято, как была приучена сама Арианна. Он спал только с раздвинутым пологом и распахнутыми настежь ставнями и даже слышать не желал о ночном колпаке. Когда она попробовала его урезонить, говоря, что злые духи ночи могут проникнуть в окно и выкрасть его душу через макушку, он только рассмеялся. Он ответил, что нет духа, достаточно злого, чтобы он справился с Черным Драконом. Возможно, он был прав...
Свеча потухла как раз в тот момент, когда Арианна думала о злых духах, поэтому она едва удержалась от крика.
Потом, ощутив на плечах дуновение сквозняка, она усмехнулась своей наивной вере во всякую чепуху.
Однако улыбка померкла на губах, когда спальню заполнила музыка.
Как и всякий ребенок-кимреянин, Арианна была вскормлена музыкой лиры, как материнским молоком, вот только эту музыку никак не могла извлекать из инструмента человеческая рука. Звучные аккорды, напоминающие отдаленный перезвон колоколов, взмывали, нарастали и опадали волной, рассыпаясь водопадом хрустального звона. Мелодия была чистой, как вода горного ключа, как пластинка первого льда над озерным мелководьем. Она была такой отточенной и изящной, что казалась почти видимой.
И Арианна увидела музыку. Трехцветные ленты: синяя, фиолетовая и пурпурная — взметнулись перед ней в воздух. Мерцающая, дрожащая радуга, хрупкая на ощупь, сплеталась и трепетала, словно невидимые руки ткали из нее прекрасный гобелен мелодии. Рождаясь, эта волшебная ткань обвивала Арианну, касалась кожи ласково, как руки любовника. Она чувствовала себя полностью открытой для музыки, словно ее разом и нежили, и брали силой.
Она простерла руки, чтобы коснуться красок звука, и достигла их, но пальцы прошли насквозь, как бы погрузившись в переливающийся туман. Цвета продолжали меняться, сплетаться в ткань и рассыпаться снова. Слезы навернулись Арианне на глаза, потому что музыка была прекрасна до боли.
Невидимый бард трогал струны неспешно, меланхолически, создавая невыразимо печальные созвучия. Перезвон затих, звуки растаяли предостерегающим шепотом. Ленты сапфирово-синего тумана еще мгновение были видны Арианне, потом рассеялись и они, словно сам призрак умершей музыки.
— Талиазин?.. — робко прошептала Арианна, не ожидая ответа, потому что музыка шла не из-за двери и даже не из какого-то угла комнаты. Она рождалась там, откуда приходили видения: извне, где не было ни пространства, ни времени. Кто-то мог играть эту мелодию сотни лет назад... или ей еще предстояло родиться столетия спустя.
А потом, когда Арианна уже была уверена, что музыка навсегда вернулась туда, где родилась, прекрасный голос запел: